Смутные времена Лепрозория

— У тебя вообще есть совесть?! — рявнула Ясинэ.

Кайл рассмеялся.

— Я отроду бессердечен. Давай не будем начинать, — тряхнув волосами, он снова придвинул стул к столу. — Подожди буквально час, и я отведу тебя к моему другу.

— Мне не нравится твой тон.

— А мне не нравится третий лишний в наших отношениях. И я разумно предлагаю тебе решить эту проблему так, чтобы этого никто не узнал.

Ясинэ поправила сползающего паука. Не сейчас!

— А извинения будут вообще?

Кайл отодвинул от себя бумаги.

— А почему я должен извиняться? Препарат был экспериментальным, мне нужно было его на ком-то испробовать. Придется искать что-то новое, — пожал он плечами. — Неудачный опыт.

Ясинэ судорожно хлебнула воздух, не зная, что ответить.

— Это же не яд какой-то, ты не умерла. Да и умерла бы — жизни в запасе есть.

— Но, — Ясинэ поперхнулась словами и с силой сжала ткань кимоно, чтобы унять дрожь в руках.

— Что «но»? Цинично? Честно.

Ясинэ облизнула вмиг пересохшие губы, сильно зажмурилась и вновь распахнула глаза.

Но нет. Ничего не изменилось.

Перед ней сидел совершенно незнакомый мужчина. Чужой человек. И в его глазах цвета льда отражалась сама Ясинэ — подопытная кошка. И пускай от его ошибки ей придется носить под сердцем котенка. И пускай от его решения ей придется долго восстанавливаться. В любом из вариантов — придется зализывать раны и восстанавливать здоровье, организм уже не принимает котенка. Пускай. Это просто неудачный эксперимент, не более. А она — просто кошка, на которой можно ставить эксперименты. Не более.

— А можно я тоже буду честной? — тихо спросила она, вытаскивая из прически любимую заколку.

Кайл удивленно вскинул брови.

С резким щелчком заколка сложилась, выкинув острое лезвие ножа.

— Только один вопрос. Ты любишь меня, Кайл? — прошептала она, сглатывая подступивший к горлу ком.

Нет, его решение было одним из тех, которые она рассматривала. Да, она была готова к его предложению. Но и в отражении его глаз она ожидала увидеть любимую себя. Ту, чье здоровье и состояние ему не безразлично. А оказалось всего лишь… как он сказал?.. неудачный опыт.

Сила — это боль. Черпай до дна.

— Забыла — ты же бессердечен, — криво улыбнулась она.

— Ясинэ, — Кайл привстал было с кресла, ошарашенно таращась на нее. Но Ясинэ толкнула его обратно.

— Это легко сделать реальностью.

Короткий взмах руки, и тяжелый груз шенбяо полоснул его по щеке. А следом над ключицей до кости вошло лезвие заколки.

Кайл вскрикнул от неожиданности, а следом — от боли. Сдавленно, как только позволила рассеченная трахея. Ясинэ полоснула снова — и заколка, объятая лиловым пламенем, как в масло вошла в горло, рассекая его.

Ясинэ спихнула Кайла на пол. И тот рухнул уже бездыханным телом, кровь торопливо поползла по полу.

Бросив и заколку, и шенбяо, Ясинэ склонилась над ним. Села рядом, перевернула на спину.

— Бессердечный он, — взрыкнула она, выпуская тигриные когти. — Давай не будем начинать, — прошипела она, разрывая когтями форму и лохмотья кожи и мяса.

Нырнула рукой в теплое месиво под ребрами и, нащупав мешочек с сердцем, рванула на себя.

Оно больше не билось. Только пыталось сокращаться, в бессмысленных потугах толкая кровь. Было бы что толкать.

Едва не выронив сердце скользкими от крови руками, Ясинэ впилась в него зубами и жадно откусила. Теплое упругое мясо брызнуло кровью, заливая собой лицо Ясинэ — теперь в алом она была вся. Но она продолжала отгрызать от него маленькие кусочки, будто желая насытиться мясом, напиться свежей кровью. Сердце хлюпало, выскальзывало из рук, дергалось, связанное артериями с телом.

Раздался короткий стук в дверь, и на пороге показалась ассистентка Кайла. Увидев Ясинэ, доедающую сердце, она завизжала и бросилась прочь.

— Какие мы нежные, — усмехнулась Ясинэ.

Медленно встала, забрала шенбяо и заколку. Вытерла руки о насквозь промокшее платье, хотя от этого ничего не изменилось. Смахнула капли крови с носа и подбородка, облизнула солоноватые губы.

— Неудачный опыт.


И исчезла в темноте подземных коридоров.



***

Мари умерла тихо и спокойно. Не проснулась.

Ее тело по традиции шисаи Сакерд обратил в кристальную статую, а куно оставили в усыпальнице вместе с памятными вещами — любимыми веерами, катаной, доспехами.

Шисаи в одиннадцатом храме Самсавеила осталось только две. И одной из них предстояло занять место главы.

Ясинэ лежала на холодном полу арсенала, стискивая в руках ремни нагрудника. Он на ней перестал сходиться уже неделю как.

Голова гудела, пульсировала. Самым разумным было бы пустить немного крови. Тогда и сердце перестанет колотиться так яростно, и боль уменьшится. Но это — потом, после показательного боя с Верховным шисаи. И кто только придумал, что главы храмов должны перед назначением махать мечами с ним в бою. Как будто нельзя было просто назначить новую и уйти. А вторая шисаи, как назло, просто отказалась — «Я слишком стара, ваше преосвятейшество». Замурчательно просто, окуметь можно.

Собравшись с силами, Ясинэ села. Порыскала взглядом в поисках бо. Пощелкала горячими пальцами — белесые татуировки на предплечье вспыхнули, и с руки полилась вода.

Ясинэ умылась. Забрала бо, поправила форму и пересадила паука с волос на полку с оружием — явно более надежное место.

Тело предательски содрогнулось, желудок сжало спазмом и тут же отпустило. Ясинэ благодарно выдохнула и погладила рукой живот. Давай не сейчас, совсем не время.

Возможно, стоило согласиться на предложение Кайла, но это бы означало, что он прав, и что это совершенно нормально. Нормально — считать ее лишь способом проверить свои теории и открытия. Нормально — видеть вокруг лишь опыт, удачный или не очень, игнорируя последствия. Нормально — считать это нормальным.

И Ясинэ решила сделать ровно наоборот. В конце концов, родится котенок, и ее можно будет оставить в храме — куно или следующей шисаи, как знать. А тяжелая беременность — ничто по сравнению с тем, как болело разбитое сердце Ясинэ.

Пора.

Выйдя в подземную залу, Ясинэ застала Сакерда, очерчивающего посохом поле в главном зале храма. Ряды статуй тянулись от входных дверей до других, ведущих в усыпальницы, и они не должны были пострадать.

Ясинэ прошла в центр круга, и Сакерд замкнул его — лиловое пламя тут же заискрило по периметру. Без разрешения Сакерда покинуть круг не получится.

Сакерд встал напротив нее и коротко кивнул, Ясинэ поклонилась в пояс. Он перехватил удобнее посох, она — вынула клинок бо. Он обвел ее взглядом с головы до ног, она — вдохнула и выдохнула, успокаиваясь.

Он мог просто щелкнуть пальцами, и она бы задохнулась. Она могла бы просто отравить его, и он бы умер в муках. Но ведь это был показательный бой.

Показательный…

Чтобы показать что?..

Кому?..

Они скрестили клинок и посох, обменялись парой ударов, будто на публику. Обошли друг друга. Снова сошлись, будто для простой отработки ударов. И разбежались.

Сакерд провернул посох в руке, и тот засиял священным огнем, Ясинэ взмахнула рукой, и с пальцев закапала лиловая вода.

И следом хребет пронзило болью. Ясинэ упала на четвереньки, будто подкошенная. Тело дрожало, пальцы выпустили бо, не сумев удержать.

Сакерд, готовый было атаковать, остановился и усмехнулся:

— Глупая наивная тигрица. Что и требовалось доказать. Неужели ты не понимаешь своим беременным мозгом, что ты не шисаи отныне? Не воин, не боец, не жрица. Ты — мишень!

Ясинэ подняла на него глаза, и тут же опустила голову — виски пульсировали невыносимо.

— Начинка не для часов даже, — продолжал Сакерд, — а для соснового гроба!

Сжав в пальцах низ нагрудника, Ясинэ попыталась было совладать с собой. Но тело отказывалось слушаться, содрогаясь от собственного бессилия.

— Ты ничтожна, слаба, бесполезна, — Верховный шисаи обошел ее кругом. — Ты — развалина, блюющая под кустом и сжимающая свое разбухшее пузо. И хуже того — ты моя конэко! Моя!

Его голос звенел в каменных сводах, множась тысячекратно. Хотелось закрыть уши руками — слишком громко, слишком больно.

Ясинэ зарычала, дернулась, чтобы встать, и ее вывернуло под руки.

Сакерд остановился напротив, брезгливо поморщился.

— Ты — обуза для меня, — тихо сказал он. — Шисаи, которую я вынужден защищать, чей жалкий выбор я вынужден признавать.

— Не мучайтесь, Сакерд, — просипела Ясинэ, вытирая омерзительно горькие от желудочного сока губы. — Не надо меня защищать. Как шисаи я любому фору дам. На такую дохлятину никто и не подумает, но убивать я не разучилась.

Сакерд скривил губы:

— Я так и вижу, как ты заносишь нож над спящим хамелеоном, и падаешь рядом, попутно корчась от рвоты и боли… Да тебя ребенок прикончить может. И я должен этот твой выбор защищать?!

Он хмыкнул: