Скажи мяу, ведьма, или Дорога проклятых кошек

Многие убежали тушить два горящих дома, но человек десять остались, следя за Ларой со смесью ужаса и любопытства на чумазых от копоти лицах. Среди них стоял и её бывший ухажёр – донельзя растерянный Юрген.

Когда Крэх собрался её уменьшать, Лара поднялась на лапы и отряхнулась от воды. Не успела остыть боль от превращения в кошку обычного размера, как торопливый колдун уже протягивал руку для следующего заклинания.

– Погоди, ну не здесь же! – заволновалась Лара, глядя на поражённых свидетелей её метаморфоз – многих из этих людей она знала в лицо. – Я не хочу, чтобы ты обращал меня при всех!

– Я не понимаю твоих «мяу», – нахмурился Крэх.

Лара потрясла головой, привстав на миг на задние лапы.

– Давай хотя бы за дом отойдём!

– Ши-ги-шин-па-эр-дли-ях.

«Поздно», – вместе с новой болью осознала она.

– И правда – Лара! – ахнули деревенские.

Она задышала и позволила себе глубокий вздох.

– Так что ты пыталась сказать? – поинтересовался Крэх.

– Уже не важно, – осипшим голосом пробормотала Лара.

Она увидела, как Юрген отделился от толпы и убежал. Это почему-то успокоило. Зато среди людей начались волнения:

– Богомерзкий чернокнижник… А если он и нас зачарует?..

– Не тревожьтесь! – поспешно объявила Лара. – Он не причинит вам никакого вреда. Мы здесь, чтобы спасти вас от солдат, а не околдовывать!

Возбуждение в толпе не унималось, но хотя бы стало менее враждебным.

«Крэху придётся стереть им всем память…»

Лара повернулась к колдуну.

– Не думала, что когда-нибудь снова это скажу, но… спасибо тебе, Крэх.

– Не думала она, – ворчанием ответил тот. – А я вот думал. И никогда не сомневался, что ты опять угодишь в переплёт.

– В книге есть заклинание для тушения огня? – выразительно спросила Лара.

Крэх бросил безучастный взгляд на зарево пожаров.

– Не уверен.

К удивлению Лары, в деревню вкатила одна из повозок Крэха, с которой слезли три матроса.

– Мельник поведал мне о солдатах и, прежде чем тебя догонять, я отправил кучера за повозкой и товарищами, – вертя тростью, пояснил колдун.

– То есть… – обомлела Лара, – первое, о чём ты подумал…

– А мерзавцев-то сколько! Всё-таки не зря я за тобой поехал, – весело заметил Крэх, подходя к лежащему на земле солдату. Он поддел его голову сапогом и слегка наклонился. – Живой? Со мной поедешь.

По давно заведённому порядку Крэх замораживал раненых солдат, разоружал и уменьшал. Два матроса, притащившие четыре пустые клетки, сажали кирасир под замок. Вилда и третий матрос собирали пистолеты, палаши[17] и пики.

Лара только качала головой.

– Ты – вылитый жнец смерти.

Деревенские жители наблюдали за действиями Крэха и его помощников без понимания происходящего, но с одобрением.

– Лара, – спросил кузнец, показывая на сбор солдат, – как это понимать?

Та не знала, что ответить, не пускаясь в объяснения, и отвечала коротко:

– Как дань.

Пожары почти потушили. Снег больше не падал. Крэх собирал ещё живых с азартом грибника.

– Вот это улов! – приговаривал он. – Отличное пополнение моей коллекции. С такой отборной швалью и пираты не сравнятся…

Лара отряхивала камзол, когда из толпы вдруг сказали:


– Спасибо тебе, Лара. До конца наших дней мы перед тобой в долгу.

Ей стало неловко. Она совсем не чувствовала, что заслужила благодарность.

«Без чудовища я бы не справилась», – подумала Лара, а вслух произнесла:

– Знаете, почему за тридцать лет войны на вас ни разу не нападали? – Деревенские задумались, замялись. – Потому что все эти годы вашу деревню защищала бабушка.

В толпе послышались шептания.

– По всему выходит, ты и правда ведьма? – боязливо подал голос кузнец.

– Скорее нет, чем да.

– Ты оборотень?

– Такой же, как и всякий человек. – Лара кивнула на Крэха, что пленял солдат. – Не я умею превращаться в зверя, а он умеет превращать.

Теперь всеобщее внимание было приковано к колдуну. Тот вернул деревенским многозначительный взгляд и, показав на клетки тростью, крикнул так, чтобы слышали все:

– Друзья мои! Хотите ли вы для этих нелюдей страшной мучительной смерти?

– Хотим! – дружно ответили те.

– Тогда слушайте! Я увожу солдат с собой, а вы забываете всё, что сегодня видели. Если кто узнает, что вашу деревню спасло колдовство… на кострище, быть может, и не попадёте, а вот на дыбу – уж наверняка. Эту тайну вы унесёте с собой в могилу. Никаких песен и сказаний о громадной кошке и прекрасном колдуне!

Лара с сомнением воззрилась на Крэха.

– Никому ни слова – даже меж собой не обсуждайте! – ораторствовал «прекрасный колдун». – Так вы проявите самую малую благодарность за то, что я сберегу вам память и жизни. Уяснили?

Люди ответили «да», бодро кивая.

– А теперь разойдитесь по домам и запритесь! Кто ставни откроет и хоть полноса высунет, того чудовищем сделаю. – Он указал на Лару. – Таким же точно.

«Ещё чуть-чуть – и мной начнут детей пугать», – печально подумала та.

Погасив костёр для пыток, деревенские разошлись: кто-то – с радостью, а кто-то – нехотя.

– Береги себя, Лара. Прощай!

– И вы прощайте. – Увидев рядом Крэха, Лара убеждённо сказала: – Они бы меня не сожгли.

– Может, и не сожгли бы, – легко согласился он. – Ведь из тебя бы вышла знатная шуба.

– Да чтоб тебя!

– И не одна…

Пока матросы грузили клетки в повозку, Лара пересчитала замороженных солдат.

– Крэх, это что же получается? Пока я не видела, ты тут воскрешением занимался?

– Честное слово, никого не воскресил, хотя очень хотелось! – едва не божился тот.

– Не так уж много я и убила, – с сожалением отметила Лара.

– Добивать надо лучше.

– В следующий раз буду стараться.

Крэх прочёл над деревней охранное заклинание, и они сели в карету, где их дожидалась Вилда. Экипаж двинулся в сторону Кемница, повозка ехала следом.

– Это защитит деревню всего на неделю, – задумчиво сказала Лара.

– Скорей бы кончилась эта поганая война, – вздохнул сидевший напротив Крэх.

Лара вспомнила речи канцлера о том, что ей под силу ускорить заключение мира, и ясно почувствовала, что с таким грузом вины она уже не справится.

– Хотя после войны всё может стать ещё хуже, – добавил колдун. – Сейчас они, по крайней мере, командира слушают, после войны солдаты просто начнут объединяться в разбойничьи банды, помяни моё слово. За тридцать лет слишком много людей привыкло жить разбоем, не работая.

– Уж кто бы говорил…

– Сказала убийца. Кстати, отчего у тебя в церкви гуманность взыграла?

– Что?..