Смерть лицедея
Часть 44 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Дело-то ведь закрыто.
— Да, да. То, как вы проводите свободное время, — ваше личное дело.
Трой продолжал пребывать в нерешительности, и старший инспектор добавил:
— Если вы ждете одобрения, то стойте тут, пока у вас маргаритки не вырастут из задницы.
— Тогда спокойной ночи, сэр.
— Спокойной ночи, сержант.
Когда дверца захлопнулась, Барнаби сказал:
— Передавайте привет Морин.
Ему вспомнилась одна бродвейская песенка, при мысли о которой ему вспоминался театр как таковой, при мысли о котором ему вспоминался театр Лэтимера, при мысли о котором ему вспоминался Гарольд, о котором он старался не вспоминать, и это у него вполне получалось, особенно когда выдавался занятой день. «В конце концов, — повторял он себе раз за разом, — арестован очередной преступник, вот и все». Слегка необычно было то, что этого преступника он знал. А когда Гарольд понял, что crème de la crème[97] английской журналистики не будут оказывать ему почтение, понадобилось трое полицейских, чтобы доставить его в камеру, и это было столь же необычно. Впервые за всю свою карьеру Барнаби смалодушничал и предоставил им действовать самостоятельно. Но даже в столовой до него доносились вопли Гарольда.
— О боже! — Барнаби постарался выбросить мысли о Гарольде из головы и решил идти домой пешком. Быстрая ходьба на морозном воздухе должна охладить его кровь. И угомонить воспоминания.
Он зашагал по Хай-стрит, окруженный темнотой. Естественно, он никогда, даже в начале пятидесятых, еще будучи молодым и наивным констеблем, не ожидал, что его полицейская судьба сложится полностью счастливо. Он подготовился к встрече со всяческой гнусностью, и эта подготовка оказалась не напрасной. Но бывали случаи, когда все воспоминания об увиденных гнусностях соединялись вместе и превращались в огромный, темный и зловонный нарыв, который заставлял забыть о хороших временах, о светлых временах.
Барнаби перешел дорогу задолго до театра Лэтимера, зная, что потом ему придется снова переходить обратно. Он не хотел идти мимо этого здания. Не собирался он и расписывать декорации для новой постановки, какой бы «божественной», по словам его дочери, она ни была. Калли и Джойс — он взглянул на часы — как раз в театре. Он знал, что через несколько дней, возможно даже завтра, его чувства изменятся, но сейчас его воротило от актеров. Воротило от их жалких эмоций и лукавых сердец. От их позерства и тайных сплетен.
А потом, будто по закону подлости, когда он пересекал дорогу по светофору, стоявший на переходе автомобиль приветливо посигналил и, повернувшись, Барнаби увидел Эверардов. В свете уличных фонарей их лица выглядели грязно-желтыми. Клайв опустил стекло и сказал: «Привет», а Дональд, сидевший за рулем, снова посигналил. Барнаби пошел дальше.
«Нужно наконец прекратить все это безрадостное самокопание», — угрюмо подумал он, мрачно шагая вперед, все еще охваченный тягостными мыслями. И весьма кстати остановился возле «Веселого кавалера». Ему вспомнилась сцена, произошедшая сегодня за завтраком. Джойс спросила, не будет ли он сильно возражать, если она закажет ему на ужин какой-нибудь индийской или китайской еды — ведь ей придется пробыть в театре целый день, до семи вечера. Барнаби толкнул дверь «Кавалера» и вошел внутрь.
Паб двигался в ногу со временем, и в нем имелся отдельный зал «для всей семьи» (он же «для некурящих»). Была там и собственная кухня. Барнаби взял большую порцию слоеного пирога с мясом и почками, цветную капусту с маслом, жареную картошку, а на десерт — приготовленный на пару сладкий пудинг. Дополнил все это пинтой настоящего эля и с подносом направился к столику.
Зал для всей семьи соответствовал своему названию — в нем находилось небольшое семейство. Худенькая молодая женщина с младенцем на руках и весьма моложавый мужчина, весь в татуировках, который стоял на корточках перед картонной коробкой с игрушками и показывал их своей трехлетней дочери. Он что-то тихо говорил и доставал из коробки то потрепанного мишку, то куклу. Их стол был завален пакетами с чипсами и заставлен пивными бутылками. Барнаби вежливо кивнул (он бы предпочел, чтобы в зале никого не было, кроме него) и сел.
Горячая, вкусная еда подействовала на него успокаивающе, и постепенно он расслабился. Маленькая девочка наконец выбрала кучерявого барашка и, подойдя к столу, протянула его своему братику. Он взял барашка и уронил на пол. Девочка подняла его и снова протянула братику. Он снова его уронил. Обоим это явно казалось хорошей забавой.
Барнаби принялся за пудинг. Ему больше не хотелось, чтобы в зале никого не было, кроме него. Семейство, о котором он, по счастью, ничего не знал, каким-то непостижимым образом доставляло ему своего рода утешение. Он допил бокал и, решив устроить себе праздник, пошел заказать еще пинту.
В театре Лэтимера все следовало своим чередом. Прямо сейчас проходила репетиция «Дяди Вани». Роза, которая подумывала навсегда бросить театр, когда ей предложили ничтожную роль старой няни, теперь радовалась, что этого не сделала. Она уже не раз бывала на грани ухода. Особенно после того, как ей сказали, что нет маленьких ролей — есть маленькие актеры. Тогда она прямо-таки вышла из себя, но успокоилась, когда Джойси приготовила ей кофе и рассказала, сколько всего интересного у них впереди. Роза охотно с этим согласилась. Интересного и впрямь много. Но много и пугающего.
Придется отказаться от всех сценических приемов, накопленных за долгие годы. И от романтической хрипотцы в голосе, которую всегда любила публика. Теперь ей предстоит подключать воображение, искать правдоподобие и следовать авторскому замыслу. Лишившись своих сценических приемов, Роза часто ощущала себя совершенно беспомощной, как будто никогда в жизни не выходила на сцену. Как будто она переходит через пропасть по тоненькой проволоке. Она устала. Она никогда еще так не уставала. Когда она вспоминала свои предыдущие главные роли, которые играла исключительно на голой технике, без особых усилий, то удивлялась своему нынешнему истощению. Какое счастье, что у нее есть милый Эрнест. Он такой уютный; греет ее тапочки у камина, готовит какао точно к ее возращению домой. Роза собралась с мыслями. Скоро ее выход, начало четвертого действия.
Николас и Джойс сидели в середине партера. Оба они думали о Калли. Николас, безумно влюбленный, гадал, что же она все-таки имела в виду, когда говорила, будто они встретятся в Лондоне, и просила сообщить ей, если он будет играть в каком-нибудь спектакле, чтобы она приехала ему поаплодировать и покричать «браво».
Джойс, наблюдая, как ее дочь с грустной величавостью изображает Елену Андреевну, восхищалась и одновременно тревожилась. Конечно, Калли все знала об изменчивой актерской судьбе. О вынужденном безделье и оставленных без ответа письмах, о прослушиваниях, после которых с вами обещают связаться, но никогда этого не делают. Однако, как и все молодые дарования, Калли была уверена, что ее все это не сильно коснется. Джойс переключила внимание на сцену, где Борис в роли Телегина держал на вытянутых руках спутанную шерсть. Марина, старая няня, медленно скатывала ее в клубок, который осторожно удерживала в своих скрюченных артритом пальцах. Ее лицо и сгорбленные плечи выглядели по-старушечьи, но в хриплом голосе звучала простонародная жизнерадостность.
— Кто бы мог подумать, — шепнул Николас, — что Роза сможет так играть…
Джойс улыбнулась. Всем им приходится самостоятельно принимать решения. Правда, ее соображения по поводу характера своей героини (Марии Войницкой) встретили резкий отпор. Калли отделалась легче. Не сказать, чтобы кто-нибудь из труппы возражал. Ведь происходившее на сцене того стоило.
На складе декораций Дэвид Смай обтягивал шезлонг узорчатым оливково-зеленым бархатом. Лучик лежал, позевывая, возле переносного газового камина. Пес думал, что сейчас происходит много всяких событий, и поэтому его прогулки становятся все короче и короче, но сетовать ему не пристало. Может быть, когда погода улучшится, дела пойдут на лад.
Колин работал над огромным платяным шкафом, расписывая его «под орех». Фиби Гловер, ассистент режиссера, каждый раз спускалась к ним и говорила, когда можно пилить, стучать молотком и вообще шуметь. Колин не слишком волновался. Декорации почти закончены. Никаких расписных задников или передвижных трибун; все просто, но функционально. Он взглянул на склоненную голову Дэвида. Колин никогда не был мечтателем или религиозным человеком, но в это мгновение он подумал, знает ли Гленда о нынешнем счастье их сына. Почему нет? Порой происходят непостижимые вещи. Он улыбнулся при этой мысли. Дэвид поднял взгляд.
— Что такое, папа?
— У меня в горле пересохло, вот что. Поднимусь в буфет чего-нибудь выпить. Пойдешь со мной?
— Нет. Я хочу доделать свою работу.
— Подкаблучник.
Дэвид широко улыбнулся:
— Да ладно!
Наверху сделали перерыв. Актеры, собравшись вместе, сидели, стояли и лежали на сцене или около. Режиссер поднялась с заднего ряда, высокая и стройная, в белом комбинезоне, и спустилась к рампе с папкой в руках.
— Было неплохо. Но нам нужно еще много работать. Не смотри так, Роза, — в четвертом действии ты играла чудесно. Очень хорошо.
Раздались голоса искреннего одобрения, и Роза, довольная и одновременно смущенная, опустила глаза в пол.
— Думаю, всем нам пора выпить кофе. Фиби?
Помощник режиссера выбежала из-за кулис.
— Поставь чайник, будь умницей.
— Я расписывала подсвечники…
— Они подождут. Потом закончишь… — сказала Дирдре и улыбнулась. Веселой и лучезарной улыбкой храброго молодого самурая. Потом хлопнула в ладоши и воскликнула: — Поживее!
Кэролайн Грэм — пожалуй, единственный классик английского детектива нового времени, почти неизвестный российским читателям. Между тем именно ее называют в Англии прямой литературной наследницей Агаты Кристи и именно по ее романам снимается один из самых популярных в Великобритании и в России детективных телесериалов «Midsomer Murders» («Чисто английские убийства»), который не сходит с телеэкранов уже восемнадцать сезонов.
Творчество писательницы удостоено престижной литературной премии «Macavity Eward», а книга «Убийства в Бэджерс-Дрифте» вошла в список «Сто лучших детективных романов всех времен».
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
* * *
notes
Примечания
1
Скофилд Пол (1922–2008) — английский актер.
2
Понимаете? (франц.).
3
Кэллоу Саймон (р. 1949) — английский актер, режиссер, сценарист.
— Да, да. То, как вы проводите свободное время, — ваше личное дело.
Трой продолжал пребывать в нерешительности, и старший инспектор добавил:
— Если вы ждете одобрения, то стойте тут, пока у вас маргаритки не вырастут из задницы.
— Тогда спокойной ночи, сэр.
— Спокойной ночи, сержант.
Когда дверца захлопнулась, Барнаби сказал:
— Передавайте привет Морин.
Ему вспомнилась одна бродвейская песенка, при мысли о которой ему вспоминался театр как таковой, при мысли о котором ему вспоминался театр Лэтимера, при мысли о котором ему вспоминался Гарольд, о котором он старался не вспоминать, и это у него вполне получалось, особенно когда выдавался занятой день. «В конце концов, — повторял он себе раз за разом, — арестован очередной преступник, вот и все». Слегка необычно было то, что этого преступника он знал. А когда Гарольд понял, что crème de la crème[97] английской журналистики не будут оказывать ему почтение, понадобилось трое полицейских, чтобы доставить его в камеру, и это было столь же необычно. Впервые за всю свою карьеру Барнаби смалодушничал и предоставил им действовать самостоятельно. Но даже в столовой до него доносились вопли Гарольда.
— О боже! — Барнаби постарался выбросить мысли о Гарольде из головы и решил идти домой пешком. Быстрая ходьба на морозном воздухе должна охладить его кровь. И угомонить воспоминания.
Он зашагал по Хай-стрит, окруженный темнотой. Естественно, он никогда, даже в начале пятидесятых, еще будучи молодым и наивным констеблем, не ожидал, что его полицейская судьба сложится полностью счастливо. Он подготовился к встрече со всяческой гнусностью, и эта подготовка оказалась не напрасной. Но бывали случаи, когда все воспоминания об увиденных гнусностях соединялись вместе и превращались в огромный, темный и зловонный нарыв, который заставлял забыть о хороших временах, о светлых временах.
Барнаби перешел дорогу задолго до театра Лэтимера, зная, что потом ему придется снова переходить обратно. Он не хотел идти мимо этого здания. Не собирался он и расписывать декорации для новой постановки, какой бы «божественной», по словам его дочери, она ни была. Калли и Джойс — он взглянул на часы — как раз в театре. Он знал, что через несколько дней, возможно даже завтра, его чувства изменятся, но сейчас его воротило от актеров. Воротило от их жалких эмоций и лукавых сердец. От их позерства и тайных сплетен.
А потом, будто по закону подлости, когда он пересекал дорогу по светофору, стоявший на переходе автомобиль приветливо посигналил и, повернувшись, Барнаби увидел Эверардов. В свете уличных фонарей их лица выглядели грязно-желтыми. Клайв опустил стекло и сказал: «Привет», а Дональд, сидевший за рулем, снова посигналил. Барнаби пошел дальше.
«Нужно наконец прекратить все это безрадостное самокопание», — угрюмо подумал он, мрачно шагая вперед, все еще охваченный тягостными мыслями. И весьма кстати остановился возле «Веселого кавалера». Ему вспомнилась сцена, произошедшая сегодня за завтраком. Джойс спросила, не будет ли он сильно возражать, если она закажет ему на ужин какой-нибудь индийской или китайской еды — ведь ей придется пробыть в театре целый день, до семи вечера. Барнаби толкнул дверь «Кавалера» и вошел внутрь.
Паб двигался в ногу со временем, и в нем имелся отдельный зал «для всей семьи» (он же «для некурящих»). Была там и собственная кухня. Барнаби взял большую порцию слоеного пирога с мясом и почками, цветную капусту с маслом, жареную картошку, а на десерт — приготовленный на пару сладкий пудинг. Дополнил все это пинтой настоящего эля и с подносом направился к столику.
Зал для всей семьи соответствовал своему названию — в нем находилось небольшое семейство. Худенькая молодая женщина с младенцем на руках и весьма моложавый мужчина, весь в татуировках, который стоял на корточках перед картонной коробкой с игрушками и показывал их своей трехлетней дочери. Он что-то тихо говорил и доставал из коробки то потрепанного мишку, то куклу. Их стол был завален пакетами с чипсами и заставлен пивными бутылками. Барнаби вежливо кивнул (он бы предпочел, чтобы в зале никого не было, кроме него) и сел.
Горячая, вкусная еда подействовала на него успокаивающе, и постепенно он расслабился. Маленькая девочка наконец выбрала кучерявого барашка и, подойдя к столу, протянула его своему братику. Он взял барашка и уронил на пол. Девочка подняла его и снова протянула братику. Он снова его уронил. Обоим это явно казалось хорошей забавой.
Барнаби принялся за пудинг. Ему больше не хотелось, чтобы в зале никого не было, кроме него. Семейство, о котором он, по счастью, ничего не знал, каким-то непостижимым образом доставляло ему своего рода утешение. Он допил бокал и, решив устроить себе праздник, пошел заказать еще пинту.
В театре Лэтимера все следовало своим чередом. Прямо сейчас проходила репетиция «Дяди Вани». Роза, которая подумывала навсегда бросить театр, когда ей предложили ничтожную роль старой няни, теперь радовалась, что этого не сделала. Она уже не раз бывала на грани ухода. Особенно после того, как ей сказали, что нет маленьких ролей — есть маленькие актеры. Тогда она прямо-таки вышла из себя, но успокоилась, когда Джойси приготовила ей кофе и рассказала, сколько всего интересного у них впереди. Роза охотно с этим согласилась. Интересного и впрямь много. Но много и пугающего.
Придется отказаться от всех сценических приемов, накопленных за долгие годы. И от романтической хрипотцы в голосе, которую всегда любила публика. Теперь ей предстоит подключать воображение, искать правдоподобие и следовать авторскому замыслу. Лишившись своих сценических приемов, Роза часто ощущала себя совершенно беспомощной, как будто никогда в жизни не выходила на сцену. Как будто она переходит через пропасть по тоненькой проволоке. Она устала. Она никогда еще так не уставала. Когда она вспоминала свои предыдущие главные роли, которые играла исключительно на голой технике, без особых усилий, то удивлялась своему нынешнему истощению. Какое счастье, что у нее есть милый Эрнест. Он такой уютный; греет ее тапочки у камина, готовит какао точно к ее возращению домой. Роза собралась с мыслями. Скоро ее выход, начало четвертого действия.
Николас и Джойс сидели в середине партера. Оба они думали о Калли. Николас, безумно влюбленный, гадал, что же она все-таки имела в виду, когда говорила, будто они встретятся в Лондоне, и просила сообщить ей, если он будет играть в каком-нибудь спектакле, чтобы она приехала ему поаплодировать и покричать «браво».
Джойс, наблюдая, как ее дочь с грустной величавостью изображает Елену Андреевну, восхищалась и одновременно тревожилась. Конечно, Калли все знала об изменчивой актерской судьбе. О вынужденном безделье и оставленных без ответа письмах, о прослушиваниях, после которых с вами обещают связаться, но никогда этого не делают. Однако, как и все молодые дарования, Калли была уверена, что ее все это не сильно коснется. Джойс переключила внимание на сцену, где Борис в роли Телегина держал на вытянутых руках спутанную шерсть. Марина, старая няня, медленно скатывала ее в клубок, который осторожно удерживала в своих скрюченных артритом пальцах. Ее лицо и сгорбленные плечи выглядели по-старушечьи, но в хриплом голосе звучала простонародная жизнерадостность.
— Кто бы мог подумать, — шепнул Николас, — что Роза сможет так играть…
Джойс улыбнулась. Всем им приходится самостоятельно принимать решения. Правда, ее соображения по поводу характера своей героини (Марии Войницкой) встретили резкий отпор. Калли отделалась легче. Не сказать, чтобы кто-нибудь из труппы возражал. Ведь происходившее на сцене того стоило.
На складе декораций Дэвид Смай обтягивал шезлонг узорчатым оливково-зеленым бархатом. Лучик лежал, позевывая, возле переносного газового камина. Пес думал, что сейчас происходит много всяких событий, и поэтому его прогулки становятся все короче и короче, но сетовать ему не пристало. Может быть, когда погода улучшится, дела пойдут на лад.
Колин работал над огромным платяным шкафом, расписывая его «под орех». Фиби Гловер, ассистент режиссера, каждый раз спускалась к ним и говорила, когда можно пилить, стучать молотком и вообще шуметь. Колин не слишком волновался. Декорации почти закончены. Никаких расписных задников или передвижных трибун; все просто, но функционально. Он взглянул на склоненную голову Дэвида. Колин никогда не был мечтателем или религиозным человеком, но в это мгновение он подумал, знает ли Гленда о нынешнем счастье их сына. Почему нет? Порой происходят непостижимые вещи. Он улыбнулся при этой мысли. Дэвид поднял взгляд.
— Что такое, папа?
— У меня в горле пересохло, вот что. Поднимусь в буфет чего-нибудь выпить. Пойдешь со мной?
— Нет. Я хочу доделать свою работу.
— Подкаблучник.
Дэвид широко улыбнулся:
— Да ладно!
Наверху сделали перерыв. Актеры, собравшись вместе, сидели, стояли и лежали на сцене или около. Режиссер поднялась с заднего ряда, высокая и стройная, в белом комбинезоне, и спустилась к рампе с папкой в руках.
— Было неплохо. Но нам нужно еще много работать. Не смотри так, Роза, — в четвертом действии ты играла чудесно. Очень хорошо.
Раздались голоса искреннего одобрения, и Роза, довольная и одновременно смущенная, опустила глаза в пол.
— Думаю, всем нам пора выпить кофе. Фиби?
Помощник режиссера выбежала из-за кулис.
— Поставь чайник, будь умницей.
— Я расписывала подсвечники…
— Они подождут. Потом закончишь… — сказала Дирдре и улыбнулась. Веселой и лучезарной улыбкой храброго молодого самурая. Потом хлопнула в ладоши и воскликнула: — Поживее!
Кэролайн Грэм — пожалуй, единственный классик английского детектива нового времени, почти неизвестный российским читателям. Между тем именно ее называют в Англии прямой литературной наследницей Агаты Кристи и именно по ее романам снимается один из самых популярных в Великобритании и в России детективных телесериалов «Midsomer Murders» («Чисто английские убийства»), который не сходит с телеэкранов уже восемнадцать сезонов.
Творчество писательницы удостоено престижной литературной премии «Macavity Eward», а книга «Убийства в Бэджерс-Дрифте» вошла в список «Сто лучших детективных романов всех времен».
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
* * *
notes
Примечания
1
Скофилд Пол (1922–2008) — английский актер.
2
Понимаете? (франц.).
3
Кэллоу Саймон (р. 1949) — английский актер, режиссер, сценарист.