Скажи, что будешь помнить

– Пожалуйста, Хендрикс, оставь нас, – говорит губернатор. – И, пожалуйста, прими мои извинения. У моей дочери есть привычка не продумывать до конца свои поступки. Понимаю, что мы, я и мой штаб, слишком многого хотим от тебя, и ты проделал замечательную работу, но, пожалуйста, имей в виду, что Элль – не я и не мой штаб. Ты не имеешь перед ней абсолютно никаких обязательств.

Никаких обязательств. Элль открывает дверь, и эти ее фальшивые, ярко-голубые глаза умоляют меня уйти. Прокручиваю в голове миллион сценариев, пытаюсь придумать, какими словами можно убедить губернатора, что щенок – мой, но решение, очевидно, уже принято.

Окончательное и бесповоротное. Так было и со мной, когда меня арестовали. И так же, как я, она готова взять вину на себя. Ненавидя себя и уважая ее, я выхожу. Дверь еще не закрылась, а он уже начинает кричать.





Эллисон




– Эй, – говорит Генри из моего сотового. – Ты еще там?

Я вздыхаю и потягиваюсь – потому что если тело мое в том же месте, где оно было, когда я приняла звонок Генри, то мысли ушли далеко.

Я на кровати в номере отеля, жду вечерней встречи. Папа сообщил, что мне лучше побыть здесь, пока не вызовут. Так он поступает каждый раз, когда хочет посадить меня под домашний арест во время поездки.

Ноутбук включен, программа для программирования открыта, но я ничего еще не напечатала. Мысли гуляют где-то еще, и мне нужно сосредоточиться либо на программировании, либо на разговоре с Генри.

Официально мы с отцом в ссоре, и он сказал, что, по его мнению, он ко мне был слишком снисходителен. Что я не всегда принимаю правильное решение. Что в будущем им придется чаще принимать решения за меня. Что, на его взгляд, мне не следует брать курс программирования этой осенью. Мама с папой в ужасе оттого, что я могу стать такой же, как Генри.

– Да, здесь. Что ты говорил?

– Что голос у тебя невеселый. Что-то случилось?

Молчу. В ушах еще звенят папины разраженные тирады, и мне совсем не хочется выслушивать еще и упреки Генри.

– Элль, – не отстает он, – поговори со мной.

Ворочаю шеей влево-вправо, но легче не становится, напряжение не уходит.

– Зачем? Чтобы ты использовал мои откровения потом против меня?

Молчание на другом конце.

– Наверное, заслужил.

Наверное, да.

– Извини. День выдался трудный.

– Ничего. Но я все-таки хочу, чтобы ты поговорила со мной. Обещаю, это останется между нами.

Постукиваю по ноутбуку пальцем. Я хочу поговорить с ним. Излить боль. Болит горло. Я нажимаю клавишу пробела, как будто она каким-то чудесным образом сделает мой мир лучше.

«Кем ты себя возомнила? – несколько раз спрашивал отец. – Кто ты такая, что считаешь себя вправе просить Хендрикса о помощи в таком личном деле? Я ожидал от тебя лучшего».

Лучшего. От меня ждут лучшего. Ждут постоянно, и только лучшего. Потому что я теперешняя, та, которая есть сейчас, недостаточно хороша. Неужели так будет всегда?

– Скучаю по тебе. Иногда спрашиваю себя, не было бы легче, если бы ты был рядом.

– Я тоже по тебе скучаю. Но даже если я буду рядом, легче не станет. Может быть, только еще труднее. Мне было не по себе рядом с твоими родителями. Я не чувствовал себя собой и как будто задыхался. Был бы рядом, и тебя бы тянул на дно.

Задыхался. Я поднимаю голову и смотрю на себя в зеркале на стене номера. Оттуда на меня взирает девушка, которая должна быть готова к фотосессии, а не та, которой комфортно в очках. По крайней мере до покраски волос я могла возвращаться к себе прежней. Сейчас же словно превращаюсь в кого-то другого, вместо того чтобы просто позаимствовать на часок иную личность.

– Извини, меня вызывают. Позвоню попозже.

– Хорошо. Береги себя.

– И ты тоже.

Он отключается, выполняет то, что требует от него армия. Звонит сотовый, и я вздыхаю. У Генри наверняка будут неприятности – когда говорят прыгай, он не спрашивает, как высоко. На экране вместо имени Генри высвечивается другое – Дрикс.

Дрикс: Ты в порядке?

Нет.

Я: В порядке. {+}

Дрикс: Слышал, как твой отец кричал на тебя.


Поворачиваюсь на живот. Фантастика. Люди все слышали.

Я: Все в порядке. Точно.

Дрикс: Нельзя было допускать, чтобы он считал тебя виноватой.

Я: Отец прав. Зря я попросила тебя взять щенка. Не подумала как следует.

В случае чего Дрикс теряет куда больше, чем я. Он и сейчас платит медийную цену. Жду быстрого ответа, но он не отвечает, и я ощущаю разочарование, как расстройство желудка. Я всегда рада любому разговору с Дриксом, даже если просто извиняюсь.

Стук в дверь, и я вскидываю голову. Ни я, ни Дрикс не стучим, стоя в коридоре, чтобы не привлекать к себе внимание, а значит, это мама, папа или кто-то из команды. Тащусь к двери, выглядываю в «глазок» – никого. Стук, однако, повторяется.

Поворачиваюсь на звук, подхожу к смежной двери, останавливаюсь. Еще один стук. Неужели? Возможно ли такое?

Я: Это ты?

Дрикс: Открой дверь и узнаешь.

Сердце бьется о ребра. Дрожащими пальцами берусь за ручку. Поворачиваю. Дверь открывается – за ней Дрикс. Стоит, прислонившись к дверному косяку. Волосы всклокочены, как будто он только что выбрался из постели. Черная футболка соблазнительно обтягивает мускулистую грудь, джинсы опасно сползли и держатся на честном слове.

– Привет, – говорю я, сбившись с дыхания.

– Привет. – Голос ровный и глубокий. – Можно войти?

Конечно. Я отступаю в сторону, и он проходит в мою комнату. За последние две недели я успела побывать в его комнате, а вот теперь он в моей и видит, какой у меня бардак, смотрит на мой компьютер… Я хочу, чтобы он вошел. Мне хорошо с Дриксом. Мне нравится разговаривать с Дриксом. Нравится сам Дрикс.

Он оглядывает комнату, задерживается на платье, выбранном для сегодняшней вечерней встречи со спонсорами и висящем в углу. Я понимаю, что нормальные люди не берут с собой так много одежды на такое короткое время и что ему это, должно быть, кажется безумием.

– Что сказал твой отец?

– Честно? Что я плохо на тебя влияю.

Дрикс смеется, я нет, и он умолкает.

– Шутишь.

Я пожимаю плечами, как будто от папиного крика мне ни жарко ни холодно.

– Он мне не доверяет. Сказал, чтобы держалась от тебя подальше. Что в последнее время принимаю много неверных решений. Что ты делаешь хорошую работу, и он не хочет, чтобы я сбивала тебя с правильного пути.

Дрикс еще раз обводит взглядом комнату. Наверное, ищет место, куда можно сесть. На одном стуле обувь. На столе – средства для волос и косметика. Какая ж я неряха.

– Можешь сесть на кровать. – На кровати мы не сидели вместе с того дня, как принесли Тора. Вообще-то, это я так решила. Потому что, даже когда мы сидим на полу и наши руки случайно соприкасаются, у меня начинает кружиться голова.

Дрикс опускается на край матраса. Я успеваю схватить ноутбук, захлопнуть и прижать к груди. Дрикс смотрит на меня, но ничего не говорит. Я убираю ноутбук в сумку.

– О каких неверных решениях шла речь? – спрашивает он.

Убираю волосы за ухо:

– Облила газировкой парней, которые не давали мне прохода. Отшила Эндрю на ярмарке. Играла в «Прибей Крота».

– Будь осторожна на скользком склоне. Кто на ярмарку попал, тот навсегда на ярмарке пропал.

Чувствую, как ползут вверх уголки губ. Дрикс смотрит на меня так пристально, что я невольно краснею. Иду, чтобы сесть на другой угол кровати, и по пути шутливо толкаю его плечом в плечо. Для него этот толчок – пустяк, даже не покачнулся, а у меня от прикосновения будто ток разбегается по венам.

Роняю руку, и Дрикс тут же ее ловит, сжимает мои пальцы, и мой мир останавливается. Его темно-карие глаза гипнотизируют меня.

– Извини, что у тебя из-за меня проблемы. Мне дико неприятно, что ты взяла всю вину на себя.

– Это я попросила позаботиться о Торе. Так что ты не виноват.

– Я бы в любом случае его оставил. Если бы ты не оплачивала счета, он давно бы оказался в приюте, а не получив необходимой помощи, наверняка бы умер.

У Тора явный недостаток веса для его возраста, и ему требуется особенная диета. Все его потребности оплачиваю я, а семья Дрикса предоставляет ему дом. Так будет до тех пор, пока он не окрепнет и не будет готов идти в приемную семью.

– Я не должен был сдаваться, – говорит Дрикс. Открываю рот, хочу возразить, сказать, что все в порядке, но он сжимает мою руку. – Я должен был драться за тебя.

Глаза у него серьезные, голос глубокий, как будто он приносит клятву или дает торжественное обещание. Ничего подобного я еще не испытывала. Перевожу дух и выкладываю ему правду:

– Папа тебе бы не поверил.

– Мне мало кто верит.

Я удивленно моргаю, и он отпускает мою руку.