Скажи, что будешь помнить
Часть 8 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Он позвонил сам, и это уже позитивный знак.
Надеюсь, что так, потому что я уже устала разрываться между двумя берегами в большом океане. Мы с Генри разговариваем. Я разговариваю с папой и мамой. И только они трое не разговаривают друг с другом.
– Почему он звонил?
– Генри беспокоится за тебя, – отвечает папа. – Считает, что ты несчастна.
Отодвигаюсь от мамы. Генри – предатель.
– Я не несчастна.
– Да, вид у тебя счастливый, – с легкой иронией замечает папа.
Несколько недель назад я позвонила Генри после особенно неприятной благотворительной встречи, а потом, по причине усталости, может быть, и поплакалась кузену. Если бы я знала, что результатом минутной слабости станет вот этот разговор, никогда бы ему не звонила.
– Почему ты не сказала, что подала заявление на участие в Программе Моргана? – спрашивает папа.
Опускаю голову. Генри уже мертвец. Я сама его убью. О стажировке за пределами школы знал только он один. И он настучал на меня моим родителям.
– Это вам Генри сказал?
– Нет. Несколько месяцев назад, когда ты начала готовить заявление, нам позвонили из школы.
Сижу с открытым ртом.
– Так вы знали?
– Да. И мне сообщали из школы о каждом твоем шаге.
Если бы можно было спрятаться в кусочке сахара, я бы так и сделала.
– Почему вы мне не сказали, что знаете?
– А почему ты не сказала нам? – парирует мама.
Возразить нечего.
– Я не знала, доберусь я до финала или нет. – Чего я не хотела на самом деле, так это того, чтобы они узнали об очередной моей неудаче, если такое случится.
– Ты хотя бы представляешь, куда собираешься? – спрашивает мама.
– Во время этой стажировки мы будем учиться компьютерному программированию. Она начнется в колледже и продолжится четыре года. Я – финалистка, и это значит, что в последний год мне нужно будет создать какое-то приложение.
В программу одного из факультативных курсов в мой последний школьный год будет входить независимое создание такого приложения. Ожидается, что я начну работу уже летом. Я умолчала об этом, поскольку не была уверена, что мне удастся совместить разработку приложения с участием в кампании отца.
Мама поджимает губы. Что бы это могло значить?
– Компьютерное программирование? И когда только ты успела этим заинтересоваться?
Пожимаю плечами. Перейдя в старшую школу, я попала в класс, где каждую четверть предлагалось попробовать себя в новой профессии. Одним из предложений было программирование. Мне понравилось. А еще мне понравился театральный клуб и многое-многое другое, так что поначалу я и не задумывалась о чем-то конкретном, но…
– Всерьез я обратила внимание на программирование, когда в утренних школьных новостях увидела объявление о стажировке. Меня как будто встряхнуло, и я сказала себе: а почему бы нет?
– А почему бы нет, – повторяет мама медленно, будто слышит эти слова впервые.
– А почему бы и нет, – снова говорю и мысленно добавляю: «Почему не я?»
– Элль. – Мама трогает горло, ищет золотой медальон с фотографиями – моей и Генри. – Ты обещала помочь отцу с кампанией. Фактически мы платим тебе за помощь. Этим летом у тебя напряженный график публичных мероприятий. А потом еще благотворительные встречи и…
Отодвигаюсь еще дальше:
– Я могу это все успеть.
– Ты действительно полагаешь, что сумеешь завершить работу над приложением и у тебя еще останется время? – спрашивает папа.
– Да.
Он качает головой, как будто я объявила о намерении в одиночку совершить полет на Луну.
– Твой школьный консультант объяснил, что последняя ступень стажировки требует таких же усилий, как и работа по совместительству. И как ты намереваешься участвовать в кампании, которая требует разъездов, заниматься в школе так, чтобы оценки осенью не пошли вниз, и доводить до ума проект с приложением? Извини, но это невозможно.
Папа не в состоянии охватить взглядом всю картину. Заключительный этап стажировки состоит в том, чтобы создать приложение с нуля. На основе моей собственной идеи. И ответственность за приложение, от концепции до производства, тоже лежит на мне.
– Работа над приложением будет зачтена осенью как отдельный курс, и у меня для этого есть целое лето.
– Двадцать часов в неделю. Это минимум для работы над программой. Так сказал консультант. Вычти время работы в школе – на дом останется часов пятнадцать. Извини, но я не понимаю, как ты сможешь заниматься программой и выполнять обязательства, которые взяла на себя передо мной и мамой.
Уголки рта ползут вниз.
– То есть ты хочешь сказать, что подавать заявление на стажировку не следовало?
Мама катает медальон по золотой цепочке.
– Мы хотим сказать, что шесть месяцев – это все, на что тебя хватает. Ты начинаешь что-то новое, потом устаешь и в результате оставляешь, не закончив. Тебя увлекает погоня за новым и блестящим – это особенность твоей натуры.
– В этот раз все не так. – Да и не только в этот. Меня переполняет обида. Я опускаю голову. Дело не в том, что я устаю от того, за что берусь, чем увлекаюсь; дело в папе и маме, которые сразу же начинают ожидать от меня каких-то особенных, выдающихся результатов. И когда мне не удается стать звездой в новом деле, когда первые места достаются другим, это рассматривается как провал, едва ли не катастрофа.
– Элль. – Папа хочет, чтобы я посмотрела на него, а я не могу. Стол – единственное, глядя на что не возникает ощущения гибели всего мира. Если я посмотрю на папу, от моей гордости не останется вообще ничего, а вернуть уверенность в себе не так-то просто.
– Элль, – уже строже, приказным тоном повторяет папа. – У меня пресс-конференция. Если не хочешь присутствовать, я пойму, но мне нужно закончить этот разговор здесь и сейчас. Ты – моя дочь, я люблю тебя и буду горд, если ты выйдешь на сцену вместе со мной.
Я бросаю на него быстрый взгляд, потому что хочу, чтобы он гордился мною и хотел быть со мной рядом.
– Мы верим в тебя, – говорит он. – Но ты не до конца понимаешь, какую ответственность берешь на себя. Мы с твоей мамой это понимаем и знаем, чего может стоить успех.
Папа рос в бедной семье, жившей на государственное пособие. А вот у мамы все было наоборот, и она росла в роскоши, но ее отец был человеком эмоционально и физически жестоким. Жизнь не гладила их по головке, и им пришлось многое испытать и через многое пройти, чтобы выбраться из детства живыми.
– Мы все постигали на собственном опыте, и нам никто не помогал. Теперь мы с твоей матерью пытаемся поделиться с тобой теми преимуществами, которыми овладели сами. Мы пытаемся удержать тебя на более легкой дороге, дать тебе то, чего не было у нас. Доверяй решениям, которые мы принимаем ради тебя. К тому же я не знаю, как бы на меня смотрели, если бы ты победила, а потом отказалась от этой стажировки. В нашем штате эта компания – большая корпорация. В случае победы ты привлекла бы к себе внимание. Мы оба, ты и я, выглядели бы не лучшим образом, если бы ты не довела дело до конца, как уже случалось с тобой не раз.
Он и верит в меня, и не верит. Не знаю, как это получилось, но в ходе разговора с ним я и сама начинаю в себе сомневаться.
– Вот что я тебе скажу. – Лицо его светлеет, как будто меня не порвали только что на куски. – Давай отложим стажировку, переживем лето и, если твой интерес к программированию не угаснет и мы увидим перемены в твоем понимании ответственности, то разрешим тебе взять осенью курс программирования. Но и ты должна выложиться летом на сто процентов. Согласна?
Папа улыбается той особенной улыбкой, которую приберегает для меня и пускает в ход, когда гордится мной. Потом смотрит на часы, поднимается, целует меня в лоб и говорит, что дает мне еще несколько минут, чтобы собраться, прийти в себя и вместе с ним выйти на пресс-конференцию.
Дверь открывается и закрывается. Я снова упираюсь взглядом в стол. Он белый, с парой пятен от кофейных чашек и не демонстрирует намерений сокрушить мои мечты.
– Мы делаем это не для того, чтобы обидеть тебя. – Голос у мамы мягкий и заботливый. Если бы мы разговаривали дома, то лежали бы сейчас на моей кровати и она поглаживала бы мои волосы. Столь часто эта сцена разыгрывалась между нами, что я стала бы миллионершей, если бы получала по пенни за каждую. – Мы лишь хотим помочь тебе.
Я втягиваю воздух и медленно выдыхаю. Вот и хорошая новость – грудь уже болит меньше, а значит, рану, нанесенную этим разговором, удастся пережить.
– Большинство твоих сверстников уже определили для себя цель, – продолжает мама, а мне так хочется, чтобы она замолчала. Знают ли родители моих одноклассников, когда нужно остановиться? Понимают ли, что иногда «меньше» означает «больше»?
– Спорт, учебные дисциплины, хобби… Мы столь многое с тобой перепробовали: танцы, театральные кружки, игру на музыкальных инструментах. Мы дали тебе миллион возможностей найти себя, сосредоточиться на чем-то, но у тебя не получалось.
– Программирование – это совсем другое. Когда я занимаюсь им, у меня даже кровь бежит быстрее.
Мама собирает лежащие перед ней бумаги и кладет их в папку, но делает это так медленно, что становится ясно: она обдумывает, что еще сказать.
– Мы слышали это и раньше, и если бы не проявили настойчивости в вопросе твоей помощи с кампанией, ты заканчивала бы следующий год с рекомендацией, в которой говорилось бы, что ты безответственна и не способна сосредоточиться. Неужели ты действительно не понимаешь? Одна из причин твоего участия в кампании – наше желание дать тебе возможность показать себя деятельной, энергичной и целеустремленной. Занимая постоянное место в предвыборном штабе, ты формируешь образ решительной юной леди, готовой покорять мир, а не подростка, который понятия не имеет, чего хочет в жизни. Да, твой отец мог бы открывать для тебя любые двери, но мы желаем не этого. Разве ты не хочешь быть леди, которая сама открывает себе двери?
Я киваю, потому что никогда не хотела двигаться вперед с опорой на отца.
– Жизнь жестока. Сурова. Не печалься из-за того, что твои папа и мама стараются помочь тебе обойти стороной дороги, где тебя ждет боль. Ты хотя бы представляешь, как я хотела, чтобы у меня был родитель, который участвовал бы в моей жизни, поддерживал меня? Ты представляешь, как хотел бы твой отец иметь такие же возможности, как и у тебя? Мы стремимся помочь тебе, а не сделать больно.
Боль. Это они оба понимали. Моя мама имела все, о чем могла только желать, но ее отец был чудовищем, а папин отец умер очень рано. У папы была чудесная мать, но он лучше многих знал, что такое голод. Моя бабушка владела землей, но фермерство не всегда бывает прибыльным, а она упрямо отказывалась продавать землю.
Чувство вины обрушивается вдруг на меня.
– Мне следовало сказать вам насчет стажировки.
Мама поднимается, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза.
– Я люблю тебя, и мне не нравится, что приходится быть с тобой резкой, но несколько следующих месяцев будут решающими для нас с твоим отцом. Мы нуждаемся в тебе. Я все больше склоняюсь к тому, что если бы мы с твоим отцом были так же откровенны с Генри, как сегодня с тобой, он остался бы членом нашей семьи. Генри совершил ужасные ошибки, и я не хочу, чтобы ты повторила их. Я знаю, что такое настоящая боль, и все, что говорю и делаю, имеет целью не дать тебе испытать ее.
– Генри счастлив, – шепчу я.
Мама смотрит на меня с невыразимой печалью.
– Генри сожалеет о сделанном им выборе, но слишком горд, чтобы признать, что нуждается в нашей помощи. Я начинаю думать, уж не пытается ли он настроить тебя против нас, чтобы оправдать собственные неудачи. Знаю, ты любишь его, и я никогда не скажу, чтобы ты держалась от него подальше, но прошу – будь осторожна. Не дай ему поссорить тебя с нами.
Вот это и называется перетягивание каната. Мама и папа с одной стороны, Генри – с другой. Я помню, как отдалился Генри перед отъездом. Он не бывал у нас. Постоянно злился. Был мрачен. Как будто в его тело вселился чужак, пришелец.
– И что же Генри натворил?
– Он не хотел, чтобы ты знала, а мы обещали не говорить. Рано или поздно он вернется, и мы хотим сдержать обещание. Просто прими это как урок и слушай нас. Генри не слушал и попал в неприятности. Ты думаешь, что знаешь, чего хочешь, но это не так. Поверь мне – ты не знаешь. Семнадцать – это такой юный возраст. Позволь нам принимать за тебя решения. Потом у тебя будет вся взрослая жизнь, чтобы поступать так, как ты пожелаешь. Но те решения, которые ты принимаешь сейчас, слишком важны, а их последствия, если ты ошибешься, могут быть слишком опасны.
Учитывая, сколько всего сделали для меня родители, сколько жертв они принесли, как настрадались в детстве, мне остается только слушаться. Мамины синяки, папина развалившаяся ферма, но тем не менее они оба выбрались из бедности на свет, к успеху.
Надеюсь, что так, потому что я уже устала разрываться между двумя берегами в большом океане. Мы с Генри разговариваем. Я разговариваю с папой и мамой. И только они трое не разговаривают друг с другом.
– Почему он звонил?
– Генри беспокоится за тебя, – отвечает папа. – Считает, что ты несчастна.
Отодвигаюсь от мамы. Генри – предатель.
– Я не несчастна.
– Да, вид у тебя счастливый, – с легкой иронией замечает папа.
Несколько недель назад я позвонила Генри после особенно неприятной благотворительной встречи, а потом, по причине усталости, может быть, и поплакалась кузену. Если бы я знала, что результатом минутной слабости станет вот этот разговор, никогда бы ему не звонила.
– Почему ты не сказала, что подала заявление на участие в Программе Моргана? – спрашивает папа.
Опускаю голову. Генри уже мертвец. Я сама его убью. О стажировке за пределами школы знал только он один. И он настучал на меня моим родителям.
– Это вам Генри сказал?
– Нет. Несколько месяцев назад, когда ты начала готовить заявление, нам позвонили из школы.
Сижу с открытым ртом.
– Так вы знали?
– Да. И мне сообщали из школы о каждом твоем шаге.
Если бы можно было спрятаться в кусочке сахара, я бы так и сделала.
– Почему вы мне не сказали, что знаете?
– А почему ты не сказала нам? – парирует мама.
Возразить нечего.
– Я не знала, доберусь я до финала или нет. – Чего я не хотела на самом деле, так это того, чтобы они узнали об очередной моей неудаче, если такое случится.
– Ты хотя бы представляешь, куда собираешься? – спрашивает мама.
– Во время этой стажировки мы будем учиться компьютерному программированию. Она начнется в колледже и продолжится четыре года. Я – финалистка, и это значит, что в последний год мне нужно будет создать какое-то приложение.
В программу одного из факультативных курсов в мой последний школьный год будет входить независимое создание такого приложения. Ожидается, что я начну работу уже летом. Я умолчала об этом, поскольку не была уверена, что мне удастся совместить разработку приложения с участием в кампании отца.
Мама поджимает губы. Что бы это могло значить?
– Компьютерное программирование? И когда только ты успела этим заинтересоваться?
Пожимаю плечами. Перейдя в старшую школу, я попала в класс, где каждую четверть предлагалось попробовать себя в новой профессии. Одним из предложений было программирование. Мне понравилось. А еще мне понравился театральный клуб и многое-многое другое, так что поначалу я и не задумывалась о чем-то конкретном, но…
– Всерьез я обратила внимание на программирование, когда в утренних школьных новостях увидела объявление о стажировке. Меня как будто встряхнуло, и я сказала себе: а почему бы нет?
– А почему бы нет, – повторяет мама медленно, будто слышит эти слова впервые.
– А почему бы и нет, – снова говорю и мысленно добавляю: «Почему не я?»
– Элль. – Мама трогает горло, ищет золотой медальон с фотографиями – моей и Генри. – Ты обещала помочь отцу с кампанией. Фактически мы платим тебе за помощь. Этим летом у тебя напряженный график публичных мероприятий. А потом еще благотворительные встречи и…
Отодвигаюсь еще дальше:
– Я могу это все успеть.
– Ты действительно полагаешь, что сумеешь завершить работу над приложением и у тебя еще останется время? – спрашивает папа.
– Да.
Он качает головой, как будто я объявила о намерении в одиночку совершить полет на Луну.
– Твой школьный консультант объяснил, что последняя ступень стажировки требует таких же усилий, как и работа по совместительству. И как ты намереваешься участвовать в кампании, которая требует разъездов, заниматься в школе так, чтобы оценки осенью не пошли вниз, и доводить до ума проект с приложением? Извини, но это невозможно.
Папа не в состоянии охватить взглядом всю картину. Заключительный этап стажировки состоит в том, чтобы создать приложение с нуля. На основе моей собственной идеи. И ответственность за приложение, от концепции до производства, тоже лежит на мне.
– Работа над приложением будет зачтена осенью как отдельный курс, и у меня для этого есть целое лето.
– Двадцать часов в неделю. Это минимум для работы над программой. Так сказал консультант. Вычти время работы в школе – на дом останется часов пятнадцать. Извини, но я не понимаю, как ты сможешь заниматься программой и выполнять обязательства, которые взяла на себя передо мной и мамой.
Уголки рта ползут вниз.
– То есть ты хочешь сказать, что подавать заявление на стажировку не следовало?
Мама катает медальон по золотой цепочке.
– Мы хотим сказать, что шесть месяцев – это все, на что тебя хватает. Ты начинаешь что-то новое, потом устаешь и в результате оставляешь, не закончив. Тебя увлекает погоня за новым и блестящим – это особенность твоей натуры.
– В этот раз все не так. – Да и не только в этот. Меня переполняет обида. Я опускаю голову. Дело не в том, что я устаю от того, за что берусь, чем увлекаюсь; дело в папе и маме, которые сразу же начинают ожидать от меня каких-то особенных, выдающихся результатов. И когда мне не удается стать звездой в новом деле, когда первые места достаются другим, это рассматривается как провал, едва ли не катастрофа.
– Элль. – Папа хочет, чтобы я посмотрела на него, а я не могу. Стол – единственное, глядя на что не возникает ощущения гибели всего мира. Если я посмотрю на папу, от моей гордости не останется вообще ничего, а вернуть уверенность в себе не так-то просто.
– Элль, – уже строже, приказным тоном повторяет папа. – У меня пресс-конференция. Если не хочешь присутствовать, я пойму, но мне нужно закончить этот разговор здесь и сейчас. Ты – моя дочь, я люблю тебя и буду горд, если ты выйдешь на сцену вместе со мной.
Я бросаю на него быстрый взгляд, потому что хочу, чтобы он гордился мною и хотел быть со мной рядом.
– Мы верим в тебя, – говорит он. – Но ты не до конца понимаешь, какую ответственность берешь на себя. Мы с твоей мамой это понимаем и знаем, чего может стоить успех.
Папа рос в бедной семье, жившей на государственное пособие. А вот у мамы все было наоборот, и она росла в роскоши, но ее отец был человеком эмоционально и физически жестоким. Жизнь не гладила их по головке, и им пришлось многое испытать и через многое пройти, чтобы выбраться из детства живыми.
– Мы все постигали на собственном опыте, и нам никто не помогал. Теперь мы с твоей матерью пытаемся поделиться с тобой теми преимуществами, которыми овладели сами. Мы пытаемся удержать тебя на более легкой дороге, дать тебе то, чего не было у нас. Доверяй решениям, которые мы принимаем ради тебя. К тому же я не знаю, как бы на меня смотрели, если бы ты победила, а потом отказалась от этой стажировки. В нашем штате эта компания – большая корпорация. В случае победы ты привлекла бы к себе внимание. Мы оба, ты и я, выглядели бы не лучшим образом, если бы ты не довела дело до конца, как уже случалось с тобой не раз.
Он и верит в меня, и не верит. Не знаю, как это получилось, но в ходе разговора с ним я и сама начинаю в себе сомневаться.
– Вот что я тебе скажу. – Лицо его светлеет, как будто меня не порвали только что на куски. – Давай отложим стажировку, переживем лето и, если твой интерес к программированию не угаснет и мы увидим перемены в твоем понимании ответственности, то разрешим тебе взять осенью курс программирования. Но и ты должна выложиться летом на сто процентов. Согласна?
Папа улыбается той особенной улыбкой, которую приберегает для меня и пускает в ход, когда гордится мной. Потом смотрит на часы, поднимается, целует меня в лоб и говорит, что дает мне еще несколько минут, чтобы собраться, прийти в себя и вместе с ним выйти на пресс-конференцию.
Дверь открывается и закрывается. Я снова упираюсь взглядом в стол. Он белый, с парой пятен от кофейных чашек и не демонстрирует намерений сокрушить мои мечты.
– Мы делаем это не для того, чтобы обидеть тебя. – Голос у мамы мягкий и заботливый. Если бы мы разговаривали дома, то лежали бы сейчас на моей кровати и она поглаживала бы мои волосы. Столь часто эта сцена разыгрывалась между нами, что я стала бы миллионершей, если бы получала по пенни за каждую. – Мы лишь хотим помочь тебе.
Я втягиваю воздух и медленно выдыхаю. Вот и хорошая новость – грудь уже болит меньше, а значит, рану, нанесенную этим разговором, удастся пережить.
– Большинство твоих сверстников уже определили для себя цель, – продолжает мама, а мне так хочется, чтобы она замолчала. Знают ли родители моих одноклассников, когда нужно остановиться? Понимают ли, что иногда «меньше» означает «больше»?
– Спорт, учебные дисциплины, хобби… Мы столь многое с тобой перепробовали: танцы, театральные кружки, игру на музыкальных инструментах. Мы дали тебе миллион возможностей найти себя, сосредоточиться на чем-то, но у тебя не получалось.
– Программирование – это совсем другое. Когда я занимаюсь им, у меня даже кровь бежит быстрее.
Мама собирает лежащие перед ней бумаги и кладет их в папку, но делает это так медленно, что становится ясно: она обдумывает, что еще сказать.
– Мы слышали это и раньше, и если бы не проявили настойчивости в вопросе твоей помощи с кампанией, ты заканчивала бы следующий год с рекомендацией, в которой говорилось бы, что ты безответственна и не способна сосредоточиться. Неужели ты действительно не понимаешь? Одна из причин твоего участия в кампании – наше желание дать тебе возможность показать себя деятельной, энергичной и целеустремленной. Занимая постоянное место в предвыборном штабе, ты формируешь образ решительной юной леди, готовой покорять мир, а не подростка, который понятия не имеет, чего хочет в жизни. Да, твой отец мог бы открывать для тебя любые двери, но мы желаем не этого. Разве ты не хочешь быть леди, которая сама открывает себе двери?
Я киваю, потому что никогда не хотела двигаться вперед с опорой на отца.
– Жизнь жестока. Сурова. Не печалься из-за того, что твои папа и мама стараются помочь тебе обойти стороной дороги, где тебя ждет боль. Ты хотя бы представляешь, как я хотела, чтобы у меня был родитель, который участвовал бы в моей жизни, поддерживал меня? Ты представляешь, как хотел бы твой отец иметь такие же возможности, как и у тебя? Мы стремимся помочь тебе, а не сделать больно.
Боль. Это они оба понимали. Моя мама имела все, о чем могла только желать, но ее отец был чудовищем, а папин отец умер очень рано. У папы была чудесная мать, но он лучше многих знал, что такое голод. Моя бабушка владела землей, но фермерство не всегда бывает прибыльным, а она упрямо отказывалась продавать землю.
Чувство вины обрушивается вдруг на меня.
– Мне следовало сказать вам насчет стажировки.
Мама поднимается, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза.
– Я люблю тебя, и мне не нравится, что приходится быть с тобой резкой, но несколько следующих месяцев будут решающими для нас с твоим отцом. Мы нуждаемся в тебе. Я все больше склоняюсь к тому, что если бы мы с твоим отцом были так же откровенны с Генри, как сегодня с тобой, он остался бы членом нашей семьи. Генри совершил ужасные ошибки, и я не хочу, чтобы ты повторила их. Я знаю, что такое настоящая боль, и все, что говорю и делаю, имеет целью не дать тебе испытать ее.
– Генри счастлив, – шепчу я.
Мама смотрит на меня с невыразимой печалью.
– Генри сожалеет о сделанном им выборе, но слишком горд, чтобы признать, что нуждается в нашей помощи. Я начинаю думать, уж не пытается ли он настроить тебя против нас, чтобы оправдать собственные неудачи. Знаю, ты любишь его, и я никогда не скажу, чтобы ты держалась от него подальше, но прошу – будь осторожна. Не дай ему поссорить тебя с нами.
Вот это и называется перетягивание каната. Мама и папа с одной стороны, Генри – с другой. Я помню, как отдалился Генри перед отъездом. Он не бывал у нас. Постоянно злился. Был мрачен. Как будто в его тело вселился чужак, пришелец.
– И что же Генри натворил?
– Он не хотел, чтобы ты знала, а мы обещали не говорить. Рано или поздно он вернется, и мы хотим сдержать обещание. Просто прими это как урок и слушай нас. Генри не слушал и попал в неприятности. Ты думаешь, что знаешь, чего хочешь, но это не так. Поверь мне – ты не знаешь. Семнадцать – это такой юный возраст. Позволь нам принимать за тебя решения. Потом у тебя будет вся взрослая жизнь, чтобы поступать так, как ты пожелаешь. Но те решения, которые ты принимаешь сейчас, слишком важны, а их последствия, если ты ошибешься, могут быть слишком опасны.
Учитывая, сколько всего сделали для меня родители, сколько жертв они принесли, как настрадались в детстве, мне остается только слушаться. Мамины синяки, папина развалившаяся ферма, но тем не менее они оба выбрались из бедности на свет, к успеху.