Снежить

В эпицентр событий выдвинулись дружной и несокрушимой командой. Вот только двигаться приходилось «против течения». Посетители «Тоски» не желали воевать и спешили эвакуироваться от греха подальше. А битва тем временем разгоралась.

Веселов насчитал шесть участников, это если не принимать во внимание одного притихшего, свернувшегося клубочком под столом. Стенка на стенку, гопота против мажоров. Мажоров двое, гопоты, стало быть, четверо. Дрались все не на жизнь, а на смерть, потому что были то ли пьяны, то ли под какой-то дурью. Это уже Чернов мог бы сказать точнее, а Веселов в тонкости не вникал. Но молодняк – что гопота, что мажоры – был борзый и безбашенный, морды друг другу поразбивали уже до кровавой юшки. А у одного лысого и татуированного Веселов приметил кастет. Плохо дело…

– Жертва, хреново у тебя с фейсконтролем, – сказал Гальяно, половчее перехватывая бутылку. – Понапускали всяких…

На фейсконтроле должен был стоять все тот же отсутствующий по причине болезни маменьки Малыш, потому, видать, вот эти и просочились.

– Попробуем сначала договориться, – сказал Гальяно, а потом заорал во все горло: – Эй, ребятушки! А не пошли бы вы махаться на улицу! Здесь, между прочим, уважаемые люди отдыхают!

Ребятушки – все разом – замерли, ошалелыми, совершенно дикими глазами уставились на Гальяно. Препараты – подумал Веселов мрачно. Определенно, какая-то хрень.

– У тебя тут кто-то дурь толкает, – сказал он и неодобрительно посмотрел на Жертву.

Жертва посерел лицом, отчаянно замотал головой:

– Никогда такого не было.

– Никогда такого не было и вот опять…

– Ты что-то вякнул, дядя? – ласково и одновременно угрожающе спросил гопник с кастетом.

– Дядя?.. – Гальяно перевел обиженный взгляд с гопника на них с Черновым. – Всего-то третий десяток разменял.

Веселов сочувственно покивал. Так и есть, всего третий десяток, а уже дядя. Хорошо хоть, что не дед.

– Я полицию вызвал! – Тихий голос Жертвы сорвался на фальцет. – Уходите по-хорошему!

Ответом на их вполне мирное и логичное предложение стал забористый мат, а потом в Гальяно полетела бутылка пива. От бутылки Гальяно увернулся с небывалой для тридцатилетнего дяди ловкостью, и она разбилась о стойку.

– Ну, мы вас предупредили, – прорычал Гальяно и ринулся в бой.

Остальные ринулись следом. Девицы снова завизжали. На сей раз, кажется, от восторга. Мажоры и гопники взвыли и объединились против «дядь». Вот оно как бывает…

Их четверка орудовала молча и слаженно. Чернов отвешивал направо и налево тумаки и затрещины. Жертва грозно махал невесть откуда взявшейся бейсбольной битой, Гальяно не без удовольствия разбил бутылку о лоб гопника с кастетом. Веселову достался противник без кастета, но зато с ножиком. Действовать пришлось осторожно, чтобы не сломать отморозку руку. Хотя, сказать по правде, сломать очень хотелось.

Мажоры тоже не унывали и не отставали. Были бы в здравом уме, а не под дурью, давно бы воспользовались ситуацией и сделали ноги. Но наркотики не щадят никого. Этот молодой и патлатый, с волосами, словно припорошенными пеплом, в драных джинсах и в футболке с логотипом «Металлики» сошел бы за нормального студента или даже айтишника-джуниора, если бы не глаза. Какого они были цвета, Веселов не мог разглядеть отчасти из-за скудного освещения, отчасти из-за огромных, на всю радужку, зрачков. Взгляд у парня был совершенно дикий, волчий. Он не рычал и не визжал, в отличие от братьев по разуму, двигался молча и быстро, с механической точностью и скоростью. Словно бы его мышцами управляли не нервные импульсы, исходящие из мозга, а кто-то со стороны. Подумалось, что дурью эти ребятушки закинулись какой-то особенной, забористой. По крайней мере, вот этот патлатый, похожий на молодого волка, мажор. Зря, кстати, подумалось. Потому что в сложившейся ситуации нужно было не думать, а действовать. Потому что тому, кто долго думает, прилетает первому. Веселову прилетело. Прямо в челюсть. От этого самого молодого волка… От Волчка хренова!!!

Удар у паршивца оказался крепкий, несмотря на дурь. Или благодаря дури? Челюсть сначала заныла, а потом онемела. Хоть бы не было перелома, а то накроется путешествие на севера, придется ложиться в больничку Чернова на полный пансион. Чернов, который левой рукой держал за шкирку обмякшего мажора, а второй зарядил в скулу гопнику, словно услышал мысли друга, глянул вопросительно.

– Все в порядке, – прорычал Веселов. – Дядя только разберется с мальчиком…

Он не дрался уже давно: со студенческих лет, считай, не дрался. Да и в студенчестве предпочитал решать конфликты мирным путем, но сейчас мирным путем не получалось. Сейчас все дикое и первобытное в нем требовало крови.

Удар пришелся мажору под дых. Обычно после такого удара оппонент аккуратно складывается пополам и ползком покидает поле боя. Но этот упертый и упоротый даже не ойкнул, только глаза на его бледном лице стали еще чернее, только губы растянулись в улыбке, больше похожей на оскал. Он двинул на Веселова с настойчивостью бульдозера: худой, жилистый, мажористый. Какой-то нынче боевитый мажор пошел, новая генерация…

Веселову не хотелось устраивать избиение младенцев, но если младенец настаивает и прет буром, можно списать собственную ярость на вынужденную самооборону. Тем более врезать мажору хотелось так, что аж кулаки зачесались.

Он и врезал. Сначала в челюсть, потом снова под дых и третьим разом добрым часом в область селезенки. На сей раз не сильно, чтобы не случилось непоправимого и теперь уже мажор не стал клиентом Чернова. А мажор все пер и пер, будто не чувствовал боли. Чистый зомби! Даже жутко как-то… И бить такого уже не хочется, потому что ненароком можно зашибить насмерть, а уклоняться как-то не комильфо.

Их противостоянию положила конец бейсбольная бита. Она с гулким стуком встретилась с затылком зомби. На мгновение Веселову показалось, что зомби такая фигня не остановит и придется по законам жанра отпиливать ему башку, но мажор замер, моргнул. Взгляд его из бездумно-черного на мгновение сделался по-человечески удивленным, и он начал медленно заваливаться вперед, прямо на Веселова. Веселов сделал шаг назад, с благодарностью посмотрел на Жертву.

– Чем мог, – сказал Жертва с достоинством. – Ты, я смотрю, уж больно жалостливый.

– Я не жалостливый, я этого звереныша убить боялся…

А звереныш с приглушенным стуком рухнул на залитый пивом и еще какой-то фигней пол и больше не шевелился. Довоевался чокнутый зомби…

Кстати, бой закончился. И мажоры, и гопники аккуратным рядком лежали на полу. Девицы больше не визжали, одна из них с восторгом поглядывала на Гальяно. Может, узнала? Или такие зависают только в «Инстаграме», а «Ютьюбом» пользоваться не умеют?

Гальяно же с тоской разглядывал свою некогда белоснежную, а сейчас заляпанную чем-то красным рубашку. Веселов надеялся, что это все-таки вино, а не кровь.

Чернов с задумчивым видом осматривал пострадавших. Все-таки он был врачом и давал какие-то там клятвы. Судя по всему, опасения у него вызвал только волчок-отморозок.

– Сотрясение будет – сто процентов, – сказал он, оттягивая вверх веко волчка. – И УЗИ внутренних органов сделать не помешало бы. На всякий случай. – Он бросил быстрый взгляд на Веселова, сказал с легким укором: – Ты месил его не по-детски, Димон.

– Так и он пер не по-детски. – Веселов присел на корточки рядом с Черновым, заглянул в лицо поверженному противнику.

Лицо было спокойным, если не сказать, расслабленным. Пацан, самый обыкновенный пацан. Годков так двадцати. Казался бы обыкновенным, если бы не вот эта дикая, звериная какая-то упертость и упоротость. Белая, лишенная даже намека на румянец кожа. Волос длинный, почти такой же, как у Гальяно, странно-серого, почти седого цвета, ресницы черные, словно подкрашенные тушью. А может, и подведенные, кто их знает, этих обдолбанных мажоров! Под глазами синие круги, как от долгой, хронической бессонницы, на левой скуле наливается фингал, подбитый глаз скоро заплывет и закроется на пару деньков. Впрочем, собственный веселовский глаз тоже скоро заплывет. Уже начинает…

– Звони в полицию, – сказал Чернов, обращаясь к Жертве.

Жертва старательно вытирал полотенцем биту. Уничтожал улики? Вид у него был одновременно пришибленный и возбужденный.


– Уже, – сказал он, тяжело вздохнул и спросил: – А вы намерены полицию дождаться?

– Мы намерены, – заверил его Чернов, выпрямляясь в полный рост.

– Рубашку мне Лена в Милане покупала. – Гальяно с тоской смотрел на свое залитое вином пузо. – Это ж ей теперь каюк, рубашечке моей?

– Совсем не каюк! – Девица, самая шустрая и бойкая, отлипла от стены, к которой жалась во время побоища, шагнула к Гальяно и осторожно, словно боясь обжечься, положила ладонь ему на грудь. – Надо солью засыпать. Соль должна помочь. – Во взгляде ее уже зарождалось обожание. Гальяно вздохнул, посмотрел на Жертву.

– Соль есть, – сказал тот. – Сейчас принесу.

А девица уже тащила с Гальяно рубашку. Вот такая скорость сближения. Можно только позавидовать гальяновской харизме.

– Вы же берсерки? – произнесла она не то вопросительно, не то утвердительно. – Я на вас подписана! – добавила восторженно. – Я им сразу сказала, что это вы, а они не поверили.

– Им – это кому? – Гальяно раздевался не то чтобы с радостью, но и без особого смущения. Наверное, не терял надежды спасти подаренную женой рубашку.

– Им. – Девица кивнула в сторону мажоров. Чернов предусмотрительно рассортировал молодняк по классовой принадлежности. – Я с Ником пришла. Думала, он меня в приличное какое место отведет, а он сюда…

– У меня заведение экстра-класса! – На бледных щеках Жертвы вспыхнул яркий румянец негодования, но девица, кажется, его даже не услышала, она ощупывала рельефный торс Гальяно, словно искала на нем боевые раны.

Гальяно поймал насмешливый взгляд Веселова, воздел очи к потолку.

– А Ник у нас кто? – спросил он, мягко, но решительно отстыковавшись от девицы.

– Он. – Девица обиженно надула и без того выпяченные губы. Интересно, свои или тюнинг? Надо будет у Чернова спросить, он как-никак врач, должен разбираться. – Вот он! – Девица махнула рукой в сторону волчка. – Мы только сегодня познакомились.

Только познакомились и сразу по злачным местам… Вот молодежь пошла…

– А вы его чуть не убили! – Она с укором посмотрела на Веселова. – Я видела, как вы его…

– А как он меня? – ласково спросил Веселов. – А как он дурью закидывался и водкой зашлифовывал, вы видели, милая барышня? Или вы вместе с ним?

– Да вы что?! – Она отшатнулась, словно от пощечины. – Я не по этой части! Я пила только мартини!

– В моем заведении не подают этот богомерзкий напиток, – сказал Жертва мстительно.

– Зато дурь подают!

А девице палец в рот не клади. Вот оно – поколение «некст».

– Выясним, – пообещал Жертва и заиграл желваками. Хозяина заведения можно было понять, разборок с полицией никому не хочется.

А полицейские – легки на помине! – явились неожиданно быстро. И завертелось! В какой-то момент Веселов серьезно пожалел, что вмешался. Слишком много всякой волокиты, слишком много неудобных вопросов. Но не бросать же Жертву в беде! Пришлось отвечать на вопросы, подписывать какие-то протоколы, оставлять контакты для связи.

Домой Веселов вернулся только под утро, посмотрел на себя в зеркало, чертыхнулся и завалился спать. Утро вечера мудренее. Утром можно будет поискать информацию о загадочном северном городе Хивусе.





Чернов




Все завертелось как-то неожиданно быстро. Гальяно позвонил вечером тридцать первого декабря. Чернов с Темычем как раз закончили украшать посаженную еще по весне елку. На елке настояла Нина, чтобы была вот именно для таких торжественных случаев и для атмосферы. Трехметровую и лохматую елку притащили в огромной кадке, высаживали с танцами и бубнами, велели следить, холить и лелеять. Хотя бы первый год, пока не приживется. А когда следить, если в доме у Темной воды они наскоками: летом да по таким вот праздникам? Елке пришлось расти самой, на лес глядя. И ничего, как-то выжила! Гирлянду привезли с собой, гирлянду и еще какой-то разноцветной мишуры. Чернов не вникал. Уютом и всем сопряженным с этим занималась Нина, он работал добытчиком, опорой и каменной стеной. Такой расклад устраивал всех заинтересованных лиц.

К вечеру мороз усилился, и на еловых лапах заискрился иней. Чернов включил гирлянду и отошел в сторону, любуясь сотворенной красотой. Получилось ничего так, вполне уютненько, а главное – симметрично. На симметрии особенно настаивала Нина. Вот в этот хрупкий момент созерцания и запиликал мобильный.

– С наступающим! – гаркнул Гальяно в трубку. – Уже за праздничным столом?

– Скоро. – Чернов пощелкал пультом, и огоньки на елке истерично замигали.

– Вот и мы скоро. Ленка с Гальянычем вам привет передают.

– И мы! И вам! – Чернов покивал, снова щелкнул пультом, прекращая мигание. – Приехали бы лучше лично поздравили. – Он зазывал к себе в гости Гальяно с семейством уже года два как, но все никак не получалось состыковаться.

– Готов? – спросил Гальяно, понизив голос почти до шепота.

– А уже пора? – так же шепотом спросил Чернов.

– Ну, неделя у нас на все про все. Восьмого января вылетаем. Успеешь управиться?

Конечно, он успеет. Он уже на всякий случай управился: всех проинструктировал, распределил обязанности, раздал цеу, даже Нине с Темычем сообщил о своем намерении сгонять на севера. Нину эта идея не воодушевила. Оно и понятно – экстрим и все такое! Но отговаривать она не стала, только спросила, обязательно ли ему ввязываться в эту авантюру. Чернов сказал, обязательно, потому что он врач, и, случись что, вся надежда будет только на него. А Темыч тут же возжелал ехать на севера вместе с Черновым. Пришлось отговаривать, уговаривать и обещать другую экспедицию. Но, как бы то ни было, все утряслось. Он подготовился к экспедиции и, сказать по правде, вот этого звонка Гальяно ждал с нетерпением.