Словно в раю
Часть 3 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Такими. – Он чувствовал себя ужасно, поскольку не собирался быть столь непреклонным. – У нас с Дэниелом свои планы.
Она выглядела так, словно её ранили в самое сердце. Нижняя губа начала дрожать, и впервые Маркусу не показалось, что она притворяется.
– Прости, – добавил он, поскольку не хотел обижать её. Но, ради всего святого, кукольное чаепитие?
Нет на земле живого двенадцатилетнего мальчишки, который согласится на чай.
С куклами.
Маркус содрогнулся.
Лицо Онории покраснело от ярости, когда она вихрем повернулась к брату:
– Это ты его заставил так сказать.
– Я даже слова не сказал, – ответил Дэниел.
– Я тебя ненавижу, – тихо проговорила она. – Вас обоих.
И она прокричала это:
– Ненавижу вас! А тебя, Маркус, особенно! Я тебя по-настоящему ненавижу!
И она понеслась к дому с такой скоростью, как только могли бежать её маленькие худые ножки, что было совсем не так уж быстро. Маркус и Дэниел стояли и в молчании смотрели, как она бежит.
Когда его сестра уже была совсем рядом с домом, Дэниел кивнул и сказал:
– Она тебя ненавидит. Теперь ты официально член нашей семьи.
Так Маркус Холройд стал членом семьи Смайт-Смитов. С того самого момента он им и являлся.
До весны 1821 года, когда Дэниел взял и всё испортил.
Глава 1
Март 1824 года
Кембридж, Англия
Леди Онория Смайт-Смит находилась в полном отчаянии.
Она отчаяннонуждалась в появлении солнца. Обессилено вздохнув, девушка подумала, что к тому же ей крайненеобходим муж – и пара новой обуви, решила она, переводя взгляд на испорченные голубые туфельки.
Она тяжело опустилась на каменную скамью, расположенную снаружи «Табачного Магазина для Разборчивых Джентльменов» мистера Хиллфорда, и прижалась к стене за спиной, отчаянно(снова это ужасное слово) пытаясь полностью уместиться под навесом. Лил проливной дождь. Прямо-таки потоком. Не моросил, не едва накрапывал, а именно лил, как из пресловутого ведра, ушата, корыта или лохани.
Если так и дальше будет продолжаться, то Онория не удивится, если с неба повалятся и сами вёдра.
К тому же вокруг отвратительно пахло. Онория думала, что сигары источали самый нелюбимый ею запах, но нет, плесень пахла ещё хуже, и Табачный Магазин мистера Хиллфорда для Джентльменов, которые-не-возражают-что-их-зубы-желтеют, был покрыт подозрительной чёрной субстанцией, которая расползлась по всей стене и воняла хуже некуда.
В самом деле, могла ли она оказаться в худшей ситуации?
Ну почему же, могла. Поскольку Онория была совсем одна, дождь перешёл от накрапывающего к проливному за тридцать секунд. Все остальные участницы прогулки по магазинам находились на той стороне улицы, счастливо расхаживая в тепле и уюте «Модной Империи Лент и Безделушек» мисс Пиластер, где, помимо всех видов развлечений и пышно украшенного товара, пахло куда приятнее, чем в заведении мистера Хиллфорда.
Мисс Пиластер продавала духи. Мисс Пиластер торговала сухими лепестками роз и маленькими свечками, которые благоухали ванилью.
Мистер Хиллфорд разводил плесень.
Онория вздохнула.
Такова её жизнь.
Она надолго задержалась возле витрины книжной лавки, заверив подруг, что догонит их у мисс Пиластер через минуту или две. Две минуты превратились в пять, и затем, едва она собралась пересечь улицу, небесные хляби разверзлись, и у Онории не осталось иного выбора, как искать спасения под единственным навесом на южной стороне Хай-стрит в Кембридже.
Девушка мрачно взирала на дождь, наблюдая, как он молотит по улице. Капли обрушивались на булыжники с огромной силой, разлетаясь в брызги, словно маленькие взрывы. Небо темнело с каждой секундой, и если Онория понимала в английской погоде, то с минуты на минуту должен был подняться ветер, сделав её жалкое убежище под навесом мистера Хиллфорда совершенно бесполезным.
Её губы сложились в унылую усмешку, и она украдкой бросила взгляд на небо.
У неё промокли ноги.
Она замёрзла.
И Онория никогда за всю свою жизнь не покидала берегов Англии а, следовательно, знала толк в английской погоде. Что означало следующее – через три минуты она станет ещё несчастнее, чем в настоящий момент.
Что, по ее мнению, было невозможно.
– Онория?
Она мигнула, переводя взгляд с неба на карету, которая только что подкатила к ней.
– Онория?
Голос был ей знаком.
– Маркус?
О, силы небесные, как будто ей мало несчастий до сих пор. Маркус Холройд, граф Чаттерис, в полном благополучии и совершенно сухой, сидит в своей карете, обитой плюшем. Онория почувствовала, как у неё отвисает челюсть, хотя особенно удивляться ей не приходилось. Маркус живёт в Кембриджшире, не так уж далеко от города. К тому же, кто, как не он, должен был увидеть её как раз в тот момент, когда она выглядит словно крыса-утопленница.
– Господь Всемогущий, Онория, – проговорил он, нахмурившись в своей обычной высокомерной манере, – ты, должно быть, совсем замёрзла.
Ей удалось изобразить некоторое подобие пожатия плечами.
– Сейчас довольно прохладно.
– Что ты здесь делаешь?
– Гублю свои туфли.
– Что?
– Вышла за покупками, – пояснила девушка, жестом указывая на противоположную сторону улицы, – с подругами. И кузинами.
Не то чтобы кузины не приходились ей подругами. Но у неё было так много двоюродных сестёр, что они сами по себе составляли отдельную категорию.
Дверь кареты открылась шире.
– Залезай, – скомандовал он.
Не «будь любезна, зайди внутрь» или «пожалуйста, тебе необходимо обсушиться». Просто «залезай».
Какая-нибудь другая девушка могла бы вскинуть голову и сказать: «Не тебе мне приказывать». А иная, не столь гордая особа подумала бы это про себя, если бы у неё не хватило духа произнести вслух такие слова. Но Онория замёрзла, и она ценила свой комфорт больше собственной гордости. К тому же, это ведь Маркус Холройд, и они были знакомы с тех времён, когда она ещё носила детский передник.
С шести лет, если быть точной.
Тогда же был, вероятно, последний раз, когда ей удалось взять над ним верх, с гримаской подумала она. В семь она стала столь назойливой, что Маркус с Дэниелом прозвали её Москитом. А когда она объявила, что считает это комплиментом, поскольку ей нравится быть опасной и экзотичной, они ухмыльнулись и переименовали её в Букашку.
С тех пор она стала Букашкой.
Маркус также видел её в ещё более мокром виде. Он видел её промокшей до нитки, в восемь лет, когда она считала, что отлично спряталась на старом дубе в Уиппл-Холле. Маркус и Дэниел выстроили там крепость, куда девчонкам ход был воспрещён. Они швыряли в неё камешки, пока она не свалилась вниз.
По правде говоря, Онории не стоило выбирать для своего укрытия ветку, нависшую над озером.
Маркус выудил её, когда она с головой ушла под воду, в то время как её брат и пальцем не пошевелил.
Маркус Холройд, уныло подумала она. Он присутствует в её жизни почти столько же, сколько она сама себя помнит. Ещё до того, как он стал лордом Чаттерисом, до того, как Дэниел превратился в лорда Уинстеда. До того, как Шарлотта, ближайшая ей по возрасту сестра, вышла замуж и уехала из дома.
До того как уехал и сам Дэниел.
– Онория!
Она подняла голову. В голосе Маркуса звучало нетерпение, но на лице у него появился намёк на беспокойство.
– Залезай, – повторил он.
Она кивнула и сделала так, как он велел, взявшись за его большую руку, чтобы подняться в экипаж.
– Маркус, – проговорила Онория, пытаясь устроиться на сиденье со всей возможной грацией и бесстрастием, словно они находятся в гостиной, и полностью игнорируя лужи у своих ног. – Какая приятная неожиданность.
Он продолжал смотреть на неё, только чуточку нахмурил тёмные брови. Девушка была уверена, что граф изыскивает самый подходящий способ отчитать её.
– Я остановилась здесь, в городе. Вместе с Ройлами, – сообщила Онория, несмотря на то, что он не задавал вопроса. – Мы приехали на пять дней, Сесилия Ройл, мои кузины Сара и Айрис, и я.
Она подождала, желая уловить искру узнавания в его глазах, а затем произнесла:
– Ты не помнишь, кто это, верно?
– У тебя слишком много кузин, – заметил Маркус.
– Сара это та, у которой густые тёмные волосы и глаза.
Она выглядела так, словно её ранили в самое сердце. Нижняя губа начала дрожать, и впервые Маркусу не показалось, что она притворяется.
– Прости, – добавил он, поскольку не хотел обижать её. Но, ради всего святого, кукольное чаепитие?
Нет на земле живого двенадцатилетнего мальчишки, который согласится на чай.
С куклами.
Маркус содрогнулся.
Лицо Онории покраснело от ярости, когда она вихрем повернулась к брату:
– Это ты его заставил так сказать.
– Я даже слова не сказал, – ответил Дэниел.
– Я тебя ненавижу, – тихо проговорила она. – Вас обоих.
И она прокричала это:
– Ненавижу вас! А тебя, Маркус, особенно! Я тебя по-настоящему ненавижу!
И она понеслась к дому с такой скоростью, как только могли бежать её маленькие худые ножки, что было совсем не так уж быстро. Маркус и Дэниел стояли и в молчании смотрели, как она бежит.
Когда его сестра уже была совсем рядом с домом, Дэниел кивнул и сказал:
– Она тебя ненавидит. Теперь ты официально член нашей семьи.
Так Маркус Холройд стал членом семьи Смайт-Смитов. С того самого момента он им и являлся.
До весны 1821 года, когда Дэниел взял и всё испортил.
Глава 1
Март 1824 года
Кембридж, Англия
Леди Онория Смайт-Смит находилась в полном отчаянии.
Она отчаяннонуждалась в появлении солнца. Обессилено вздохнув, девушка подумала, что к тому же ей крайненеобходим муж – и пара новой обуви, решила она, переводя взгляд на испорченные голубые туфельки.
Она тяжело опустилась на каменную скамью, расположенную снаружи «Табачного Магазина для Разборчивых Джентльменов» мистера Хиллфорда, и прижалась к стене за спиной, отчаянно(снова это ужасное слово) пытаясь полностью уместиться под навесом. Лил проливной дождь. Прямо-таки потоком. Не моросил, не едва накрапывал, а именно лил, как из пресловутого ведра, ушата, корыта или лохани.
Если так и дальше будет продолжаться, то Онория не удивится, если с неба повалятся и сами вёдра.
К тому же вокруг отвратительно пахло. Онория думала, что сигары источали самый нелюбимый ею запах, но нет, плесень пахла ещё хуже, и Табачный Магазин мистера Хиллфорда для Джентльменов, которые-не-возражают-что-их-зубы-желтеют, был покрыт подозрительной чёрной субстанцией, которая расползлась по всей стене и воняла хуже некуда.
В самом деле, могла ли она оказаться в худшей ситуации?
Ну почему же, могла. Поскольку Онория была совсем одна, дождь перешёл от накрапывающего к проливному за тридцать секунд. Все остальные участницы прогулки по магазинам находились на той стороне улицы, счастливо расхаживая в тепле и уюте «Модной Империи Лент и Безделушек» мисс Пиластер, где, помимо всех видов развлечений и пышно украшенного товара, пахло куда приятнее, чем в заведении мистера Хиллфорда.
Мисс Пиластер продавала духи. Мисс Пиластер торговала сухими лепестками роз и маленькими свечками, которые благоухали ванилью.
Мистер Хиллфорд разводил плесень.
Онория вздохнула.
Такова её жизнь.
Она надолго задержалась возле витрины книжной лавки, заверив подруг, что догонит их у мисс Пиластер через минуту или две. Две минуты превратились в пять, и затем, едва она собралась пересечь улицу, небесные хляби разверзлись, и у Онории не осталось иного выбора, как искать спасения под единственным навесом на южной стороне Хай-стрит в Кембридже.
Девушка мрачно взирала на дождь, наблюдая, как он молотит по улице. Капли обрушивались на булыжники с огромной силой, разлетаясь в брызги, словно маленькие взрывы. Небо темнело с каждой секундой, и если Онория понимала в английской погоде, то с минуты на минуту должен был подняться ветер, сделав её жалкое убежище под навесом мистера Хиллфорда совершенно бесполезным.
Её губы сложились в унылую усмешку, и она украдкой бросила взгляд на небо.
У неё промокли ноги.
Она замёрзла.
И Онория никогда за всю свою жизнь не покидала берегов Англии а, следовательно, знала толк в английской погоде. Что означало следующее – через три минуты она станет ещё несчастнее, чем в настоящий момент.
Что, по ее мнению, было невозможно.
– Онория?
Она мигнула, переводя взгляд с неба на карету, которая только что подкатила к ней.
– Онория?
Голос был ей знаком.
– Маркус?
О, силы небесные, как будто ей мало несчастий до сих пор. Маркус Холройд, граф Чаттерис, в полном благополучии и совершенно сухой, сидит в своей карете, обитой плюшем. Онория почувствовала, как у неё отвисает челюсть, хотя особенно удивляться ей не приходилось. Маркус живёт в Кембриджшире, не так уж далеко от города. К тому же, кто, как не он, должен был увидеть её как раз в тот момент, когда она выглядит словно крыса-утопленница.
– Господь Всемогущий, Онория, – проговорил он, нахмурившись в своей обычной высокомерной манере, – ты, должно быть, совсем замёрзла.
Ей удалось изобразить некоторое подобие пожатия плечами.
– Сейчас довольно прохладно.
– Что ты здесь делаешь?
– Гублю свои туфли.
– Что?
– Вышла за покупками, – пояснила девушка, жестом указывая на противоположную сторону улицы, – с подругами. И кузинами.
Не то чтобы кузины не приходились ей подругами. Но у неё было так много двоюродных сестёр, что они сами по себе составляли отдельную категорию.
Дверь кареты открылась шире.
– Залезай, – скомандовал он.
Не «будь любезна, зайди внутрь» или «пожалуйста, тебе необходимо обсушиться». Просто «залезай».
Какая-нибудь другая девушка могла бы вскинуть голову и сказать: «Не тебе мне приказывать». А иная, не столь гордая особа подумала бы это про себя, если бы у неё не хватило духа произнести вслух такие слова. Но Онория замёрзла, и она ценила свой комфорт больше собственной гордости. К тому же, это ведь Маркус Холройд, и они были знакомы с тех времён, когда она ещё носила детский передник.
С шести лет, если быть точной.
Тогда же был, вероятно, последний раз, когда ей удалось взять над ним верх, с гримаской подумала она. В семь она стала столь назойливой, что Маркус с Дэниелом прозвали её Москитом. А когда она объявила, что считает это комплиментом, поскольку ей нравится быть опасной и экзотичной, они ухмыльнулись и переименовали её в Букашку.
С тех пор она стала Букашкой.
Маркус также видел её в ещё более мокром виде. Он видел её промокшей до нитки, в восемь лет, когда она считала, что отлично спряталась на старом дубе в Уиппл-Холле. Маркус и Дэниел выстроили там крепость, куда девчонкам ход был воспрещён. Они швыряли в неё камешки, пока она не свалилась вниз.
По правде говоря, Онории не стоило выбирать для своего укрытия ветку, нависшую над озером.
Маркус выудил её, когда она с головой ушла под воду, в то время как её брат и пальцем не пошевелил.
Маркус Холройд, уныло подумала она. Он присутствует в её жизни почти столько же, сколько она сама себя помнит. Ещё до того, как он стал лордом Чаттерисом, до того, как Дэниел превратился в лорда Уинстеда. До того, как Шарлотта, ближайшая ей по возрасту сестра, вышла замуж и уехала из дома.
До того как уехал и сам Дэниел.
– Онория!
Она подняла голову. В голосе Маркуса звучало нетерпение, но на лице у него появился намёк на беспокойство.
– Залезай, – повторил он.
Она кивнула и сделала так, как он велел, взявшись за его большую руку, чтобы подняться в экипаж.
– Маркус, – проговорила Онория, пытаясь устроиться на сиденье со всей возможной грацией и бесстрастием, словно они находятся в гостиной, и полностью игнорируя лужи у своих ног. – Какая приятная неожиданность.
Он продолжал смотреть на неё, только чуточку нахмурил тёмные брови. Девушка была уверена, что граф изыскивает самый подходящий способ отчитать её.
– Я остановилась здесь, в городе. Вместе с Ройлами, – сообщила Онория, несмотря на то, что он не задавал вопроса. – Мы приехали на пять дней, Сесилия Ройл, мои кузины Сара и Айрис, и я.
Она подождала, желая уловить искру узнавания в его глазах, а затем произнесла:
– Ты не помнишь, кто это, верно?
– У тебя слишком много кузин, – заметил Маркус.
– Сара это та, у которой густые тёмные волосы и глаза.