Следовать новым курсом

Последнее распоряжение было, пожалуй, лишним – кочегары канонерки и так едва-едва поддерживали пар в котлах. Машина же не действовала – её блестящие, залитые зелёным маслом шатуны замерли в ожидании, винт был поднят в специальную шахту, чтобы не создавать помех стремительному бегу под парусами.

Этим меры предосторожности, предпринятые по приказу адмирала, не ограничивались. Вместо звёздно-полосатого флага вздёрнули под гафель треугольный – синий с красным крестом и белой звездой вымпел Нью-Йоркского яхт-клуба. Расчёт на то, что британские сигнальщики не заподозрят боевого корабля в изящном, похожем на яхту богача-аристократа судне – остроносом, с изящно изогнутым корпусом, наклонёнными к корме мачтами и раскинутыми, словно крылья морской птицы, полотнищами лиселей. В дополнение к этим мерам, орудия на палубе (одиннадцатидюймовку и две девятидюймовки системы Дальгрена) было велено укрыть чехлами – а заодно и обмотать парусиной дымовую трубу. Сливаясь со снежно-белым корпусом, эта «бутафория» до неузнаваемости меняла облик судна.

Канонерская лодка «Алерт», вступившая в строй всего два года назад, имела железный корпус (нечастое явление для американского флота) и начинала свою карьеру на Североатлантической станции. За недолгое время службы она побывала на Средиземном море, в водах, омывающих Японию и побережье Китая, послужила учебным судном, принимая на борту курсантов Аннаполиса. А когда в Европе начали сгущаться тучи, «Алерт» вернули домой и включили во вновь сформированную эскадру Чесапикского залива в качестве авизо – посыльного и разведочного судна.

Каковую роль она сейчас и выполняла.

– Ну, что скажешь, Эндрю, сынок?

Коммандер Анри Сен-Брийё чуть заметно скривился. Контр-адмирал Дэвид Портер – высокий, широкоплечий, с окладистой, чёрной как смоль бородой, был прославленным героем Гражданской войны. Выходец из самой именитой семьи в американском флоте, он был известен грубовато-покровительственной манерой общения с подчинёнными. Например, он легко позволял себе искажать имя и фамилию коммандера на вульгарное англосаксонское «Эндрю Санбер» – так переиначили их много лет назад матросы военного шлюпа «Могикан», где он начинал морскую карьеру зелёным мичманом. Дальше была Гражданская война, служба на речных канонерках Фаррагута, несколько месяцев стажировки на кораблях русской эскадры, явившейся тогда на помощь аболиционистам. Помнится, тогда он сдружился с русским офицером с труднопроизносимой фамилией Povalichinn… Затем – годы мира, новые корабли, новые звания, недоумение, с которым Сен-Брийё наблюдал за упадком американского военного флота… Сейчас он командовал флагманом Портера, однобашенным монитором «Лихай». И на правах флаг-офицера и советника сопровождал контр-адмирала в рекогносцировочной вылазке на «Алерте».

– Головным «Шэннон», – ответил коммандер. – За ним «Беллерофон» и «Трайумф».

– На этот раз газетчики не напутали, – недовольно буркнул Портер. – Эту посудину действительно перевели с Тихого океана.

– Четвёртым «Комюс», – Сен-Брийё проигнорировал замечание начальства. – Замыкает колонну фрегат «Рэйли». Это уменьшенный вариант «Шаха», того, что прославился боем с «Уаскаром».

– Надеюсь, с нами им повезёт не больше, – ответил контр-адмирал. – Помнится, на перуанском мониторе насчитали более семи десятков попаданий и не одного пробития?

– Именно так, сэр, – подтвердил коммандер. – Правда, сейчас я бы на это не рассчитывал: после того случая англичане пополнили погреба своих фрегатов бронебойными снарядами системы Паллисера. На «Рэйли», если помните, две девятидюймовки в оконечностях, они способны стрелять на любой борт…

– И четырнадцать семидюймовок по бортам, – кивнул Портер. – Помню, разумеется. Все его орудия произведены Вулвичским королевским арсеналом, нарезные, и имеют довольно приличную скорострельность. На «Инконстанте» во время пробных стрельб такая пушка сделала восемь выстрелов за восемь минут сорок восемь секунд. Это всего чуть больше минуты на выстрел!

– И к тому же дальностью боя они превосходят тяжёлые орудия британских броненосцев, – добавил Сен-Брийё. – А про наши, дальгреновские, и говорить нечего…

– Дым на два румба! – крикнул сигнальщик.

Оба офицера одновременно вскинули подзорные трубы.

– Винтовой корвет, – определил Портер. – «Сапфир» или «Аметист», идёт в охранении. Нам с ним встречаться незачем – у корветов этого типа хода на два с половиной узла больше, чем у нас.

Коммандер не отрывал окуляра от глаза. Это действительно был британский корвет – отчаянно дымя, он спешил наперехват «Алерту».

– Поворачивать на шестнадцать румбов! – распорядился Портер. – Лиселя долой, фок и грот на гитовы, обороты до полных. Больше прятаться нечего, он наверняка нас раскрыл. Отходим к норд-осту, в сторону залива Черристон. Если что, укроемся на тамошних мелководьях.

– Эскадра ждёт на норд-весте, за мысом Дип-Крик, – напомнил командир «Алерта». Всё это время он стоял на мостике, но в беседе участия не принимал.

– Потому и идём в противоположную сторону! – Портер посмотрел на офицера снисходительно-сожалеюче, словно на сморозившего глупость школьника. – Нельзя раскрывать положение эскадры. Мы не знаем, что сделают англичане – повернут назад, к Норфолку, или продолжат двигаться на норд, к устью Потомака. А вот когда мы это поймём – тогда и будем решать, что делать дальше…

– Собираетесь дождаться, когда они увязнут в минных заграждениях, и ударить в спину?

– Это было бы неплохо, – вздохнул контр-адмирал. – Только, Эндрю, сынок, не стоит считать лаймов совсем уж идиотами. Ты, надеюсь, знаешь, как они действовали возле русской крепости… как бишь её…

– Кронштадт.

– Да, верно. Там англичане пустили по минам пароходы, набитые пустыми бочками и брёвнами, и только вслед за ними – броненосцы. Бьюсь об заклад, они и сейчас тащат с собой такие же прорыватели. Нет, надолго их мины не задержат. Вся надежда на то, что до ночи британцы не управятся, а в темноте им нанесут визит минные катера. Но уж тогда – наша очередь, сынок, с утра придётся сойтись с врагом лицом к лицу. Или ты недоволен?

– Как вы можете, сэр? – Сен-Брийё вспыхнул от возмущения. – Вы же знаете, что значит для меня эта война!

– Да, верно, ты ведь родом из Канады…

– Не просто из Канады, сэр! – коммандер говорил страстно, чем немало удивил степенного, рассудительного собеседника. – В тридцать девятом году английские ублюдки убили моего отца. Он был ранен во время боя за ветряную мельницу, но красномундирники вытащили его из груды мёртвых тел и добили штыками. Просто так – взяли и закололи, как колют свиней, сэр! И вы полагаете, что я могу быть недовольным предстоящей дракой? Да я…

Договорить он не успел. По аккомпанемент боцманских дудок по палубе застучали десятки босых пяток. Марсовые муравьями расползались по реям, повисали на головокружительной высоте, упираясь ногами в перты, втягивали назад вдоль реев лисель спирты, складками подбирали парусину. Из трубы, откинутой, как и мачты, к корме, повалили густые клубы дыма. Канонерка набирала ход, уходя от опасности.



Чесапикский залив,

корабль её величества «Шэннон»

…декабря 1878 г. 12:25 по Нью-Йорку

Дзинь-дзиннь! Дзинь-дзинь! Дзинь-дзиннь!

Третья полуденная склянка.

– Что там посудина янки?

– Повернула на норд-ост и драпает на всех парах. Передать на «Аметист», чтобы догнали?

– Незачем. Сколько идти до Норфолка, Джемис?


Флагманский штурман сверился с картой.

– Если повернём прямо сейчас – через два часа будем на траверзе форта Монро.

– Это…

– Примерно двадцать-тридцать по Гринвичу, сэр. На широте Нью-Йорка – пятнадцать-тридцать.

Адмиралу Эдварду Ингфилду было зябко в плотном суконном плаще. Хотелось спуститься в салон, приказать подать горячего грога, устроиться в кресле с высокой спинкой – и не думать об этих омерзительных янки и их плотах, обитых ржавым котельным железом.

Нельзя. Офицеры броненосца, как и «флажки» адмиральского штаба, должны видеть, что он стойко переносит невзгоды. Да и какие там невзгоды – волна едва полтора фута, пятибалльный ветер с норд-оста хоть и напитан зябкой сыростью, но вполне терпим. Закрытая акватория Чесапикского залива – это вам не океан. Вот там – да, там сейчас солоно…

– Джемис, что сегодня солнце?..

– Навигационные сумерки двадцать два тридцать по Гринвичу.

– То есть у нас будет часа два светлого времени. Очень хорошо…

Адмирал задумался.

– Передайте на «Рэйли» и «Сапфир» – пусть идут вперёд. Мы встанем на якоря милях в трёх от форта Монро, подальше от минных банок.

– Но тогда ночью мы будем в пределах досягаемости их минных катеров, сэр!

– В этой луже мы везде в пределах их досягаемости. Или вы предлагаете всю ночь жечь уголь и шататься по заливу, как лунатики?

– Нет, я…

– Вот и не надо. Что до катеров – если янки полагают, что мы не умеем читать, то они сильно ошибаются. Турки ещё в прошлом году использовали противоминные заграждения, изготовленные из рыбацких сетей, причём весьма успешно.

– Да, сэр, разумеется. На наших кораблях теперь тоже есть противоминные сети.

– То-то же, Джемис! Сети будем ставить в темноте, пусть для янки это будет сюрприз. А завтра с утра – начнём. Если, конечно, не случится чего-то более интересного.

– Вы о нападении эскадры Портера, сэр?

– Он ударит, только если будет уверен, что мы достаточно ослаблены. А значит, надо постараться создать у него такое впечатление. Но это потом, когда встанем на якоря. А сейчас…

Инглфилд обернулся к флагманскому офицеру.

– Поднять сигналы: поворот последовательно на зюйд-вест-тень-вест. Идём к Норфолку.



Пёстрая гирлянда сигнальных флажков поползла на стеньгу флагмана. Следующие за ним мателоты один за другим отрепетовали приказ, и броненосцы один за другим, медленно, словно обожравшиеся криля киты, которым лень даже нырнуть, стали поворачивать, меняя курс. Небо серое, низкое, свинцовое. С норд-оста один за другим набегают несильные шквалы, низкие волны колотятся в чёрные борта, обшитые броневыми листами, вышедшими из прокатных станов Манчестера и Бирмингема. Жирный угольный дым стелется над волнами. Его рвёт в клочья и сносит вперёд, по курсу медленно ползущих бронированных утюгов её величества королевы Виктории. Шквалы приносят с собой ледяной дождь; амбразуры корабельных казематов на «Шэнноне», «Беллерофоне», «Трайумфе» задраены, орудия, стоящие на палубах, тщательно укрыты промасленными парусиновыми чехлами, стволы заткнуты деревянными, обшитыми толстой кожей пробками. Внизу, в котельных отделениях, полуголые кочегары обливаются потом, кидая в топки лопату за лопатой превосходный – Королевскому флоту только самое лучшее! – кардифф.

Броня. Уголь. Пушки.

До Норфолка – два часа хода.



Чесапикский залив

…декабря 1878 г. Ночь

В ходе кампании 1878 года Королевский флот немало пострадал от неумения своего руководства делать правильные выводы из случившегося. И когда вице-адмирал Эдвард Август Инглфилд, кавалер ордена Бани, главнокомандующий Североамериканской и Вест-индской станциями Ройял Нэви, взялся разрабатывать планы набега на Чесапикский залив, он постарался как можно полнее учесть все ошибки, весь боевой опыт, накопленный в морских сражениях последней четверти века.

И нельзя сказать, что это ему не удалось.

Как только на воды Чесапикского залива упали сумерки, на броненосцах, стоящих на якорях в трёх с половиной милях мористее форта Вулл, обозначилось оживление. С бортов выставляли выстрелы, изготовленные из старых реев и лисель-спиртов – их собирали по всем судоремонтным мастерским и парусным судам, оказавшимся в Гамильтоне. Выстрелы застывали в горизонтальном положении, с их концов, подобно ажурным театральным занавесам, спускались в воду крупноячеистые сети. К нижним краям были прикреплены оплетённые канатами чугунные ядра, и занавеси погружались на десяток футов, создавая заслон и под поверхностью воды – от внимания вице-адмирала не укрылись, конечно, примеры использования подводных лодок в ходе войны Севера и Юга. Эдвард Инглфилд не хотел, чтобы его великолепные боевые корабли – новейший «Шэннон», заслуженные ветераны «Беллерофон» и «Трайумф», а также фрегаты «Комюс» и «Рэйли» – стали жертвой минных атак.

План сработал. Примерно в полночь из устья реки Элизабет, от каменных верков фортов Монро и Вулл двинулись в залив многочисленные паровые катера. Машины их пыхтели на малых оборотах; кочегары едва поддерживали пар в котлах, следя за тем, чтобы сноп искр из дымовой трубы не выдал противнику приближение безмолвного убийцы. Вдоль бортов, выступая на несколько футов вперёд, свисали длинные шесты с закреплёнными на концах медными бочонками шестовых мин, начинённых несколькими десятками фунтов хлопчатобумажного пороха. Несколько катеров несли более совершенное оружие – самодвижущиеся мины Уайтхеда в особых пусковых решётках или буксируемые мины-крылатки, которые предстояло подвести под днище неприятельского судна и подорвать, замкнув контакты гальванической батареи. И каково же было разочарование американских минёров, когда вместо покрытых броневыми листами бортов их «торпедо» (так называли все виды морских мин, от якорных до самодвижущихся) уткнулись в верёвочные сети – на первый взгляд эфемерную, но непреодолимую преграду.

Кто-то, чертыхаясь сквозь зубы, давал задний ход и принимался искать прореху в сетчатой стене. Кто-то подводил свой катер вплотную к ней и в отчаянии попытался проделать дыру с помощью матросских ножей. У кого-то не выдерживали нервы, и он замыкал контакты, наплевав, что на таком расстоянии от борта мина не нанесёт сколько-нибудь заметного ущерба.

Первый взрыв ударил в противоминных сетях «Комюса», разрывая чернильную темноту ночи. И сразу вспыхнули гальванические лампы-прожектора на боевых марсах, засуетилась прислуга у картечниц и скорострельных малокалиберных пушек, до сего момента затаившихся за фальшбортами. Броненосцы опоясались вспышками выстрелов. Мечущиеся по поверхности воды прожекторные лучи вырывали из мрака то клубы пара из пробитого парового котла, то валящиеся за борт тела, пробитые пулями, то фонтаны щепок, разлетающиеся от искрошенных картечью бортов.

Конечно, не все мины взорвались на сетевых заграждениях. У некоторых судов британской эскадры – например, у корветов «Аметист» и «Сапфир», у шлюпа «Ринальдо», у пароходов-прорывателей противоминных сетей не было вовсе. Они и стали жертвами – сначала шестовая мина разворотила борт «Сапфира», а потом две крылатки одна за другой взорвались под днищами пароходов. Но – как бы проклинали лаймы своего адмирала, если бы знали, что их гибель была предусмотрена сэром Ингфилдом, заложена в его хитроумный план…

Словно в ответ на крики тонущих вместе с корветом матросов, на «Шэнноне» и «Беллерофоне» вспыхнули чадящие костры – это по приказу адмирала жгли на железных листах тряпьё и деревянный хлам, обильно политый машинным маслом. Немногие уцелевшие в разразившемся аду команды катеров могли торжествовать: проклятые англичане горят и тонут, дело сделано!

Согласитесь, не так-то просто отличить в кромешной тьме броненосец от обычного парохода…

Вице-адмирал выслушал доклад флаг-офицера и удовлетворённо кивнул. До рассвета – неполные пять часов. Волны, чёрные, тающие во мраке туши броненосцев, качающиеся на воде обломки катеров – всё освещено тусклыми оранжевыми сполохами рукотворных пожаров, знаменующих «бесславную гибель» британской эскадры.