Сломленные судьбой

Увидев, что он не сможет добраться до другой бретельки, Маргарет медленно стянула ее сама. Остаток сорочки упал и собрался у ее талии. По сравнению с небольшим туловищем и узкой талией, грудь просто заставляла трепетать от своего совершенства. Несмотря на все, чем они до этого занимались, он обнаружил, что с удивлением уставился на нее. Женское тело одно из самых лучших творений господа, и ни в коем случае, Уильям не оставит этот момент без должного внимания.

Маргарет нависла над ним, и расположила ладони на покрывале рядом с его головой. Волосы идеально обрамляли ее лицо. Подавшись вперед, она легонько коснулась грудью рта Уильяма. Откинув голову, он проследил языком движение ее груди, когда она слега изогнувшись, поднесла манящий сосок к его губам. Своей свободной рукой на ее спине, он направил ее опуститься еще ниже, позволяя ее мягкому бугорку, вторгнутся в свой рот. Сначала он медленно шевелил языком, ощущая ее реакцию на свой поцелуй. Он притянул ее ближе, лаская ее своими губами и языком. Нежный стон сорвался с губ Маргарет, и она прислонилась к нему еще крепче. Она слегка приподнялась, Уильям высвободил ее сосок, и в считанные секунды в его власти оказался другой. Он втянул его в свой рот, на этот раз с такой необходимостью, что не смог себе позволить медленно ласкать сосок своим языком. Когда он слегка сжал его зубами, Маргарет хныкнула от удовольствия.

Она отстранилась от него, и обрушилась на его губы своими. Уильям энергично исследовал ее рот своим языком. Тепло ее губ меркло по сравнению с жаром, который он ощущал между ее ног. Он потянулся за Маргарет и обхватил свой стержень. Слегка приподняв его от своего тела, он расположил его у своей цели. Маргарет разорвала поцелуй и посмотрела в его глаза.

Облизнув свои распухшие губы, она тяжело выдохнула:

— Ты готов, Уильям?

Он медленно кивнул.

Маргарет улыбнулась и опустила свои бедра, пока его кончик не прижался к ее бархатистому входу.

Глаза Уильяма пылали от страсти. Глаза Маргарет озорно искрились. Она приподнялась, заставляя его кончик выскользнуть из нее. Она опустилась обратно, и в одно мгновение он был снова в ней.

— Ты помнишь, Уильям? Тот вечер на столе? — она снова опустилась на него, позволяя ему войти чуть глубже.

В тот день он мог овладеть ей, но не стал. Уильям очень хорошо это помнил, а теперь, ее очередь решать, как и когда случится неизбежное. Это то, чего хочет Маргарет. Власть. Она хотела показать Уильяму, что власть в ее руках, а не в его. Он понимал, что в этом самом моменте было намного больше смысла. Это послание для него от Маргарет. Но прямо сейчас, плотское желание взяло вверх над восприимчивостью.

Она двигалась взад и вперед, позволяя ему лишь слегка проникать в нее. Он чувствовал, как ее тело понемногу расслабляется, позволяя ему входить глубже. Она закрыла глаза и запрокинула голову. Ее тело ритмично двигалось на нем. Не смотря на то, что она не позволяла

ему полностью наполнить ее, нарастающее удовольствие было очевидным. Она опускалась и насаживалась на него, до тех пор, пока он не подумал, что может взорваться. Он сжал челюсть и наблюдал за ее лицом. Она перешла на новый уровень, где ей уже не было дела, до преподавания урока Уильяму. С каждым толчком ее бедер, она пропускала его все глубже. Она упала на грудь Уильяма и начала так хаотично двигать бедрами, что Уильям обхватил ее ягодицу и прижал ее сильнее к себе.

Нарастающий экстаз Маргарет прорвался наружу, и ее тихие стоны переросли в мощные крики у его шеи. Как только Уильям почувствовал, как ее тело сжимается вокруг него, он надавил на нее, полностью пронзив ее, каждым своим дюймом. Она продолжала свои резкие движения, с каждым разом все сильней поглощая его. Приподняв свои бедра с покрывала, он прижимался к ней, заставляя Маргарет стонать от каждого толчка.

Маргарет поднялась и заняла вертикальное положение. Сгибая и вжимаясь в нее, он заставлял ее слегка приподниматься. Маргарет начала медленно двигать бедрами взад и вперед, и он чувствовал нарастающие ощущения. Один ее вид верхом на нем, заставлял его хотеть ослабить образовавшееся внушающее давление. Наряду с ее подпрыгивающей грудью, и тянущими и дергающими ощущениями, с каждым движением ее бедер, было больше, чем он мог выдержать. Голос Маргарет снова начал нарастать, и сжимавшая его сила, призывала его взорваться. Прижав ее бедра к себе, он толкнулся в нее, когда его горячее семя выплеснулась из него. Сжав челюсть, он прорычал с облегчением, когда Маргарет вонзила свои ногти в его грудь, и издала свой собственный оживленный крик. Их бедра медленно замедлялись, и Маргарет резко упала на его грудь.

Уильям обнял ее, и почувствовал, как их дыхания начали замедляться и стихать. Впервые за все время, проведенное в доме Маргарет, он понял, что боль в его плече усилилась в десять раз. До сих пор, он беспрекословно следовал предписанию доктора, выполняя все предосторожности для выздоровления плеча.

Маргарет осторожно поднялась и снова оседлала Уильяма. Она потянулась к своей талии и, отыскав лямки, вернула их в исходное состояние. Вновь Уильям наслаждался черным шелком на ее коже. Он должен был признаться, что провести жизнь, участвуя в этом и похожих сценариях, будет не так ужасно.

Маргарет улыбнулась, источая удовлетворение. Уильям понимал, что они только что преступили черту в их отношениях, и теперь все изменится. Когда Маргарет скользнула, чтобы прилечь к нему, на него нахлынуло чувство безнадежности. Если что-то еще и связывало его с Сарой, то эта ночь поставила окончательную точку, в этом он не сомневался.

Он согласился жениться на Маргарет, и понимал, что это сильней связывало его с ней, что одновременно прерывало его связь с Сарой. Неожиданная волна эмоций разразилась в его голове, когда Уильям вспомнил вечер в кафе с Сарой. Сара презирала Маргарет, всегда. Если бы она узнала, что только что произошло между ним и Маргарет, это бы буквально разбило ей сердце. Уильям закрыл глаза, заставляя свои мысли вернуться к реальности, в которой Сары нет, а Маргарет станет его женой. Он не представлял, какой будет его жизнь на грани удовольствия и боли от угрызений совести. Что-то подсказывало ему, что временное удовольствие, которое может предоставить ему Маргарет, померкнет по сравнению с болью, которую он испытывает без Сары.

Уильям не хотел больше думать, это ничего не изменит, и причиняет чертовски много боли, и был рад, что Маргарет прервала ход его мыслей.

— Эй, — она приподняла его подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза, — ты не сказал мне, понравилась ли тебе акция.

Он слабо улыбнулся и понял, что ему действительно понравилось, даже очень. Как это не могло понравиться?

Теперь, будучи насытившимся мужчиной, он понимал, о чем говорил его отец, он только что слишком глубоко ввязался в нечто, откуда теперь ему не выбраться.

Глава 10

Генри въехал во двор ранчо Сомертонов и заглушил мотор грузовика. Всю долгую и утомительную поездку, он не мог думать ни о ком, кроме своих давних друзей. Ему все еще было тяжело поверить в то, что их больше нет, и как трагические события заполонили его жизнь. У него было два выбора: впасть в отчаяние и скорбь, или быть сильным и стойким. Он знал, чтобы ему посоветовала сделать Катрин, и знал, что если бы все было наоборот, Эдвард и Энн сделали бы это для него. Приехать за Сарой и забрать ее домой это правильный поступок. Так он докажет свою стойкость и почтит память дорогих ему людей.

Но из письма Оскара он узнал, что перед ним стоит дополнительная задача. Из-за потери памяти Сары, он не был уверен, что сможет убедить ее вернуться с ним домой в Колорадо. Для нее он незнакомец. Ей придется выбрать его, и место называемое домом, которое она больше не помнит, вместо Оскара и Элли, которые, очевидно, заботились о ней. Как он будет убеждать ее, еще предстоит выяснить. Он мог только надеяться, что судьба окажется на его стороне, и поможет ему вернуть Сару в Колорадо. Он не мог перестать думать, что если у него все получиться, то Сара так же вернется к Уиллу. А это может стать очередной сердечной болью для них. Но он опережает события. Перво-наперво нужно выйти из грузовика, и осознать, что Эдвард и Энн не выйдут ему навстречу. Масштаб потери был мучительным. Слишком знакомое ему чувство.

Дотянувшись до бардачка, он достал старую фотографию. Она была выцветшей, края были погнуты, но картинка по-прежнему была четкой. Этого должно хватить. Это все что у него было. Он вышел из грузовика и захлопнул дверь. Не раньше, чем он закрыл одну дверь, открылась другая. Сара стояла, удерживая дверь скромного домика, и прикрывала глаза рукой от солнца, чтобы разглядеть его.

Он сделал тихий глубокий вдох, и пошел в ее сторону, увеличивая свои медленные шаги к крыльцу из стрех ступеней, где стояла Сара. Ему хотелось обнять ее. Девочка, которая росла на его глазах с первых дней ее рождения, сейчас стояла перед ним, превратившись в прекрасную юную девушку. Она сама, несомненно, изменилась, но не ее глаза. Их глубина по-прежнему притягивала и захватывала, но так же сейчас в них можно было разглядеть сломленную душу, и Генри молил о том, чтобы суметь ее исцелить. Она убрала руку ото лба, и он надеялся хоть на малейший проблеск узнавания. Он медленно подошел к ней, словно любое резкое движение могло спугнуть ее, как дикую лань.

— Здравствуй, Сара, — им овладели эмоции, увидев ее, и зная, что она, должно быть, пережила после смерти родителей.

Ее лицо почти не выражало эмоций. Только, настороженность. Она протянула ему руку.

— Здравствуйте, мистер Харстон. Оскар думал, что вы прибудете сегодня.

Генри потянулся к ее руке, и осторожно пожал ее, снова обдумывая каждое свое движение и манеру. Он посмотрел ей в глаза, и увидел прежнюю добрую невинность, которая была присуща ей еще в детстве, преобразовавшуюся лишь зрелостью, но все же это была Сара.

— Здравствуй, Сара. Я так рад тебя видеть, — он осторожно сжимал ее руку, и боролся с желанием обнять ее.

Она улыбалась с опаской, и переступала с ноги на ногу. Ее волнение в его присутствии только усугубляло печальное положение.

— Не желаете войти внутрь? — он мог сказать, что ее смелось, была шаткой, словно она искала поддержки.

— Конечно, — подготовив себя к душераздирающим испытаниям от отсутствия Эдварда и Энн, он снял шляпу, и прошел через порог, озираясь по сторонам. Темно коричневый плащ

Эдварда висел на вешалке, а фартук Энн трагично висел одиноко на кухне. Он справится, ради них. Забота об их дочери, и когда Мэтью вернется назад, об их сыне, теперь его обязанность.

— Могу я вам что-нибудь предложить? Чай? Кофе? — Сара указала на кухню.

Генри улыбнулся.


— Конечно, на твое усмотрение.

— Я только что заварила кофе, будете?

Он кивнул, и она быстро свернула на кухню, доставая две тускло зеленые кофейные чашки из шкафа. Он заметил, что у нее дрожат руки, и ему хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы унять ее волнение.

— Вам положить сахар, или..?

— О, нет. Просто черный.

Она разлила кофе по чашкам и принесла их к маленькому столу у стены. Генри сел, и стал наблюдать, как она осторожно положила два кубика сахара в свою дымящую чашку и слегка размешала. Будет нелегко выполнить задуманное. Ему нужно начать разговор, если он хочет убедить ее хоть в чем-нибудь.

— Сара, — начал он, но тут же понял, что в его мыслях разговор казался ему гораздо легче, чем на самом деле. — Часть меня умерла, когда я узнал об аварии. Я знаю, что ты не помнишь, но я скажу тебе, что любил твоих родителей, как родных. Ничто не заполнит пустоту оставшуюся после них.

Сара кивнула и вглядывалась в свою чашку, словно читая послание сквозь темную жидкость.

— Я понимаю, о чем вы говорите, мистер Харстон. Я тоже ощущаю пустоту. Иногда я задаюсь вопросом почему. Почему это произошло? Почему я выжила, а они нет?

Генри сделал глубокий вдох. Этим же вопросом он задавался с самой смерти Катрин, но никто не знал на него ответ.

— Хотел бы я знать ответ. Хотя, — он остановился, потерев бровь, — возможно и не хочу, если подумать. Видишь ли, я думаю, нам не следует знать ответы на это. Почему так, а не иначе? Не думаю, что мы смогли бы справиться с подобной информацией. Это подвластно одному лишь богу, и никому больше, понимать такие вещи. Возможно, таким образом, он избавляет нас от непосильной ноши. — Он медленно пожимает плечами и хмурится. — Я не знаю.

Сара помолчала и посмотрела на него. После глубокого вздоха она кивнула.

— Я думаю, вы правы. Просто мне кажется, что если бы я знала, почему это произошло, то мне бы стало легче жить. Но я понимаю, что неважно знаю я это или нет, ничего не изменится. Это пустота будет со мной до конца моих дней. Я просто пытаюсь свыкнуться с этим.

Генри кивнул и взглянул на ее прекрасное лицо искаженное скорбью. Он сам задавался тысячу раз всеми этими вопросами, которые сейчас в ее голове. Ему было жаль, что ей пришлось пережить эту трагедию в столь юном возрасте. Ведь даже в зрелом возрасте это нелегко. Все что они теперь могут сделать, это не прекращать дышать, и чтить память людей, которых они любили и сделать все, чтобы они гордились ими.

С этой новой миссией, закравшейся в его мысли, он достал старую фотографию из нагрудного кармана плаща, и передвинул ее по столу к кофейной чашке возле Сары.

— Это мы вчетвером, — он приподнял брови и склонил голову на бок, возвращаясь в те воспоминания. — Кажется, это было лет сто тому назад, мы были намного моложе тогда.

Сара с почтением подняла фотографию, словно любое резкое движение могло уничтожить изображение.

Генри наблюдал, как ее взгляд двигается по фото от одного лица к другому. Она посмотрела на Генри и снова на фотографию. Она задержала взгляд на Катрин, и Генри видел ее стремление распознать лицо.

Он глянул поверх фотографии и указал пальцем на фото.

— Катрин. Моя жена, Катрин. Она и твоя мама были… близки. Как сестры. Лучшие подруги, на самом деле.

Сара разглядывала двух женщин державшихся под локти, улыбающиеся и счастливые. Она подняла взгляд на Генри, словно хотела что-то сказать, но потерев лоб, опустила глаза обратно к фотографии.

— Должно быть, вам обоим было тяжело узнать об аварии.

Генри провел рукой по рту.

— Катрин погибла несколько месяцев назад.

Сара посмотрела на него, и Генри заметил сочувствие в ее глазах. Даже не смотря на то, что Сара не помнила ничего из прошлого, он все-таки надеялся, что где-то глубоко в душе она все же помнит его. Но даже если нет, ни время, ни травма, ни горе, не смогли стереть всегда присущее ей сострадание.

— В нашем амбаре начался пожар. Она была внутри, и не смогла выбраться вовремя. Каждую минуту с того момента я пытался отыскать ответы, что произошло, и почему. Пока не получил письмо от Оскара. Потом я начал думать о тебе и о том, что я должен помочь тебе. Катрин хотела бы этого от меня.

Сара кивнула и положила фотографию обратно на стол.

— Я многого не помню, мистер Харстон, и…

Генри остановил ее.

— Прошу, Сара. Ты никогда не называла меня «мистер Харстон», ни разу в жизни, а я знаю тебя с самых пеленок. Поэтому прошу, зови меня Генри.

Сара нервно поерзала на своем стуле, но повторила.

— Хорошо, Генри, — она сделала глубокий вдох и начала заново. — Многое в моей голове покрыто, словно густым туманом. Словно, я даже могу видеть сквозь него, но не важно, сколько бы я ни старалась, у меня не получается. А некоторых вещей я совершенно не помню. — Она качает головой. — Ничего, ничего нет, но я знаю, что-то должно быть. Воспоминания о детстве. У меня нет никаких воспоминаний, кроме тех, что произошли не так давно в моей жизни. Это очень страшное и одинокое ощущение. И, — она остановилась, — я надеялась, вы поможете мне в этом.

— Я знаю, Сара. Воспоминания, это все что у нас остается, когда что-то проходит или заканчивается. Они делают нас теми, кто мы есть, с чего мы начинали. Я сделаю все возможное, чтобы пролить свет на туман в твоей голове.

Сара легонько пробежалась кончиками пальцев по рукам мамы на фотографии, и закрыла глаза, прежде чем посмотреть на него с решительностью.

— Вы пойдете со мной, Генри? Я хочу вам кое-что показать.

— Конечно.

Они вдвоем отодвинули стулья, и скрежет стульев о деревянный пол нарушил тишину дома.