Скандальный

– Дело твое, – пожал плечами он.

Зубы стучат, кулаки крепко сжаты, глаза источают ненависть.

– Что насчет него?

– Теодора?

Нет. Папы Римского.

– Да.

– Наша договоренность в силе. Он будет рядом с тобой, пока ты снабжаешь меня нужной информацией о Рексроте. Теперь, когда мои планы изменились, мне критически важно оставаться у руля в «Чемпионс Бизнес Холдингс», – сухо сообщил он, проводя рукой по туалетному столику, которым я никогда не пользовалась. Его ладонь вся была покрыта пылью.

– А если у меня не получится? – Я надеялась, что он не заметил, как я громко сглотнула.

– Получится. Неудача будет означать, что Теодор отправится в учреждение на Восточном побережье. Я знаю одно отличное место неподалеку от нью-йоркского филиала «Чемпионс Бизнес Холдингс».

– Информацию о Тренте сложно найти. Он не глупый человек, – запинаясь, проговорила я и топнула ногой. Меня бесило, что я топнула. Я была не такой девчонкой. Я была не просто какой-то там девчонкой.

– Он умен, но я верю, что ты умнее. Ты же моя дочь, в конце концов.

Блевать тянет. Как я могла ответить на его слова, не выдав отвращения? Я сменила тему:

– У тебя есть кто-то еще? Ты бросаешь маму ради любовницы?

Слова отдавали грязью во рту. Мне хотелось принять душ и спрятаться под одеялами, но больше всего мне хотелось не чувствовать себя такой невероятно уставшей от сражения в холодной войне, которая никогда не стихала. Именно так мама начала бурный роман с рецептурными лекарствами и депрессией.

Не вылезая из постели.

Изо дня в день.

Джордан бесстрастно оглядел меня. Затем шагнул назад, давая понять, что разговор окончен, и вытер пыльную ладонь о мою черную толстовку, висящую на спинке стула.

– Не ребячься, Эди.

– За эти годы я видела немало твоих любовниц. Интересно, кому из них удалось сделать то, что не смогли другие. Трейси? Холли? Может, Каденс? – Я надулась, прекрасно понимая, что теряла контроль, но перестала об этом волноваться.

Я была мстительна и полна багряного гнева. Разрушительный огненный шар. Я изголодалась по силе, которой он меня лишал каждый раз, когда оказывался рядом.

Отец покачал головой.

– Чокнутая, как мать.

Я шагнула к нему, наблюдая, как его лицо исказилось в замешательстве. Я никогда раньше не вторгалась в его личное пространство. Но теперь мой нос оказался в опасной близости к его носу, и я видела все, что плескалось в его голубых глазах. Я видела саму себя в его чертах, в плотно стиснутой челюсти, в небольшом изгибе на носу, в поверхности кожи – моя была разбавлена загаром, веснушками и молодостью, а его все такая же упрямо белая. И впервые я осознала, что, возможно, была похожей на него. Порождением чего-то ужасного, что произведет на свет нечто еще более жуткое.

– Мне плевать, если ты уходишь от нее к другой. Я знаю, что не могу уговорить тебя остаться, но даже если бы могла, то отчасти я убеждена, что она пребывает в таком состоянии из-за тебя. Но вот что я тебе скажу: если решишь прилюдно демонстрировать в городе свою новую игрушку и унижать мою мать, это повлечет за собой последствия. А что касается Тео – не Теодора, а Тео, и Трента Рексрота, то мне осточертело бездумно подчиняться каждому твоему сумасшедшему приказу. Я достану тебе клятую флешку, дорогой папочка, но взамен ты подпишешь все официальные документы, что я сложила в ящик бесполезного туалетного столика, который ты купил, когда мне было двенадцать лет, и освободишь нас с Тео. Соглашайся сейчас же, Джордан, или сделки не будет. И прошу, пока ты не дал ответ, не стоит недооценивать сломленного человека. Мы непредсказуемы, ведь чего стоит еще одна брешь, если ты и так уже сломлен?

Слова вырвались из меня подобно урагану, и, закончив, я тяжело дышала. Чувство, что я предаю Луну и Трента, пронзило меня до нутра. Мне было тошно, потому что я знала, как это скажется на Камиле, но все становилось слишком запутано. Мне нужно было сбежать с Тео и исчезнуть. Южная Калифорния была не единственным в мире местом с хорошими пляжами. Мы могли бы жить где-то еще. Построить жизнь. Могли бы сидеть на крыльце, каких я никогда в жизни не видела, и наблюдать рассвет, смеясь и поедая фисташковое мороженое. Создавая приятные воспоминания и закупоривая их в своих мыслях. Мы могли.

– Эди, – произнес отец.

Я посмотрела прямо на него, затем отвела взгляд. Он знал, что я говорила всерьез. К тому же что-то подсказывало мне: для него со мной было покончено. Со мной, с мамой, с Тео. Заполучить флешку и вычеркнуть меня из своей жизни для него означало одним выстрелом убить двух зайцев. Конечно, он согласится.

– Достань мне флешку, – он наклонился ближе и прижался щекой к моей щеке, – и ты получишь будущее с Теодором.

– А ты держи своих любовниц в тени, где и подобает прятать грехи, – напомнила ему я.

На этот раз я взяла его за запястье. Я не могла обхватить пальцами его холодную, словно чешуя мертвой змеи, кожу, но теперь я задела его за живое. Было видно по его напряженной челюсти.

– Истинная Ван Дер Зи, – пробормотал он и оттолкнул меня, как бродячую кошку в проливной дождь.

В этот момент я была девчонкой, которая, не моргая, смотрела на умирающего пса.

В этот миг я была безжалостна.

В этот миг я была Ван Дер Зи, которой и не думала стать.

Я ненавидела этого человека. Но этот человек ненавидел Джордана гораздо сильнее, чем боялся его.





* * *



Живот заурчал в восемнадцатый раз за это утро, да так громко, что звук можно было расслышать за шумом тихоокеанских волн.

– Боже, Гиджет, ну что за хрень? Съешь чертов энергетический батончик.

Бэйн порылся в сумке и с хмурым видом бросил мне протеиновый батончик. Мрачное выражение его лица ни на миг не оттаяло, когда я подошла к нему, засунула батончик обратно ему в рюкзак, а затем, обув шлепанцы, водрузила доску на голову и понесла ее дальше к набережной. Я отказалась есть не ему назло. Я просто не могла есть. Тошнота изводила желудок, заставляя кислоту кружить на языке. Мне было дурно с того момента, как я сказала отцу, что достану для него ту флешку, хрен знает с каким содержимым. И мне было дурно не только физически, но и душевно. Я не понимала наверняка, какие чувства испытывала к Тренту, но была уверена, что никто на свете не заслуживал того, что я намеревалась ему устроить.

Бэйн поднял с песка свой радиоприемник, из динамиков которого гремела «Pacific Coast Highway» от Kavinsky. Он забрал у меня доску и, взяв ее под мышку, понес вместе со своей на набережную. Я шла за ним на ослабших ногах, все еще чувствуя в горле горький вкус желчи. Когда мы вышли на пешеходную дорожку, он поздоровался с бездомными, которые жили в самодельных картонных домиках на травянистых холмах возле магазинов. Он знал всех на этом пляже. Каждого несостоявшегося музыканта, который совал людям в руки свои компакт-диски, каждого продавца в каждом магазинчике с дурью, велосипедами и снаряжением для серфинга. Когда мы подошли к моей машине, Бэйн так и стоял босиком и без рубашки. Один весьма не тайный благотворитель оплатил мой счет в мастерской, и мне наконец-то отдали мою «Ауди» с новым цилиндром и всем прочим. Бэйн развернулся кругом и, прижавшись спиной к пассажирской двери, скрестил руки на груди, как разозленный дракон. Он окинул меня апатичным, полным равнодушия взглядом своих нефритово-зеленых глаз, склонив голову набок, будто я была странным мистическим существом, которое он не мог понять.

– Заезжай познакомиться с моей мамой, – сказал он внезапно.

Из моего больного горла вырвался смех. Но он выражал вовсе не радость, а разбавленное тревогой смущение. Я потерла ладони друг о друга, чтобы согреться после воды, и прижала их к щекам, чтобы Бэйн не заметил заливший мое лицо румянец.

– Ой, я и не знала, что у нас все стало серьезно. И это после того, как ты отказался пойти со мной на выпускной, когда мы встречались по-настоящему.

Он закатил глаза, а потом посмотрел на меня со всей серьезностью.

– Выпускной – отстой, и мы никогда не встречались по-настоящему. Мы трахались только друг с другом, пока твои проблемы с отцом не заиграли в полную силу. Так или иначе, я считаю, что моя мать могла бы тебе помочь.

– С чем? – Я едва ли не фыркнула.

Мне уже было не помочь. Я была близка к тому, чтобы использовать двух людей, чтобы спасти единственного, которого любила.

– С ситуацией в твоей семье.

Бэйн не знал всего, но ему было известно достаточно. Было заманчиво прибегнуть к помощи человека со стороны, но я еще ни разу не встречалась с его матерью. И хотя я знала, что она была профи во всех вопросах, касающихся взаимоотношений, я не доверяла взрослым. Настоящим взрослым. Тем, кто управлял миром, в котором я жила.

– Спасибо за предложение, но у меня все под контролем.

Я подошла к водительской двери и, распахнув ее, скользнула в свою «Ауди». В салоне все еще ощущался запах Вишеса – ее прежнего владельца, и он напомнил мне о Тренте. О его стати и пугающе хмуром взгляде. Бэйн подошел к окну с моей стороны и с ухмылкой похлопал по крыше машины.

– Поэтому ты забыла пристегнуть доску к крыше? Слушай, хотя бы подумай об этом, Гиджет. Можешь со мной не соглашаться, но я сомневаюсь, что у тебя все под контролем. А если тебе понадобится рука помощи, ты знаешь, что моя подходит не только для интимных ласк.

– Отвратительно, но спасибо.

Я пристегнула доску и уехала, даже не утруждаясь заезжать домой, чтобы принять душ и переодеться. Нужно было подумать о том, что делать с мамой. Составить план действий для кражи флешки. Но самое главное, мне нужно было перестать думать о Тренте, будто он мне не враг.





Глава 20

Трент




Атланта, чертова Джорджия.

– Ты уверена? – Я постучал пальцами по столу, второй рукой подперев щеку.

Я уставился на Аманду, будто она родила мертвого младенца, а не сообщила мне чертову новость, которую я ждал несколько лет. В каком-то смысле так и было. Эта информация была бесполезным, бесплодным мертвым грузом. Женщина сидела напротив, всецело воплощая образ профессионального частного детектива – одетая элегантно, но не вычурно: в белую блузку и черные узкие брюки. Кивнув, она подтолкнула мне через стол папку из манильской бумаги[26].

– Уверена. Она живет в многоквартирном доме в Бакхеде в престижном районе Атланты. У нее есть чихуахуа. Не замужем. Детей нет. И, насколько мне известно, она нигде не работает. Затрудняюсь ответить, откуда у нее деньги. Конечно, могу копнуть глубже, но для этого нужно будет слетать в Атланту. Тебе придется покрыть расходы на билет, проживание в отеле и мою почасовую оплату. Или же я могу связаться с коллегой, который там работает. Он может раздобыть все нужные тебе данные.

Если бы существовали чертовы инструкции к тому, что я должен чувствовать вообще и относительно Вал в частности, я бы скупил их все и заказал дополнительные экземпляры. Впервые за многие годы казалось, что дела начали налаживаться. Мы с родителями каждую неделю водили Луну на занятия по языку жестов. Мы все старались, и моя дочь, в самом деле, начала с нами общаться. У Луны была Камила, которая ей нравилась, и Соня, которую она просто обожала. А еще между делом Эди Ван Дер Зи удавалось заставить мою дочь улыбаться, смеяться, ходить по магазинам за одеждой и отправиться в Диснейленд. Казалось, что я был на пороге важнейшего прорыва, и раскачивать в такой момент лодку было все равно что сделать сумасбродную ставку в казино Вегаса.

Когда я начал охоту на Вал, ситуация была другой. Я остался один в Чикаго с годовалым ребенком на руках. До сих пор помню, как решился взять трубку, позвонить своему лучшему другу Дину и спросить, не знает ли его отец-юрист хорошего частного детектива, которому можно доверять. Я смотрел на город из окна своего пентхауса, Луна кусала мою руку недавно прорезавшимися зубами и то и дело звала маму.

Я был зол.

Я был сам не свой.

Я был в отчаянии.

И жаждал мести.

А теперь я осознал, что больше не испытывал этих чувств. Возможно, испытывал, но не с такой силой, чтобы испоганить все, чего мне удалось достичь за последние месяцы. Луна была важнее всего, и непохоже, что ее мать была заинтересована в том, чтобы заявить на нее свои права. Напротив, похоже, что Вал нашла новый толстый кошелек, к которому могла присосаться.

– Не парься, – ответил я, махнув рукой.

Затем встал и, подойдя к окнам во всю стену, окинул Лос-Анджелес хмурым взглядом. Город был воплощением похоти. Уродливый, необузданный и грязный, и вместе с тем совершенно неотразимый. Ему не хватало того, что так любили люди. Порядка, изысканности и красоты. И все равно он привлекал всех и вся. Засасывал людей и выплевывал их с карманами, полными денег и мечтаний. Поэтому я решил остаться в Тодос-Сантосе, хотя одинокий мужчина смешанных кровей был не лучшим кандидатом в жители абсолютно белого, вызывающе элитного города. Я не хотел, чтобы Луна познала это уродство. Она заслуживала гораздо больше того, что ей пока преподносила жизнь.