Смутные времена Лепрозория

— Благодарю, госпожа Ясинэ, — он снова поклонился ей и вернулся к своим делам.

И даже про оружие не напомнил. И про кучу проигнорированных собраний не уточнил.

Войдя в зал, Ясинэ застала шисаи за бурным обсуждением места Верховного шисаи. Одни призывали следовать воле Сакерда, другие хотели просить совета самого Самсавеила, третьи вспоминали старые традиции выбирать Верховного шисаи боем. И почему-то последние искренне считали, что драться придется Ясинэ, отстаивая свое занять место Сакерда.

Среди гомона и ругани единственным островком спокойствия был молодой кот, сидящий возле лиловой подушки в самом центре зала. Он с грустью смотрел на всеобщую ругань, как будто пребывая в своих собственных мыслях далеко отсюда.

Ясинэ отпустила дверь, и та хлопнула за ее спиной.

Все тут же замолчали, как по команде, и уставились на нее во все глаза.

— Кого оставил своим преемником Сакерд? — ее резкий голос разлетелся эхом.

Молодой человек у подушки поднял руку.

Кивнув, Ясинэ подошла к нему и остановилась в полуметре. Сняла с бедра спаренные ножны с ритуальными ножами и отдала прямо в руки. Села на колени, взяла с подушки нож Верховного шисаи и протянула преемнику Сакерда.

— Я, глава одиннадцатого храма Самсавеила, клянусь, — начала она в повисшей тишине, — принимать вас как единственного Верховного шисаи, служить тем целям, которые вы выберете, следовать тем путям, которые вы укажете, всячески помогать любым вашим начинаниям и устремлениям в соответствии с волей нашего бога Самсавеила.

Закончив клятву, Ясинэ замолчала, ожидая ответа кота, но тот ошарашенно смотрел на нее во все глаза. И как будто не был способен проронить и слова.

Ясинэ вздохнула и продолжила:

— Принимаете ли вы мою клятву и обязуетесь ли вести меня по тем целям, что избрал для вас Самсавеил, беречь мои жизни и жизни моих младших шисаи и куно, помогать и содействовать, благословлять и обучать всему опыту, всей мудрости, что доступна вам?

— Клянусь, — замешкавшись, кот протянул руку к Ясинэ, и та вложила в нее обе ладони. Верховный шисаи рассек их одним уверенным взмахом.

Он вложил в окровавленные руки ритуальный ножи Ясинэ и коротко поклонился ей. Она же поклонилась в пол, держа ритуальный подарок в вытянутых руках.

Когда он вытер свой нож о полы кимоно и вложил в ножны, она подняла голову.

— Благодарю, господин Верховный шисаи. Благословите ли вы меня отдать дань личному горю у часов господина Сакерда?

— Благословляю, — кивнул он.

Ясинэ поклонилась снова и под звенящую тишину медленно встала, подвязала ритуальные ножи к оби и покинула зал.



***

На кладбище кошек Ясинэ остановилась у самой последней статуи — прошлого императора — в поисках новых часов.

Всех шисаи всегда хоронили в их же храмах, но Верховных шисаи — на особом кладбище вместе с другими «важными» людьми, особенными для империи. Как будто превознесение их, а на деле — втаптывание в грязь. Каждый шисаи, умирая, занимал свою маленькую усыпальницу в храме Самсавеила, при котором служил. Он или она оставались там кристальными статуями со своими личными вещами, оружием, доспехами и просто всем тем, что захотел забрать с собой. Это была маленькая комната в память о нем, и любой мог прийти туда в поисках уединения, для медитации или молитвы. А Верховные шисаи оставались здесь. Без места, без памяти. Их вещи переходили к другому Верховному шисаи, а сами они, хоть и управляли тремя десятками шисаи, оставались позабыты.

Ясинэ взяла с полки часы бывшего учителя и повертела в руке. Просто часы — вот и все, что осталось от Сакерда. Будто его не было как личности, ведь абсолютно все его вещи будут либо использованы новым шисаи, либо уничтожены, либо позабыты. Был. И не было. Все, кем он был, осталось лишь в памяти. А это слишком временная штука, чтобы на нее полагаться.

Кроме Верховного шисаи бывали на этом кладбище и другие шисаи. Те, чье имя было на слуху столетиями, личности, которых знали не только сами кошки, но и остальные люди в империи. Легенды, отмеченные благословением императора и его особым расположением. Наверняка однажды здесь окажется Верховный Магистр. Возможно однажды они захотят видеть здесь и ее.

— Хайме, — позвала Ясинэ, чувствуя тигра рядом по запаху.

Он почти сразу вышел к ней навстречу. Обогнул ее и сел у ног, слушая.

— Обещай мне, что ты не отдашь мое тело и сердце империи. После смерти оставь меня в моем храме с моими обычными доспехами и обычным оружием. Я не хочу отдавать свое тело этому кладбищу, мне здесь не место…

Взрослый тигр, сидящий у ног, едва заметно кивнул.

Ясинэ вернула часы на место:

— А вы, господин Сакерд, позаботились бы о своем ученике до своей смерти… Они все будут пытаться сожрать его заживо. Надеюсь, мальчишка справится, — вздохнула она и покачала головой. — Впрочем, вы могли оставить его с этим разбираться в качестве обучения. Очень на вас похоже.



***

Жизнь продолжалась. Без Сакерда, без хамелеонов, без Евы. Странная жизнь. Она будто очень медленно лилась, как густой мед. И лилась при этом мимо.

Все проходило мимо Ясинэ. Смена императора, его брак, рождение его детей. Взросление Верховного шисаи и его становление. Расширение Имагинем Деи. Все утекало, будто избегая ее.

Новые молодые шисаи одиннадцатого храма учились, совершенствовались под опекой Ясинэ, помогали учить куно и конэко и рассказывали ей обо всем, что происходило в империи.

Они говорили о том, что Верховный Магистр создает птиц. О том, что у императора родилась двойня, о том, что демонова кошка — императорская дочка — сбежала. О том, что другие храмы приняли «найденные» артефакты Евы от Ясинэ и оставили их в своих храмах — по копью. А деревня тигров приняла в дар доспехи и по просьбе Ясинэ расположила их в клановом склепе.


Они рассказывали все, что знали, и Ясинэ слушала это как нечто далекое от нее. Нечто из совсем иной жизни, возвращаться в которую не хотелось, но долг обязывал знать.

Хайме вырос. Возмужал, совладал со своими силами шисаи. Он был похож на Кайла лишь настолько, чтобы это не травило душу. И его обучение было одним из самых легких — он схватывал на лету. Более того — он мог учиться самостоятельно, и при том весьма успешно.

И Ясинэ, повинуясь внутреннему зову, просто жила.

Перечитывала книги Самсавеила, обучая одного только сына по ним. Самолично шила новые кимоно, заказывая самые роскошные ткани у паучьих ткачих. Ухаживала за ядовитым садом, совершенствовала яды, которые потом использовали куно и закупали другие шисаи. Постоянно курила собственноручно выращенный табак. И танцевала, наслаждаясь музыкой и покоем своего господства в храме.

Вот бы всегда была так просто и хорошо… Вот бы не помнить, не вспоминать, не знать… Забыть. Сакерда и его взгляд свысока — интересно, а перед смертью он вспомнил про нее, понял ли, что был излишне холоден и лицемерен? Кайла — а он хоть раз пожалел обо всем, ведь говорят, он больше никого так и не полюбил? Еву…

Забыть свои ошибки, свою трусость и слабость, забыть свои обещания и клятвы. Забыть ее предсказания.

Все свои жизни Ясинэ сменила в тишине и покое, как и обещала Ева. Оставалась только последняя…

Куно прервали танец и медленно разошлись по краям дорожки. Ясинэ остановилась вслед за ними и повернулась к воротам.

Там, спрятав раненую лапу, стояла девчонка. Тощая, грязная с дороги, вымотанная. Едва дышала, дрожа, как осиновый лист. Уши к голове прижала, колотящийся хвост меж угловатых колен стиснула.

Как побитый котенок. Побитый судьбой, голодом и отчаянием.

— Кто ты? — спросила Ясинэ.

И девушка, сжавшись еще сильнее, принялась себя оглядывать, будто первый раз видела. Порванное льняное кимоно, хлопковые бинты… грязное тело, слипшиеся черные космы… когда-то бывшие белыми раненые лапы и такого же непонятного цвета хвост — с кисточкой.

— Химари, — поникнув, пробормотала белая львица.



***

Ясинэ вошла без стука. Медленно выдохнула терпкий дым через нос и огляделась.

За прошедшие годы лаборатории Имагинем Деи только расширились, поглотив собой две трети подземелий. С новым Верховным шисаи это стало проще простого. Вот только в новых «апартаментах» все так же ночами господствовал один лишь Кайл.

Услышав, как щелкнула дверь, захлопываясь, он обернулся.

— Привет… — удивленно вскинул брови и, спохватившись, поклонился в пояс. — Доброго дня, госпожа Ясинэ!

— Сейчас ночь, Кайл, — хмыкнула Ясинэ и снова втянула дым через покусанный мундштук.

Верховный магистр поводил головой, будто в поисках окна и, разумеется, не найдя его, пожал плечами:

— Поверю вам на слово, госпожа Ясинэ, — он вернулся к столу и закрыл рабочий дневник, вложив стеклянную палочку вместо закладки. — Могу ли я спросить, что вас привело ко мне?

— Смерть.

Кайл вздрогнул и взглянул на Ясинэ через плечо:

— Моя?

Ясинэ широко улыбнулась:

— Моя. Я чувствую приближение собственной смерти, Кайл. И пришла попрощаться.

— Ты с ума сошла? — всплеснул он руками. Все тот же Кайл, что и раньше. С той же интонацией, с теми же знакомыми нотками, будто ничего не было. — У меня огромный штат врачей, я не дам тебе сдохнуть, как псине, от какого-нибудь дурацкого недуга, я…

Ясинэ прервала его жестом:

— Это последняя жизнь. И я не хочу продлевать это свое существование.

Кайл замолчал, отвернулся.

— А тебе… тебе не страшно?

— Мне страшно в следующей жизни начинать все сначала. А умирать — нет, — Ясинэ затянулась табаком и медленно выдохнула через почти сомкнутые губы.

— И ты ни о чем не жалеешь? — он с какой-то надеждой взглянул на нее.

— Нет.

— Ясно, — вздохнул Кайл и присел на край стола. Открыл было рот, но тут же крепко сжал губы.

— Как там твои исследования? — дабы разрядить обстановку, спросила Ясинэ. Поговаривали, что у него так и не получаются птицы…

И Кайл встрепенулся, будто ожил: