Смерть октановых богов

– Но зачем ему еще сын, когда есть мы? – пораженно спросил Восемнадцатый. – Когда есть двадцать пять нас? А?..

В этот момент мальчик в лаборатории не вытерпел пытки иглами и вновь заорал. На его голом теле от перенапряжения вздулись вены и жилы, а кожа покраснела.

– Отец! За что? Отпусти! Мне больно! Мне очень больно!..

– Ничего-ничего, – отмахнулся Кизляк. – Потерпи немного, и у тебя все будет.

Мужчина довольно похлопал себя по коленке и запустил руки в длинные, серебристые волосы. Потом встал и принялся ходить взад-вперед с явно счастливым видом. Несколько раз останавливался, замирал и смотрел в потолок, шевеля губами, будто что-то подсчитывая, а потом, не в силах сдержать бурю эмоций, громко и возбужденно воскликнул:

– Вот оно! Вот оно! Это настоящее чудо! – и начал пританцовывать, словно крутил торжественный вальс с невидимым собеседником. – Охренеть! Нет, только подумать! Я сделал это! Ты…

– Мне больно, па… – стонал в это время совсем маленький мальчик. В отличие от двадцати пяти братьев, ему было не более четырех.

– Ты сделал это! Вернее, – продолжал восхвалять себя мужчина, – я сделал тебя! А ты и есть то самое чудо! В отличие от этих… – отец махнул рукой в сторону двери в коридор, видимо, имея в виду спящих в спальне мальчишек и не подозревая, что двое из них в это время наблюдают за происходящим. – В отличие от этих пустышек, ты – панацея от многих бед! Ты… ты – мое спасение!

– Но мне больно… – продолжал стонать мальчик, которого можно было считать Двадцать шестым. – Отпусти меня! Отпусти!

– Потерпи еще, малец. – Кизляк подошел вплотную к распятому на неизвестном и страшном агрегате ребенку и положил ему руку на плечо, будто и не замечая, что причиняет тому боль. Мальчик застонал. – Терпи-терпи! Ты здесь – самое ценное существо! Потерпишь чуть-чуть, и я освобожу тебя!

– Но мне больно! – не унимался Двадцать шестой. Он извивался и пытался соскользнуть с удерживающих металлических трубок, но не мог. – Я хочу сейчас!

– Только не сейчас! Только не сейчас! – отмахнулся Кизляк, отвернулся от мальчика и продолжал рассуждать вслух, не зная, что кроме несчастного подопытного ребенка его слышит кто-то еще. – Все эти неудачники за стеной… Все двадцать пять мальцов просто так прожирают свой хлеб! Подумать только! Я их кормлю, а они, по сути, бесполезны! И вот появился ты, и… ты оказался самым эффективным вложением в генетику! Просто невообразимо! Ведь только ты мне был нужен, ты! И никто другой! Твоя кровь уникальна! Она спасет мне жизнь в будущем! Она… да впрочем, только она мне и нужна, ведь на ее основе я сделаю сыворотку, которая поменяет и мою кровь… А вы… а тех двадцать пять мальчишек можно хоть сейчас… в расход!

Двадцать третий повернулся и многозначительно посмотрел на Восемнадцатого, тот ответил полным ужаса взглядом, вдруг осознав, что Кизляк – никакой им не отец.

– Хотя нет… Зачем в расход столь много качественного генетического материала? Не-е-е… я их покромсаю еще, загляну внутрь, вдруг чего еще полезного накопаю?..

– Надо бежать! – быстро прошептал Восемнадцатый и потянул Двадцать третьего за рукав.

– Куда?! – шикнул тот на брата. – Куда?! Ты хоть знаешь, как тут все устроено? Нас охранники его не выпустят! Ни тебя, ни меня, никого! Мы в бункере!

– Да надо же что-то сделать! – не унимался Восемнадцатый, дергая брата за одежду.

– Отвянь! – не выдержал тот и оттолкнул паникера. – Я без понятия, как быть! Ясно только, что лучше не показывать, что мы знаем…

– Кто там? – вдруг встрепенулся Кизляк. Ему послышался шум в коридоре, неясные тени метнулись с той стороны стеклянной двери. Там, во тьме, кто-то был. Старик нахмурился и сжал тонкие губы, но проверять не пошел. Он точно знал, что это кто-то из двадцати пяти мальцов, которые вместо сна обивают пороги запретных коридоров. Он лишь зло ухмыльнулся.

А малыши все последующие дни боялись, что отец придет и накажет. Но тот не наказывал. Зато стали по одному, по два пропадать братья. Тихо и незаметно. То из душа придет на одного меньше, то из столовой, а то и из игровой комнаты. Кизляк же делал вид, что ничего не происходит, лишь его охранники, казалось, стали смотреть на детей как-то строже и подталкивать грубее.

– Это Двадцать шестой во всем виноват! – зло прошептал Двадцать третий, когда в спальне осталось семеро детей.

– Да он-то при чем? – удивлялся Восемнадцатый.

– А ты не слышал, что сказал отец? Разве нет?

– А что такого он сказал?

– Что только тот ему и нужен, а остальных – в расход! – резко прошептал Двадцать третий. Дети лежали на соседних койках и пытались поговорить незаметно для остальных братьев.

– Дайте поспать! – недовольно пробурчал снизу Шестой.

– Не одни же! – подхватил Одиннадцатый.

– Из-за того непонятного братика мы оказались не нужны! – не унимался Двадцать третий. – Это из-за него всех забирают! И… и… в расход!

– Ты хоть знаешь, что такое «расход»?

– Нет! Но точно что-то нехорошее!

– Вот и не гадай! – прошептал Восемнадцатый. – Двадцать шестой ни в чем не виноват, а детей забирают для других целей, всего-то! И ничего тут страшного нет! Скоро все станет как прежде! Вот увидишь!

– Мне бы твою уверенность… – прошептал в ответ Двадцать третий.

Но уверенности у Восемнадцатого не было. Мальчика лишь частично успокаивал тот факт, что отец не стал ругаться из-за их выходки. Наверное, шалость оказалась не так страшна, как они думали, и мужчина не сердился на детей, но почему тогда и, главное, куда уходят братья? Слова отца никак не выходили из головы. Новый мальчик – особенный? А все остальные что же? Ненужные? Но… что же все-таки происходит?

Следующие несколько дней напряжение нарастало, а братья исчезали. Двадцать третий злился на всех и вся, особенно на бедного Двадцать шестого и на отца, а Восемнадцатый пытался понять, куда деваются братья. В длинных подземных коридорах мальчик пытался вытянуть шею и заглянуть за таинственные темные стеклянные двери, где дети никогда не были. А таких помещений в подземелье было навалом. Двери пропускали только отца и охранников, когда они прикладывали специальные пластиковые карты к мигающим красными кнопками считывателям. Восемнадцатый настолько сильно хотел понять, что творится за закрытыми дверьми, что, будь он прозрачным и бестелесным, непременно протиснулся бы в запретное помещение сам и посмотрел лично. И мальчик так жаждал этого, что однажды во сне попал в одну из множества комнат…

Трое братьев были мертвы. Это он понял сразу. Их хладные трупы лежали на блестящих металлических столах, животы были вскрыты, а внутренности вынуты и аккуратно положены рядом. Слабое дежурное освещение отражалось в потухших стеклянных глазах.

Восемнадцатый проснулся в холодном поту еще до подъема. Двадцать третий обеспокоенно смотрел со своей койки.

– Что с тобой? – хмуро спросил мальчик.


– Они все мертвы! – только и смог выдавить Восемнадцатый. Брат нахмурился еще сильнее.

– Что? – успел спросить он, когда свет в спальне вспыхнул и осветил двадцать пять коек, двадцать три из которых были пусты. Вошел отец, зло улыбаясь, и радостно возвестил:

– Вот и ваш день пришел! – и, заметив недоумение на лицах братьев, уточнил: – А вы что думали, я не узнаю, кто шарахается по коридорам ночами? Узнал-узнал! И спецом оставил вас двоих напоследок! Ну, как настроение? Ваши братики уже пошли в расход, скоро и вам предстоит…

Восемнадцатый еще не отошел от ночного кошмара и испугался еще сильнее. Слово «расход» приобрело вдруг зловещее значение, если считать, что увиденное мальчиком в странном сне – правда. А судя по злому и зверскому выражению лица Кизляка – точно правда. Он хищно и садистски улыбался и медленно шел к койкам двух оставшихся братьев.

– Что мы тебе сделали, отец? – обеспокоенно спросил Двадцать третий. Он искренне не понимал, почему отец на них разозлился.

– Ничего, – пожал плечами Кизляк. – В том-то и дело, что ничего. Я создал вас и растил с одной целью: с помощью генетики отыскать универсальный механизм защиты организма, чтобы потом привить эти качества себе. И что? Ни у кого из вас этого механизма нет! От слова «совсем»! А вот у того, которого я создал позже, он имеется! Этот ребенок мне и нужен. И все… Вы-то мне зачем? Я лишь тестирую на вас свои разработки и улучшаю их, а потом уничтожаю вас, ведь мне не нужны конкуренты. Я, когда стану неуязвимым, не хочу иметь за спиной двадцать шесть таких же мальчиков. Вы же не люди, вы созданы в пробирке и выращены в моей лаборатории, поэтому неизвестно, что у вас на уме…

– Но ты же… отец? – неуверенно спросил Двадцать третий, хотя сам давно уже не верил в это. Кизляк насмешливо помотал головой.

– Наивные! Вы – лишь человечки для опытов. Болванчики без рода и племени! Вы – отроди! Такие же мутанты, как те, что рыщут в поисках человечины по разрушенной земле! Вы – никто, а значит… Значит, вы нужны только для того, для чего вас и создали! Для опытов!

– Но как же? – злясь, говорил Двадцать третий. Он не мог поверить словам Кизляка. – Мы же живые, мы дети, и мы… люди?

– Не смеши! – старик схватил Двадцать третьего за шкирку и потащил к двери. – Ты – сегодня, а ты, – он кивнул Восемнадцатому, – пойдешь со мной завтра. И мы навсегда закроем этот вопрос с псевдоотцами и детьми. Нет одних, и другие уже не те…

Бывший отец выключил свет через щиток снаружи, и Восемнадцатый остался один в полной темноте. Герметичная дверь спальни не имела стекла, поэтому ни единого лучика не попадало в комнату.

А мальчика посетили демоны. Страх вышел на новый уровень и заставил Восемнадцатого забиться в самый дальний угол спальни. Там, дрожа от невыносимого, леденящего кровь ужаса, мальчик впал в нервное беспамятство, в котором к нему пришли братья. По одному. По очереди. Они подходили и укоризненно смотрели на него, живого, будто это он виноват в их смерти. Будто это он не послушался Двадцать третьего и вовремя не распознал надвигающуюся на остальных опасность. Неумолимо приближающуюся смерть.

Восемнадцатый дрожал всем телом и плакал, пряча лицо в маленькие коленки. Ужас пришел и сел рядом. Он тихонько хлопал мальчика по плечу и нашептывал:

– Вот Первый пришел. Он уже тут. Отец его выпотрошил, чтобы изучить состояние печени после введения препарата.

– Вот Третий. Ему в кровь ввели раствор на основе сыворотки, полученной из крови Двадцать шестого. Кровь кристаллизовалась и… его смерть была мучительной. Невыносимая боль раздирала каждую клеточку его организма…

– Это Девятый. Ему отец вскрыл череп, чтобы посмотреть, что делает с мозгом новый препарат. Вынул мозг, а обратно вставить забыл.

– Это Четырнадцатый. Ему отец отрезал ноги, чтобы понять, изменилась ли его кровь и приобрел ли организм функцию быстрой регенерации. Как видишь, не приобрел. Ни ноги у мальчика не отросли, ни раны вовремя не затянулись.

– Это Двадцать третий… Сейчас отец ему выкачает кровь, чтобы влить в кровеносные сосуды физраствор на основе сыворотки. А вдруг сработает?..

– Нет! – заорал мальчик, закрывая уши ладонями. – Нет-нет-нет-нет!

– А потом он придет за тобой, – тихо подсказал ужас.

– Нет! – мальчик не хотел верить услышанному, не знал, правда ли это, но звучало ужасно. Даже если это разыгралось его больное и воспаленное от пережитого страха воображение, тот факт, что Двадцать третий сейчас где-то там, рядом с маньяком-отцом, вызывал невыразимый трепет. Уже не оставалось сомнений, что с братом произойдет что-то плохое.

Внезапно Восемнадцатый успокоился, перестал трястись и плакать, и в темное помещение заползла напряженная тишина.

Тяжелая металлическая дверь комнаты вдруг с жутким треском съежилась и отвалилась от дверного проема, будто она была из бумаги и ее только что некто гигантский и невидимый смял в ладонях.

Восемнадцатый вытер слезы и нерешительно посмотрел на свои ладони. Это сделал он. Мальчик заглянул в себя и чуть снова не потерял контроль над собой. Внутри плескались злость и ужас, а еще море ненависти и ярости. И он мог делать с этой неимоверной силой что угодно. По телу пробежали мурашки, когда мальчик почувствовал, что может управлять силой, заточенной внутри него. Он еще несколько мгновений ошарашенно пялился на пустой дверной проем, а потом пошел в коридор. Где-то там, в дебрях металлического подземного лабиринта, его помощи ждали два мальчика. Двадцать третий и Двадцать шестой. Два последних оставшихся в живых братика… И Восемнадцатый теперь знал, что сможет им помочь.



– Вставай, соня, первый день нового года проспишь, – донесся до Вита знакомый и любимый голос Ю. Но не хотелось ни вставать, ни просыпаться, ни вообще как-то реагировать на зов будущей жены. Пусть она думает, что он умер, и похоронит его… Полноценный сон после тяжелого боя и долгой поездки не принес отдыха, лишь еще сильней разболелись мышцы, а голова стала чугунной… И откуда у Ю столько энергии? Вскочила сама и теперь норовит поднять его. Только зачем? Чтобы отыскать неведомого братика, из-за которого погибли тогда двадцать три мальчика?

– Вит! – ощутимый толчок в спину оказался доходчивей. Мальчик зашевелился. Вот умеет Ю уговаривать… – Нам торопиться надо! Брата твоего спасать!

– Да! – прохрипел он, протирая шершавыми руками глаза. Голосовые связки после вчерашних криков не слушались. Не хотели работать. – Ты права, надо собираться.

Дети перекусили вяленым мясом из запасов Вита и поднялись на крышу. Ю сразу отыскала себе удобную точку для слежки за нефтяниками и прильнула к окуляру снайперской винтовки, а Вит прислонился спиной к бортику, окружающему крышу, и попытался понять, что ему только что приснилось.

Ну, с Двадцать третьим ясно – это Вит, Восемнадцатый, получается, Вовк, а Двадцать шестой… это тот младший братик, которого и послал искать Вовк? Но… Вита бросило в жар. От возмущения сперло дыхание. Зачем Вовк заставил Вита тащиться в Ярославль и спасать этого… этого… убийцу! Это же из-за него, маленького поганца, убили остальных братьев Вита и Вовка! Это он во всем виноват!

Вит сжал кулаки от ярости, но постепенно образ подвешенного на страшной машине маленького мальчика почти вытеснил образ убийцы. Почти… ярость все равно клокотала в груди, когда Ю похлопала Соколова по плечу.

– Эй, Вит, там что-то странное происходит. Посмотри. И достань лучше бинокль. Далековато так-то.

Парень на время отбросил мысли о новом младшем братике и поднялся с биноклем над краем крыши.

– Вот, – направляла его руку Ю. – Это вокзал нефтяников.

Вит ахнул. На фоне мертвого города вокзал выглядел обжитым и… богатым. Обнесенная рабицей и колючей проволокой огромная территория с охранными вышками и сотни, нет, тысячи огромных цистерн, выстроившихся длинными рядами за вокзалом. Два человека лежали на ступеньках перед входом, а остальные бежали куда-то в сторону.

– Вот сюда. – Ю плавно направила руку мальчика, и Вит увидел здание, похожее на то, которое заняли они. Толпа мужчин заблокировала подступы к нему. – Там что-то происходит. Несколько минут назад с крыши свалились двое, а потом все эти мужики от вокзала бросились к дому, а из него выбежали мальчик и мужик. Во-о-от, – девочка потянула руку Вита, – мальчик, а вон – погоня. Они за мальцом двух мужиков послали.

Действительно, мальчишка, закутанный в рваные старые одежды, бежал вдоль улицы в сторону их дома, изредка оборачиваясь и отстреливаясь. Но лица его Вит не видел – на мальчике были огромные, для взрослых, горнолыжные очки.

– Они явно его убить хотят, – подытожила Ю.