Следовать новым курсом

Санкт-Петербург, Невский проспект

…июля 1878 г.



– А всё же кофе у «Жоржа Данона» не очень, – заметил Серёжа, ставя крошечную, с золотым ободком, чашечку на блюдце. – Вот, помнится, в Гельсингфорсе…

– Было, как же, – отозвался собеседник, тоже морской офицер, судя по погонам, капитан второго ранга. – Все уши прожужжала о визите в это заведение. Даже супругу мою потом соблазнила. Говорит – нечто феерическое!

Серёжа кивнул. Прежде он не слишком-то разбирался в тонкостях приготовления заморского напитка, по привычке предпочитая ему чай. Спасибо пожилому шведу, владельцу кофейни на углу Михайловской, куда он частенько захаживал во время долгих прогулок по городу. Отставной боцман торгового флота варил кофе самолично – и не только варил, но и обжаривал зёрна, доставленные прямиком из Бразилии в джутовых мешках с фиолетовыми клеймами португальских экспортных фирм и германского Ллойда. Он-то и приучил мичмана Казанкова к этому напитку – а заодно и к крошечным, изумительно вкусным булочкам с корицей под румяной хрустящей корочкой. Увы, столичные кофейни, даже такие известные, как «Жорж Данон», не могли похвастать ничем подобным.

Нина, племянница капитана второго ранга Повалишина, тогдашнего Серёжиного непосредственного начальника, командовавшего монитором «Стрелец», нередко сопровождала молодого человека в прогулках по городу. На гельсингфорсской эспланаде, на бульварах и проспектах, так похожих на петербургские, и родилась их приязнь, переросшая со временем в нечто большее, и теперь лейтенант Казанков запросто захаживал в дом на углу Большой Морской и Конногвардейского, где квартировало семейство Повалишиных, на правах жениха. Свадьбу, правда, пришлось отложить – война-с, да и разрешение жениться флотским лейтенантам просто так не дают. К тому же жених, получивший назначение на захваченный у англичан фрегат «Клеопатра», скоро отбудет в дальние края. Дядя же невесты (он выполнял роль опекуна) покинул госпиталь и, хоть и ходит опираясь на трость, уж конечно, не засидится в столице. Война, начавшаяся после торжественного взятия Константинополя, тянулась уже почти полгода. И, несмотря на немалые успехи, конца пока не просматривалось в океанских просторах, где по-прежнему господствует Британская империя…

Так что с флёр д’оранжем, фатой и прочими свадебными финтифлюшками придётся повременить до полной победы русского оружия. А пока двое мужчин неспешно беседовали в зеркальном зале одной из лучших столичных кофеен.

Петербург вам не Кронштадт, не Гельсингфорс. Порядки здесь задаёт гвардия, лейб-гусары, конногвардейцы, семёновцы с преображенцами. Но теперь любимцы публики – моряки; после блестящей весенней кампании, после триумфов Свеаборга и Северного фарватера им особый почёт и уважение. Вот такому молоденькому, только-только произведённому лейтенанту, на чьём мундире алеет Владимир с мечами и бантом из чёрно-красной орденской ленты – любому ясно, где он мог его заслужить! Вот и кидают почтительные взгляды важные петербургские обыватели, студенты, заглянувшие к «Данону» после лекций, дамы в лёгких летних манто, решившие побаловать себя чашечкой шоколада, и даже сопровождающие их лейб-кирасиры, позвякивающие, по случаю пятницы, палашами в зеркальных ножнах. Можно неспешно развернуть газету, отгородиться от изучающих, восторженных, завистливых взглядов, сделать маленький глоток ароматной жидкости (эх, не тот кофе, совсем не тот!) – и продолжить неспешную беседу двух знающих людей.

А поговорить сегодня есть о чём.



– Ну вот, полюбуйтесь: уже третий наш рейдер потоплен!

Кавторанг в раздражении ткнул никелированной ложечкой в газетный разворот.

– Неужели наша доктрина крейсерской войны в океанах оказалась ошибочной? Разумеется, у англичан ажиотаж, рост страховых ставок и всё такое, – но, на мой взгляд, особых неудобств они пока не испытывают.

– Как по мне, воздействие это в первую очередь нравственное, – уверенно возразил Серёжа. Он ещё утром прочитал заметку о гибели в Аденском заливе русского военного клипера «Крейсер» и успел всё хорошенько обдумать. – К тому же прикиньте, сколько вымпелов занято сейчас охотой за нашими рейдерами! А они пригодились бы господам просвещённым мореплавателям этой весной, на Балтике! Да и потери в торговых судах они тоже несут, не считая даже стоимости грузов. Морская торговля суть Британской империи, а мы бьём именно туда. Что до результатов – ничего, Иван Фёдорович, будут и результаты. Вот выберемся мы на «Клеопатре» из балтийской мышеловки, а уж там развернёмся вволю! Это ведь, – он ткнул пальцем в столбцы газетной статьи, – только первые ласточки. Помните, я показывал вам письмо барона Греве, моего однокашника, о набеге на Сингапур?

Повалишин покивал.

– Да, друг мой, помню. И сочувствую от всего сердца. Остаётся надеяться, что ваш товарищ уцелел. В телеграмме из Адена, на которую ссылается британская «Таймс», сказано, что часть команды спаслась на шлюпке.

– Надеяться, конечно, надо, – Серёжа пожал плечами и пригубил кофе, – да только барон тут ни при чём, газетчики всё переврали. Я давеча письмецо от него получил – штемпель, не поверите, бомбейский! А отправлено из голландской Батавии, оттуда пакетботы ходят в Бомбей, Калькутту и порт Карачи. Я это к тому, что письмо датировано двумя днями позже несчастной баталии, так что «Крейсер» там ну никак не мог оказаться.

– Кто же тогда? – озадаченно нахмурился Повалишин. – «Джигит», «Аскольд», может, «Богатырь»? «Витязь»-то ещё в мае погиб, встретившись с «Трайумфом» под флагом адмирала де Хорси.

Серёжа удивлённо поднял брови.

– Позвольте, это тот флотоводец, что, с позволения сказать, отличился в знаменитой баталии с перуанским монитором?

– Он самый, – подтвердил кавторанг. – К несчастью для нас, Хорси сделал из этой истории правильные выводы и настоял, чтобы в состав Тихоокеанской станции были включены и броненосные суда. На один такой не повезло напороться «Витязю». Меня одно только удивляет: «Витязь», конечно, не самый лучший ходок, а всё же пошустрее этого утюга. Очень даже просто мог уйти!

– Так то по бумагам, Иван Фёдорович! – невесело усмехнулся молодой человек. – Наши корветы по году с лишком в походе – обрастание днища, машины разболтаны, котлы засолились. К тому же «Трайумф» был не один – его сопровождал «Шах», тоже, кстати, герой той эпической битвы с «Уаскаром». Догнал «Витязя», навязал ему бой, – а там и броненосец подтянулся. У Чухнина не было ни единого шанса.

– …И пришлось Григорию Павловичу выбросить побитый снарядами корвет на камни. Не с их калибрами тягаться с броненосцем: продолжая безнадёжный бой дальше, он только понапрасну людей бы погубил. Хорошо хоть, британцы не решились забрать их в плен: погода портилась, рискованно было подходить к берегу, высаживаться. А так, двумя неделями позже их подобрал перуанский угольщик и доставил в Лиму.

Серёжа согласно кивнул.

– В газетах писали, что контр-адмирал Мигель Грау, тот самый, что командовал в том бою «Уаскаром», задал им грандиозный приём в лучшем отеле перуанской столицы.

Повалишин отпил кофе, задумчиво покатал на языке послевкусие – и что его собеседник нашёл в этом горьком бразильском вареве? – и продолжил:

– Так я о бое в Аденском заливе. Вы полагаете, это был не «Крейсер»?

– Судя по описанию, приведённому в газете, – скорее, клипер «Джигит». Ясно ведь указано: парусное вооружение барка, а у корветов типа «Богатырь», как вам, должно быть, известно, бизань несёт марсель с брамселем. Да и больше он как бы не вдвое – две тысячи сто пятьдесят тонн водоизмещения против едва тысячи трёхсот у клипера. И шестидюймовок не три, а все шесть. Мудрено обознаться!

– Ну, это вы хватили, батенька… – ухмыльнулся Повалишин. – Журналисты – известные путаники, они вам и башенный фрегат монитором обзовут за милую душу.

Мужчины допили кофе. Серёжа подозвал официанта и велел принести пирожных – для Нины и Ирины Александровны, супруги кавторанга.

– На «Джигите», кстати, тоже мой знакомец служит, Коля Рейценштейн, – заметил лейтенант, принимая у служителя нарядную, с золочёным тиснением коробочку. – Он, правда, на два года старше был в училище – мичмана получил в семьдесят пятом, а на «Джигит» попал двумя годами позже, после минного офицерского класса в Кронштадте.

Повалишин сложил газету.

– «Джигит», значит… жаль, славный был кораблик. И новый совсем – в семьдесят шестом на воду спущен. Кстати, по поводу вашего назначения, друг мой: дошли до меня любопытные слухи из-под шпица… давайте-ка прогуляемся по Невскому, и я всё детальнейше изложу. Уверен, вам будет интересно.

И встал, тяжело опираясь на трость. Рана, полученная кавторангом в бою на Северном фарватере, ещё давала о себе знать.

– …датчане заключили с кайзером Вильгельмом временный союз – и закрыли Датские проливы для судов воюющих сторон. Действия великих держав, вишь ты, угрожают миру и спокойствию в регионе, а значит – ни-ни! Кайзер подтянул к проливам свой флот, и в первую очередь – миноносную эскадру под командованием некоего Тирпица…

Серёжа с Повалишиным неспешно шагали по Невскому. Июльская погода радовала душу, весело тарахтели по брусчатке железные шины пролёток да звякали неспешно ползущие вагончики конки – империалы, заполненные до отказа, мелькали картузы, студенческие и гимназические фуражки, малиновые шапочки рассыльных. Торопиться решительно некуда – «Клеопатра» встала на балтийском заводе на переборку машины, и Серёжа уже третий день маялся бездельем.


– Как вы говорите, Тирпиц? – переспросил он. – Никогда о таком не слышал.

– Пока сей господин прославился лишь тем, что реорганизовал вверенные ему миноносные силы в некий загадочный «миноносный инспекторат» – только, бога ради, не спрашивайте меня, что сие означает! Так вот, флот кайзера – вернее, то недоразумение, которое он почему-то именует флотом, – соединился с датчанами. После чего датский адмирал, держащий флаг на двухбашенном мониторе «Рольф Краке» – прославленная, между прочим, посудина, отличилась ещё в 1864-м, во время Второй Шлезвигской войны, – объявил во всеуслышание, что на вверенных ему кораблях полным-полно гальваноударных мин системы Герца. И если противоборствующие стороны вознамерятся форсировать проливы, неважно, с какой стороны, – он завалит ими все узости, а там хоть трава не расти!

– Дивны дела твои, Господи! – покачал головой Серёжа. – Чтобы германцы с датчанами выступили заодно, да ещё и по такому поводу! Вроде и те и те нам друзья: Вильгельм не знает, как угодить государю, чтобы его благосклонностью упрочить своё положение в Эльзасе и Лотарингии. А датская принцесса Дагмара так и вовсе супруга наследника престола. А тут – мины, блокада проливов…

– Потому и блокада, что друзья! – тонко усмехнулся кавторанг. – Тут, брат, большая политика. Ну и стратегия, конечно: хоть мы англичанам холку и намылили, но списывать Ройял Нэви со счетов пока ещё рано. Не так уж много мы сможем сейчас вывести вымпелов – Свеаборгская виктория далась нам дорого, многие корабли требуют ремонта. Только и хватит сил, чтобы немцев с датчанами с тылу подпереть и шведам подать намёк – не вздумайте трепыхнуться, худо будет…

Готовя экспедицию в Финский залив, британский адмирал Эстли Купер рассчитывал захватом крепости Свеаборг и столицы великого княжества Финляндского подать злопамятным шведам сигнал, что пора вернуть владения, отторгнутые семьдесят лет назад у шведской короны. И теперь подданным Оскара-Фредрика оставалось лишь копить злобу за крепостными верками Стокгольма, опасаясь потревожить восточного соседа, необъяснимо оседлавшего военную удачу.

– Я к чему это говорю? – продолжал меж тем Повалишин. – Твоя «Клеопатра» наверняка войдёт в состав эскадры, которую отправят на Балтику. Дело, конечно, нужное – но признайся, друг мой, разве ты этого желал?

Серёжа, помедлив, кивнул. Недавно произведённому в лейтенанты, успевшему уже хлебнуть лиха и распробовать вкус победы, грезились лихие крейсерства в океанах, на торговых путях Британской империи, о которых так увлекательно писал в своих письмах Карлуша Греве. А тут – изволь, как некогда на практическом отряде морского училища, болтаться на линии Сааремаа – Готланд, ни в коем случае не высовываясь западнее Борнхольма…

– Большего пока сказать не могу, уж извини, – Повалишин добавил в голос загадочности и едва заметно подмигнул собеседнику. – Но ежели имеешь намерение найти дело поживее – завтра, часика эдак в три пополудни, тебя ждут под шпицем вот в этом кабинете. Его хозяин – мой старинный знакомец по морскому училищу. Уверен, его предложение тебя заинтересует.

И протянул юноше визитную карточку, на оборотной стороне которой имелись наспех выведенная карандашом надпись и номер.

– Спрячь, дома рассмотришь, – посоветовал кавторанг. – Но только уговор: племяннице моей дражайшей, как, впрочем, и Ирине Александровне, ни слова! Если прознают, что это моя затея – со свету сживут!

Серёжа торопливо кивнул, старательно пряча квадратик картона за обшлаг. Конечно, Нина будет недовольна, – но ведь на то и флотская служба, чтобы невесте ждать на берегу суженого…

Мысли юноши были целиком заняты неясными перспективами, связанными с посещением неведомого кабинета под шпицем, а потому он не обратил внимания на двух мастеровых, починявших на углу Невского и Екатерининской набережной афишную тумбу. А те отлично его заметили. Один, худощавый, с длинными, словно у цапли, ногами и острым лицом, подходящим скорее студенту, а не подмастерью, – вздрогнул, уронил пилу-ножовку и бочком попятился за тумбу. А потом долго сверлил затянутую кителем спину лейтенанта пронзительным, ненавидящим взглядом.

Газета «С.-Петербургские ведомости»

…июля 1878 года

Срочно из Триеста:

…На переговорах о мире между Российской империей и Оттоманской Портой вновь поднят вопрос о европейских владениях Турции. Владыка Черногорский Данило III продолжает настаивать, что Метохия-Гацко, Подгорица, Никшич и прочие города, городки и селения вилайета Ишкодара должны отойти княжеству Черногория. В этом его поддержал светлейший князь Горчаков, возглавляющий нашу делегацию на переговорах, а также германский канцлер Отто фон Бисмарк. Дальнейшая судьба албанского пашалыка…





Нам пишут из Первопрестольной:

…Руководители Московского биржевого союза объявили о крупном пожертвовании для греческих патриотов, сражающихся против османского владычества в Архипелаге. Средства пойдут на приобретение и оснащение каперских судов, а также на внесение залогов в размере 10 000 рублей золотом на каждое каперское свидетельство, подтверждающее право на действия против торгового и коммерческого флота Османской империи. Свидетельства выдаются российским посланником в Афинах на основании «Правил о партикулярных корсарах» от 1788 г.…





Новости из Афганистана:

…Генерал-адъютант от кавалерии Гурко, командующий Особым Туркестанским корпусом, присутствовал на торжественном обеде, данном в Кабуле эмиром Шир-Али по случаю блестящей победы союзных русских и афганских войск у города Джелалабад над британскими экспедиционными силами. Сын эмира Якуб-хан, возглавлявший в этом сражении афганские войска, преподнёс генерал-адъютанту Гурко индийскую саблю в золотых, украшенных изумрудами ножнах и кровного жеребца английской породы. Сабля и жеребец принадлежали ранее генерал-майору Фредерику Робертсу, начальствующему над английским отрядом; в этом сражении он был убит. В ответ генерал-адъютант Гурко презентовал Якуб-хану шесть четырёхфунтовых бронзовых полевых пушек новейшей системы для вооружения его личной гвардии. Также нашим афганским союзникам были переданы две с половиной тысячи винтовок Пибоди-Мартини из числа взятых во время недавней победоносной кампании на Балканах…





Парижская «Фигаро» сообщает:

…Среди лиц, близких к президенту, циркулируют слухи о новых разногласиях между Французской республикой и Британией. Согласно этим слухам, лорд Дизраэли потребовал объяснений по поводу состоявшихся недавно военно-морских учений французского флота. В ответ президент Греви будто бы намерен…





Наш корреспондент в Копенгагене известил:

…Приходят сообщения о перемещениях кораблей германского и датского военных флотов к северу от острова Сальтхольм в проливе Каттегат. Также в проливе Большой Бельт замечены суда, производящие учения по спуску морских мин со специально приспособленных для этого понтонов…





Санкт-Петербург, Летний сад

…июля 1878 г.

Серёжа небрежно бросил сложенную газету на скамейку. Он и сам толком не понимал, зачем её купил – столичные «Ведомости» доставляли на квартиру Повалишиных, где лейтенант обитал во время вынужденного пребывания в Петербурге. Вот и эти заметки он успел проглядеть с утра – хозяин дома, обычно просматривающий утренние газеты прямо за столом (привычка, с которой его супруга безуспешно боролась уже много лет), деликатно уступил это право гостю. Понимал, что тому надо привести в порядок мысли, успокоиться перед важным визитом. Потому и спросил, желая отвлечь гостя: