Слишком дружелюбный незнакомец

Решетка… Параллельные линии перед его глазами были не чем иным, как прутьями решетки, едва видневшимися на тусклом сером фоне.

За ним тоже были прутья решетки, он их ясно видел.

А по другую сторону решетки он увидел ее.

Она была совершенно неподвижна. Без сомнения, она находилась здесь уже давно, но не обнаруживала своего присутствия.

— Мадам Вассер…

Почему-то это имя само сорвалось с его языка, но в то же время он не мог точно сказать, кто она такая.

Его рот был как будто наполнен клейким тестом. Вместо языка там еле шевелилась огромная личинка.

— Что?..

Он не был уверен, что его губы пошевелились.

— Тсс… Вы слишком много выпили вчера вечером, вы упали. Но успокойтесь, ничего серьезного. Всего лишь небольшая рана на голове. Я ее обработала.

Женщина говорила слишком быстро. Его мозг был не способен воспринимать кучу долетавшей до него информации.

Слишком много выпил? Рана?

Поднеся руку к волосам, он почувствовал под пальцами полоску ткани, повязанную вокруг головы.

— Не делайте усилий… Все будет хорошо. Здесь вы в безопасности.

Это неодолимое желание спать, снова погрузиться в сумерки…

Боль, давящая на глаза…

И в то же время ему хотелось бороться. Бодрствовать как можно дольше. Понять, что с ним происходит.

— Я хотела быть здесь, когда вы проснетесь, чтобы вы не испугались. Но вы нуждаетесь в отдыхе. Позже мы сможем поговорить.

Не спать… Понять, что происходит… не спать, по…

Его голова бессильно опустилась на матрас.

Он был уже наполовину поглощен покрывающей его непроглядной темнотой, когда до его сознания дошла последняя фраза:

— Мы как следует вами займемся…





2




Когда он по-настоящему проснулся — несколько минут или часов спустя, — что-то изменилось. А точнее, исчезло.

Боль…

По его личной шкале Рихтера она уменьшилась от состояния опустошительного потрясения до слабого подземного толчка. При обычном стечении обстоятельств он, возможно, почувствовал бы недомогание, но в связи с тем, что он вынес, это было нечто большее, чем просто неудобство, обычная головная боль, которая может застать врасплох при пробуждении после слишком короткой ночи.

Брайан чувствовал себя заледеневшим, продрогшим насквозь.

Обострившемуся от холода разуму не понадобилось много времени, чтобы окончательно проясниться, и воспоминания начали возвращаться с ужасающей четкостью. Вассеры, дом, ужин, опустошенные им бутылки пива, столовая, которая начала раскачиваться, пол, равномерно пошатывающийся у него под ногами…

А затем все его существо охватила паника.

Он лежал, вытянувшись на матрасе, ноги были прикрыты шерстяным одеялом. Тоже из его комнаты: он безошибочно узнал этот узор из черточек. Вокруг были стены погреба, погруженные в полумрак.

Лампы дневного света не горели, и Брайан спросил себя, откуда этот слабый свет, позволяющий ему рассмотреть, что рядом с ним.

Он находился в пространстве два на три метра, похожем на то, где месье Вассер держал бутылки вина. За тем исключением, что здесь не было ни одной бутылки. Только стена из голого камня, покрытая паутиной, где выделялись более светлые квадраты — места, где находились ящики.

У матраса бутылка воды. Той марки, которую он всегда находил на столе во время обеда и ужина.

И недалеко от бутылки голубое ведро.


Положив руку на лоб, он ощутил, как та непроизвольно дрожит.

Да что же это за?..

Даже особенно этого не желая, он повернулся и подергал решетку. Она была закрыта. Заперто или всего лишь закрыто на щеколду?

Ну и вопрос!

В тот единственный раз, когда он спускался в этот погреб, его заинтриговали эти мощные прутья. Ему показалось странным, что такую громоздкую решетку поставили, чтобы охранять несколько бутылок вина…

Инстинктивно или, может быть, от страха он свернулся клубком на матрасе, сложив вместе локти и колени.

Мумусс.

Он подумал о Мумусс, своей кошке.

Вспышка…

Сперва ему показалось, что в ней нет никакого смысла.

Воспоминание из детства; ему тогда только исполнилось семь лет.

Вот уже много дней животное ничего не ело и вело себя странно, избегая их компании и прячась в глубине шкафов. Никто даже не подумал отнести ее к ветеринару. Слишком дорого. Нет времени. В конце концов, это всего лишь кошка.

Однажды утром Мумусс убежала в нижний этаж и прорыла дыру на поросшем пожелтевшей травой участке земли за мусорными баками, служившем им садом.

Чтобы быть одной. Чтобы иметь возможность умереть спокойно.

Он нашел ее три дня спустя, по запаху. Все думали, что это мусорные баки воняют, как обычно. Но на этот раз это было тело животного, которое уже начало разлагаться. Теперь Брайан находился в той же позе, что и она: свернувшись клубком…

Едва он об этом вспомнил, как все его тело напряглось. Нет, так нельзя: эта поза означает смирение, покорность…

С усилием он поднялся на ноги и потратил несколько секунд, чтобы обрести равновесие. «Всего лишь небольшая рана на голове. Я ее уже обработала».

Марля была твердой, будто забытый на плите блин, на ней виднелось темное пятно. Он предположил, что это кровь.

Его кровь.

Брайан заметил, что на нем другая одежда. Вместо брюк и его единственной белой рубашки на нем были старые джинсы и футболка с изображением музыкальной группы Linkin Park. Его туфли исчезли. Он был в одних носках. Обнюхав свою футболку, он учуял запах чистоты и моющего средства, которым пользовалась мадам Вассер.

Брайан был уверен, что не переодевался. Но ведь кто-то же это сделал…

Ощутив непреодолимое желание почесаться, он сунул руку в джинсы и заметил, что под ними ничего нет. Низ живота обдуло холодным воздухом. Страх сменился чувством стыда. Кто-то раздел его догола, чтобы натянуть на него эту одежду.

Еще несколько секунд он собирался с духом, чтобы подойти к решетке. Впрочем, его рука просто осталась лежать на ручке дверцы. То неустойчивое мгновение, когда еще может произойти самое лучшее или, наоборот, самое худшее…

Не раздумывай!

Он попытался открыть дверцу — безуспешно, попробовал еще раз, а затем принялся трясти решетку, чтобы расшатать прутья.

Он потер себе глаза и попытался успокоиться. Расположить в порядке те вопросы, которые рвались из него наружу.

Что я здесь делаю?

Почему я заперт?

Почему я не в своей комнате?

Но положа руку на сердце он не был уверен, что хочет знать ответы на них.

От страха ему неудержимо захотелось помочиться.

Он поспешил к голубому ведру. Ему снова сделалось стыдно, но у него не было выбора.

Расстегнул ширинку. Его член уменьшился — от холода или страха. А может быть, по обеим причинам сразу. Струя мочи забрызгала внутреннюю поверхность сосуда, а затем покрыла ее белесой пеной.

Закончив, он поставил ведро в дальний угол, чтобы оно не маячило перед глазами.

Потом он снова подошел к решетке и принялся звать: сперва тихонько. Как будто все было не так серьезно и сохранялась надежда, что достаточно всего лишь объяснения, чтобы положить конец этой более чем странной ситуации.

Затем он подал голос.

Его крики нарушили холодную тишину погреба.