Скажи мяу, ведьма, или Дорога проклятых кошек
Часть 50 из 90 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Лара горестно поджала губы.
– Не пережил превратностей пути.
– И его совсем нельзя починить? – опечалился Андреас.
– Совсем, – буркнула Лара.
– Потом ты мне всё расскажешь.
– Когда-нибудь. По правде говоря… – с трудом разрешая себе быть честной, начала она, – я потеряла всё: карету, деньги, коньяк… – Андреас при каждом слове делался грустнее. – Воротник, лошадей. Всех, кроме Адской Тьмы…
– Довольно! – Махнув рукой, он стиснул Лару в объятиях. – Главное, что ты цела.
Лара стояла ошеломлённая. Она так давно не чувствовала себя кому-то нужной и важной, что совершенно отвыкла от человеческого тепла. Но рука Андреаса поползла к её груди, и Лара нахмурилась.
– А каких превратностей не пережила моя рубашка? – хрипло прозвучал его голос.
Лара резко подалась назад.
– Рубашку я постирала, успокойся…
Положив руку ей на затылок, Андреас горячо поцеловал её в висок и опустился ниже, к губам. Она отвернулась.
– А целовать меня совсем не обязательно.
– Тогда как мне выразить свою любовь?
– Словами, исключительно пристойными словами!
– Слова бессильны там, где правят чувства…
Однако Лару всё это не трогало.
– Андреас, я ведь говорила, что мне нужно время.
– Сколько дней? – чуть отклонился тот.
– Не дней, а месяцев. Возможно, лет.
– Лет? Лет?! – поражённо застонал Андреас. Потом схватил её ладонь и провёл у себя под рубашкой. – А выдержишь?
– Я-то выдержу! – Упёршись рукой ему в плечо, Лара попыталась отнять другую от его обнажённой груди. – А ты… держи себя в руках!
Освободившись из объятий Андреаса, Лара слегка зашаталась. Бросила взгляд на тюфяк в углу и опустилась прямо на каменный пол. Андреас снял камзол и уселся рядом, восклицая:
– Ты оставляешь это тело без присмотра? Я бы даже сказал… на произвол судьбы?
– За тобой уже фон Херхель присматривает и, как я погляжу, весьма успешно.
– Ревнуешь? – почти с надеждой спросил Андреас.
– Боже упаси!
– А зря, – немедля молвил он.
– Да было бы к кому.
– Лет…
– Угомонись. – Лара отсела подальше. – Нам надо придумать, как тебя вытащить.
Андреас прижался спиной к стене. Несмотря на все злоключения, с его лица не сходила улыбка.
– Ты сидишь в темнице. Чему ты радуешься?
– Тому, что ты пришла меня спасти, – прошептал он.
– Пока не спасла.
– Ты самая отважная девушка из всех, что я знаю.
Лара недоверчиво хмыкнула и, надев шляпу, посмотрела на Андреаса с залихватским видом.
– А кто называл меня бздуньей?
– В то время ты боялась всего подряд.
– Я и сейчас боюсь. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться. Отвага в том и состоит, чтобы преодолевать свой страх.
В глазах Андреаса она уловила неподдельную тревогу и решила никогда не рассказывать ему о том, что пережила.
– Полагаю, – осторожно заговорил он, – дни нашей разлуки были для тебя нелёгкими.
– В отличие от тебя, мне было не до развлечений.
– Я не столько развлекался, сколько наблюдал.
– Играя в шахматы?
– Мы не только в шахматы играли, но и в теннис.
– Это что?
– Игра, в которой двое перекидывают друг другу пробковый мяч при помощи деревянных лопаток. – Андреас сделал в воздухе замах. – В неё играют даже короли. Филипп отвёл для тенниса целый зал.
– Недаром же он Мышиный Король, – съязвила Лара.
– Ещё я узнал, почему Филипп решил стать колдуном.
– Чтобы насолить епископу?
– Не совсем, – сказал Андреас. – Наш мышонок осиротел в двенадцать лет, сейчас ему девятнадцать. По завещанию покойного графа-отца его опекуном назначен единственный старший родственник – брат не менее покойной графини. О воспитании и финансах племянника заботился дядюшка. Определённого возраста, в котором Филипп считался бы самостоятельным, отец не указал, надеясь на добропорядочность родственника – всё-таки духовное лицо. В завещании граф лишь написал о «возрасте степенности и благонравия», коих у Филиппа нет и в помине. Кроме титула, мышонок унаследовал замок, несколько деревень и домов. Он волен ими пользоваться, но не распоряжаться. Всеми доходами заправляет опекун. И сколько бы Филипп с ним ни ссорился, лишаться своих привилегий дядя не хочет.
– Выходит, епископ ещё большая тварь, чем мы думали?
– Боюсь, что алчность не самый его тяжкий грех, – неуверенно обронил Андреас. – Утверждать не буду. Возможно, мне послышалось.
– Епископ довольно стар. Почему нельзя просто дождаться его смерти?
– Хоть и стар, но здоров как племенной бык. Недаром же все померли, а он остался. Епископ не дурак. Понимая, что племянник искренне желает ему смерти, он составил письмо о том, что в случае его насильственной гибели первым подозреваемым объявляется Филипп. А там и до тюрьмы недалеко… Поэтому иного способа избавиться от дядиной власти Филипп не находит. Своей алчностью епископ, можно сказать, толкает парня на грех.
– А если епископ не алчный, а дальновидный? – засомневалась Лара. – Он видит, что племянник незрел и доверять ему состояние – рано. Лучше бы дворянчик развивал в себе благонравие, чем продавал свою никчёмную душу.
Андреас замотал головой.
– Мышонок никогда не отречётся от разгульной жизни. За то время, что я здесь, он устроил четыре безумные пьянки.
Лара посмотрела на него в ожидании худшего.
– Меня на них, конечно, не приглашали! – с сожалением признал Андреас. – Но из окна своей комнаты я видел много знакомых лиц. В их числе – мой несостоявшийся родственник Эрхарт. – Он осёкся, задумался, поймал сердитый взор слева. – Что? Я бы всё равно на ней не женился!
– Негодный котяра… – выдохнула Лара.
– Я знаю, кто может помочь! Мне понадобятся чернила, бумага и… перо! – Андреас ловко выдернул одно из плюмажа на её шляпе.
– Зачем?
– Я напишу Эрхарту письмо, а ты отнесёшь! – Он оторвал небольшой кусок от рукава рубашки и, произнеся над ним заклинание, превратил в бумагу.
– Из чего колдуют чернила?
– Из воды, которой нет.
Заражаясь его энтузиазмом, Лара вскочила на ноги.
– Обрати меня в кошку – я поищу чернила в замке!
– Нет, это слишком опасно, ты и так из-за меня рисковала.
– Но чем ты будешь писать?
Андреас закатал рукав, обнажая свежую неглубокую рану.
– Кровью?! – пискнула Лара.
– Не тревожься, ничего серьёзного…
– Тебя надо перевязать!
– Не пережил превратностей пути.
– И его совсем нельзя починить? – опечалился Андреас.
– Совсем, – буркнула Лара.
– Потом ты мне всё расскажешь.
– Когда-нибудь. По правде говоря… – с трудом разрешая себе быть честной, начала она, – я потеряла всё: карету, деньги, коньяк… – Андреас при каждом слове делался грустнее. – Воротник, лошадей. Всех, кроме Адской Тьмы…
– Довольно! – Махнув рукой, он стиснул Лару в объятиях. – Главное, что ты цела.
Лара стояла ошеломлённая. Она так давно не чувствовала себя кому-то нужной и важной, что совершенно отвыкла от человеческого тепла. Но рука Андреаса поползла к её груди, и Лара нахмурилась.
– А каких превратностей не пережила моя рубашка? – хрипло прозвучал его голос.
Лара резко подалась назад.
– Рубашку я постирала, успокойся…
Положив руку ей на затылок, Андреас горячо поцеловал её в висок и опустился ниже, к губам. Она отвернулась.
– А целовать меня совсем не обязательно.
– Тогда как мне выразить свою любовь?
– Словами, исключительно пристойными словами!
– Слова бессильны там, где правят чувства…
Однако Лару всё это не трогало.
– Андреас, я ведь говорила, что мне нужно время.
– Сколько дней? – чуть отклонился тот.
– Не дней, а месяцев. Возможно, лет.
– Лет? Лет?! – поражённо застонал Андреас. Потом схватил её ладонь и провёл у себя под рубашкой. – А выдержишь?
– Я-то выдержу! – Упёршись рукой ему в плечо, Лара попыталась отнять другую от его обнажённой груди. – А ты… держи себя в руках!
Освободившись из объятий Андреаса, Лара слегка зашаталась. Бросила взгляд на тюфяк в углу и опустилась прямо на каменный пол. Андреас снял камзол и уселся рядом, восклицая:
– Ты оставляешь это тело без присмотра? Я бы даже сказал… на произвол судьбы?
– За тобой уже фон Херхель присматривает и, как я погляжу, весьма успешно.
– Ревнуешь? – почти с надеждой спросил Андреас.
– Боже упаси!
– А зря, – немедля молвил он.
– Да было бы к кому.
– Лет…
– Угомонись. – Лара отсела подальше. – Нам надо придумать, как тебя вытащить.
Андреас прижался спиной к стене. Несмотря на все злоключения, с его лица не сходила улыбка.
– Ты сидишь в темнице. Чему ты радуешься?
– Тому, что ты пришла меня спасти, – прошептал он.
– Пока не спасла.
– Ты самая отважная девушка из всех, что я знаю.
Лара недоверчиво хмыкнула и, надев шляпу, посмотрела на Андреаса с залихватским видом.
– А кто называл меня бздуньей?
– В то время ты боялась всего подряд.
– Я и сейчас боюсь. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться. Отвага в том и состоит, чтобы преодолевать свой страх.
В глазах Андреаса она уловила неподдельную тревогу и решила никогда не рассказывать ему о том, что пережила.
– Полагаю, – осторожно заговорил он, – дни нашей разлуки были для тебя нелёгкими.
– В отличие от тебя, мне было не до развлечений.
– Я не столько развлекался, сколько наблюдал.
– Играя в шахматы?
– Мы не только в шахматы играли, но и в теннис.
– Это что?
– Игра, в которой двое перекидывают друг другу пробковый мяч при помощи деревянных лопаток. – Андреас сделал в воздухе замах. – В неё играют даже короли. Филипп отвёл для тенниса целый зал.
– Недаром же он Мышиный Король, – съязвила Лара.
– Ещё я узнал, почему Филипп решил стать колдуном.
– Чтобы насолить епископу?
– Не совсем, – сказал Андреас. – Наш мышонок осиротел в двенадцать лет, сейчас ему девятнадцать. По завещанию покойного графа-отца его опекуном назначен единственный старший родственник – брат не менее покойной графини. О воспитании и финансах племянника заботился дядюшка. Определённого возраста, в котором Филипп считался бы самостоятельным, отец не указал, надеясь на добропорядочность родственника – всё-таки духовное лицо. В завещании граф лишь написал о «возрасте степенности и благонравия», коих у Филиппа нет и в помине. Кроме титула, мышонок унаследовал замок, несколько деревень и домов. Он волен ими пользоваться, но не распоряжаться. Всеми доходами заправляет опекун. И сколько бы Филипп с ним ни ссорился, лишаться своих привилегий дядя не хочет.
– Выходит, епископ ещё большая тварь, чем мы думали?
– Боюсь, что алчность не самый его тяжкий грех, – неуверенно обронил Андреас. – Утверждать не буду. Возможно, мне послышалось.
– Епископ довольно стар. Почему нельзя просто дождаться его смерти?
– Хоть и стар, но здоров как племенной бык. Недаром же все померли, а он остался. Епископ не дурак. Понимая, что племянник искренне желает ему смерти, он составил письмо о том, что в случае его насильственной гибели первым подозреваемым объявляется Филипп. А там и до тюрьмы недалеко… Поэтому иного способа избавиться от дядиной власти Филипп не находит. Своей алчностью епископ, можно сказать, толкает парня на грех.
– А если епископ не алчный, а дальновидный? – засомневалась Лара. – Он видит, что племянник незрел и доверять ему состояние – рано. Лучше бы дворянчик развивал в себе благонравие, чем продавал свою никчёмную душу.
Андреас замотал головой.
– Мышонок никогда не отречётся от разгульной жизни. За то время, что я здесь, он устроил четыре безумные пьянки.
Лара посмотрела на него в ожидании худшего.
– Меня на них, конечно, не приглашали! – с сожалением признал Андреас. – Но из окна своей комнаты я видел много знакомых лиц. В их числе – мой несостоявшийся родственник Эрхарт. – Он осёкся, задумался, поймал сердитый взор слева. – Что? Я бы всё равно на ней не женился!
– Негодный котяра… – выдохнула Лара.
– Я знаю, кто может помочь! Мне понадобятся чернила, бумага и… перо! – Андреас ловко выдернул одно из плюмажа на её шляпе.
– Зачем?
– Я напишу Эрхарту письмо, а ты отнесёшь! – Он оторвал небольшой кусок от рукава рубашки и, произнеся над ним заклинание, превратил в бумагу.
– Из чего колдуют чернила?
– Из воды, которой нет.
Заражаясь его энтузиазмом, Лара вскочила на ноги.
– Обрати меня в кошку – я поищу чернила в замке!
– Нет, это слишком опасно, ты и так из-за меня рисковала.
– Но чем ты будешь писать?
Андреас закатал рукав, обнажая свежую неглубокую рану.
– Кровью?! – пискнула Лара.
– Не тревожься, ничего серьёзного…
– Тебя надо перевязать!