Синяя лилия, лилия Блу
Часть 8 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ганси краем глаза заметил в зеркальце, что Адам смеется.
Он остановился на парковке у задрипанной бензоколонки. Мэлори достал откуда-то старый цифровой фотоаппарат и принялся перебирать снимки.
– Теперь говорят, что наводнение случилось из-за сильнейшей грозы и все такое. Но люди, которые были там, говорят, что стены сарая источали слезы.
– Слезы! – воскликнула Блу.
Трудно было понять, в восторге она или в ужасе.
– А вы как думаете? – спросил Ганси.
В ответ Мэлори просто вручил ему фотоаппарат. Ганси взглянул на экран.
– О, – сказал он.
На фотографии был полусгнивший кусок ткани с тремя женщинами в простых платьях, какие носили задолго до Глендауэра. Они стояли в одинаковых позах, воздев руки с кроваво-красными кистями на уровень головы, и, видимо, приветствовали великого короля.
И у каждой было лицо Блу Сарджент.
«Невероятно».
Но нет. В последнее время вероятно было все. Ганси увеличил фотографию, чтобы рассмотреть получше. На него глянули большие глаза Блу. Стилизованные, да, но, тем не менее, сходство было разительное: ее сомневающиеся брови, ее любопытный рот. Ганси прижал к губам костяшку пальца. В ушах у него гудели осы.
На Ганси вдруг нахлынули чувства – этого не случалось уже давно. Он вспомнил голос, который звучал у него в голове в тот день, когда он спасся. «Ты будешь жить благодаря Глендауэру. Кто-то сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен, а ты будешь жить, хотя не должен». Ганси переполняло желание увидеть Глендауэра своими глазами, коснуться руки короля, встать перед ним на колени, поблагодарить его, быть им…
С заднего сиденья потянулись руки; Ганси не знал, чьи именно. Он отдал фотоаппарат.
Блу пробормотала нечто неразборчивое. Адам прошептал:
– Она похожа на тебя.
– Которая?
– Все.
– Блин, – произнес Ронан, озвучив общее мнение.
– Отличная фотография, – наконец сказал Ганси. – Качество превосходное.
– Конечно, – ответил Мэлори. – Вы что, не поняли? Этот сарай стоит рядом с моим загородным домом. Я лично видел слезы. Гобелен нашла моя команда.
Ганси отчаянно пытался сложить два и два.
– А как вам пришло в голову заглянуть туда?
– В том-то и дело, Ганси. Я вообще ничего не искал. У меня был заслуженный отпуск. После адского лета, когда я боролся с проклятым соседом и его забитой канализацией, мне страшно хотелось уехать хоть ненадолго. Уверяю, мое присутствие в Киртлинге было чистым совпадением.
– Совпадение, – с сомнением повторил Адам.
Что это было, такое огромное? Предвкушение и страх оживляли Ганси. Происходящее, в его громадности, напоминало черную пропасть в пещере. Он не видел ни дна, ни противоположного края.
– Кстати, Ганси, – бодро объявил Мэлори, – мне не терпится познакомиться с твоей силовой линией.
4
В ту ночь Блу не могла заснуть. Она ждала, что вот-вот откроется входная дверь. Какая-то глубоко укоренившаяся, глупая часть ее сознания не желала верить, что мать не вернется домой до завтра, когда начнутся уроки. У Моры всегда был ответ на любой вопрос, пусть даже неверный, и Блу принимала как должное, что мама остается неизменной, в то время как все остальное становится с ног на голову.
Блу скучала по ней.
Она вышла в коридор и прислушалась. В другой комнате Орла проводила полуночное очищение чакр с несколькими рьяными клиентами. Внизу сердитая Калла смотрела в одиночестве телевизор. На втором этаже стояла тишина. Тишина… а потом из комнаты Персефоны, в дальнем конце коридора, донеслось несколько коротких и решительных вздохов.
Когда Блу постучала, Персефона произнесла своим еле слышным голоском:
– И тебе тоже можно.
Лампа в комнате освещала лишь убогий маленький столик и край высокой старомодной кровати. Персефона, скрестив ноги, сидела в викторианском кресле. Огромное облако кудрявых волос казалось золотым в свете одинокой лампочки. Персефона чинила старый свитер.
Когда Блу вскарабкалась на старый матрас, несколько катушек подкатились к ней и уткнулись в босые ступни. Она натянула непомерно большую футболку на колени и несколько минут наблюдала за Персефоной. Та зачем-то удлиняла рукава, пришивая к ним не подходящие по цвету манжеты. То и дело она вздыхала, досадуя то ли на себя, то ли на свитер.
– Это твое? – спросила Блу.
– Мое – что? – Персефона проследила ее взгляд. – А. Нет. Был. Раньше. Ты же видишь, что я его переделываю.
– Для кого-то с гигантскими руками?
Персефона приподняла свитер, чтобы убедиться, как обстоит дело.
– Да.
Блу медленно разложила нитки по цвету на кровати рядом с собой.
– Думаешь, мама отправилась искать Орешка?
– Твоего отца. Артемуса, – поправила Персефона. Или уточнила.
Отца Блу вообще-то звали не Орешек – это было шутливое прозвище, которое Мора дала ему «в старые добрые времена».
– Пожалуй, ты чересчур упрощаешь. Но – да, это одна из причин, по которым она ушла.
– А я думала, она неровно дышит к мистеру Грею.
Персефона задумалась.
– Проблема с твоей матерью, Блу, заключается в том, что она никак не успокоится. Мы объяснили ей, что Артемус остался в прошлом. Я сказала, что он сделал свой выбор задолго до твоего рождения. Но нет, она все время об этом вспоминала. Как можно исцелиться, если постоянно ковырять рану?
– Зна-ачит… она… отправилась… чтобы… вернуть его?
– Нет! – усмехнувшись, произнесла Персефона. – Сомневаюсь, что… Нет. Как ты сама сказала, она неровно дышит к мистеру Грею. Неужели молодежь все еще так выражается?
– Я так выражаюсь. Я и есть молодежь.
– Ты просто молодо выглядишь.
– Тебе интересно знать или нет? Либо ты принимаешь мой авторитет в этом вопросе, либо давай поговорим о другом.
– Давай. Но, сама понимаешь, если она хочет его найти, это ее право. Море никогда не удается побыть одной, а это ее шанс хоть ненадолго уединиться.
Блу никогда не считала Мору человеком, любящим уединение, но, возможно, в том-то и заключалась проблема.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что не надо ее искать.
– Откуда мне знать?
– Ты ясновидящая! Ты берешь с людей деньги, чтобы заглянуть в их будущее! Ну так давай, загляни!
Персефона смотрела на Блу своими угольно-черными глазами, пока та не устыдилась своей вспышки. Затем она проговорила:
– Мора отправилась в Кабесуотер. Это не будущее. И потом, если бы ей требовалась помощь, она бы попросила. Наверное.
– Если бы я была твоим клиентом, – опасным тоном произнесла Блу, – то немедленно потребовала бы деньги обратно.
– В таком случае, хорошо, что ты мне не платила. Как по-твоему, ровно? – спросила Персефона, поднимая свитер.
Рукава совершенно не походили друг на друга.
Громко фыркнув, Блу спрыгнула с кровати и выскочила из комнаты. В коридоре до нее донесся голос Персефоны:
– Сон – пища для мозгов!
Это не утешило Блу. Состоявшийся разговор совершенно не производил впечатления осмысленного обмена репликами с человеческим существом.
Вместо того чтобы вернуться в спальню, она прокралась в тусклую Телефонную/ Кошачью/Швейную комнату и села возле телефона горячей линии, подобрав под себя босые ноги. Из приоткрытого окна струился морозный воздух. Уличный фонарь, скрытый листвой, отбрасывал знакомые живые тени на шкатулки со швейными принадлежностями. Схватив с кресла подушку, Блу положила ее на ноги, покрывшиеся мурашками от холода, и взяла трубку. Она прислушалась, чтобы убедиться, что в ней нормальные гудки и на другом конце никто не занимается ясновидением.
А потом позвонила Ганси.
Два, три гудка – а потом:
– Алло.
Голос у него был мальчишески звонкий и самый обычный. Блу спросила:
– Я тебя разбудила?
Он остановился на парковке у задрипанной бензоколонки. Мэлори достал откуда-то старый цифровой фотоаппарат и принялся перебирать снимки.
– Теперь говорят, что наводнение случилось из-за сильнейшей грозы и все такое. Но люди, которые были там, говорят, что стены сарая источали слезы.
– Слезы! – воскликнула Блу.
Трудно было понять, в восторге она или в ужасе.
– А вы как думаете? – спросил Ганси.
В ответ Мэлори просто вручил ему фотоаппарат. Ганси взглянул на экран.
– О, – сказал он.
На фотографии был полусгнивший кусок ткани с тремя женщинами в простых платьях, какие носили задолго до Глендауэра. Они стояли в одинаковых позах, воздев руки с кроваво-красными кистями на уровень головы, и, видимо, приветствовали великого короля.
И у каждой было лицо Блу Сарджент.
«Невероятно».
Но нет. В последнее время вероятно было все. Ганси увеличил фотографию, чтобы рассмотреть получше. На него глянули большие глаза Блу. Стилизованные, да, но, тем не менее, сходство было разительное: ее сомневающиеся брови, ее любопытный рот. Ганси прижал к губам костяшку пальца. В ушах у него гудели осы.
На Ганси вдруг нахлынули чувства – этого не случалось уже давно. Он вспомнил голос, который звучал у него в голове в тот день, когда он спасся. «Ты будешь жить благодаря Глендауэру. Кто-то сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен, а ты будешь жить, хотя не должен». Ганси переполняло желание увидеть Глендауэра своими глазами, коснуться руки короля, встать перед ним на колени, поблагодарить его, быть им…
С заднего сиденья потянулись руки; Ганси не знал, чьи именно. Он отдал фотоаппарат.
Блу пробормотала нечто неразборчивое. Адам прошептал:
– Она похожа на тебя.
– Которая?
– Все.
– Блин, – произнес Ронан, озвучив общее мнение.
– Отличная фотография, – наконец сказал Ганси. – Качество превосходное.
– Конечно, – ответил Мэлори. – Вы что, не поняли? Этот сарай стоит рядом с моим загородным домом. Я лично видел слезы. Гобелен нашла моя команда.
Ганси отчаянно пытался сложить два и два.
– А как вам пришло в голову заглянуть туда?
– В том-то и дело, Ганси. Я вообще ничего не искал. У меня был заслуженный отпуск. После адского лета, когда я боролся с проклятым соседом и его забитой канализацией, мне страшно хотелось уехать хоть ненадолго. Уверяю, мое присутствие в Киртлинге было чистым совпадением.
– Совпадение, – с сомнением повторил Адам.
Что это было, такое огромное? Предвкушение и страх оживляли Ганси. Происходящее, в его громадности, напоминало черную пропасть в пещере. Он не видел ни дна, ни противоположного края.
– Кстати, Ганси, – бодро объявил Мэлори, – мне не терпится познакомиться с твоей силовой линией.
4
В ту ночь Блу не могла заснуть. Она ждала, что вот-вот откроется входная дверь. Какая-то глубоко укоренившаяся, глупая часть ее сознания не желала верить, что мать не вернется домой до завтра, когда начнутся уроки. У Моры всегда был ответ на любой вопрос, пусть даже неверный, и Блу принимала как должное, что мама остается неизменной, в то время как все остальное становится с ног на голову.
Блу скучала по ней.
Она вышла в коридор и прислушалась. В другой комнате Орла проводила полуночное очищение чакр с несколькими рьяными клиентами. Внизу сердитая Калла смотрела в одиночестве телевизор. На втором этаже стояла тишина. Тишина… а потом из комнаты Персефоны, в дальнем конце коридора, донеслось несколько коротких и решительных вздохов.
Когда Блу постучала, Персефона произнесла своим еле слышным голоском:
– И тебе тоже можно.
Лампа в комнате освещала лишь убогий маленький столик и край высокой старомодной кровати. Персефона, скрестив ноги, сидела в викторианском кресле. Огромное облако кудрявых волос казалось золотым в свете одинокой лампочки. Персефона чинила старый свитер.
Когда Блу вскарабкалась на старый матрас, несколько катушек подкатились к ней и уткнулись в босые ступни. Она натянула непомерно большую футболку на колени и несколько минут наблюдала за Персефоной. Та зачем-то удлиняла рукава, пришивая к ним не подходящие по цвету манжеты. То и дело она вздыхала, досадуя то ли на себя, то ли на свитер.
– Это твое? – спросила Блу.
– Мое – что? – Персефона проследила ее взгляд. – А. Нет. Был. Раньше. Ты же видишь, что я его переделываю.
– Для кого-то с гигантскими руками?
Персефона приподняла свитер, чтобы убедиться, как обстоит дело.
– Да.
Блу медленно разложила нитки по цвету на кровати рядом с собой.
– Думаешь, мама отправилась искать Орешка?
– Твоего отца. Артемуса, – поправила Персефона. Или уточнила.
Отца Блу вообще-то звали не Орешек – это было шутливое прозвище, которое Мора дала ему «в старые добрые времена».
– Пожалуй, ты чересчур упрощаешь. Но – да, это одна из причин, по которым она ушла.
– А я думала, она неровно дышит к мистеру Грею.
Персефона задумалась.
– Проблема с твоей матерью, Блу, заключается в том, что она никак не успокоится. Мы объяснили ей, что Артемус остался в прошлом. Я сказала, что он сделал свой выбор задолго до твоего рождения. Но нет, она все время об этом вспоминала. Как можно исцелиться, если постоянно ковырять рану?
– Зна-ачит… она… отправилась… чтобы… вернуть его?
– Нет! – усмехнувшись, произнесла Персефона. – Сомневаюсь, что… Нет. Как ты сама сказала, она неровно дышит к мистеру Грею. Неужели молодежь все еще так выражается?
– Я так выражаюсь. Я и есть молодежь.
– Ты просто молодо выглядишь.
– Тебе интересно знать или нет? Либо ты принимаешь мой авторитет в этом вопросе, либо давай поговорим о другом.
– Давай. Но, сама понимаешь, если она хочет его найти, это ее право. Море никогда не удается побыть одной, а это ее шанс хоть ненадолго уединиться.
Блу никогда не считала Мору человеком, любящим уединение, но, возможно, в том-то и заключалась проблема.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что не надо ее искать.
– Откуда мне знать?
– Ты ясновидящая! Ты берешь с людей деньги, чтобы заглянуть в их будущее! Ну так давай, загляни!
Персефона смотрела на Блу своими угольно-черными глазами, пока та не устыдилась своей вспышки. Затем она проговорила:
– Мора отправилась в Кабесуотер. Это не будущее. И потом, если бы ей требовалась помощь, она бы попросила. Наверное.
– Если бы я была твоим клиентом, – опасным тоном произнесла Блу, – то немедленно потребовала бы деньги обратно.
– В таком случае, хорошо, что ты мне не платила. Как по-твоему, ровно? – спросила Персефона, поднимая свитер.
Рукава совершенно не походили друг на друга.
Громко фыркнув, Блу спрыгнула с кровати и выскочила из комнаты. В коридоре до нее донесся голос Персефоны:
– Сон – пища для мозгов!
Это не утешило Блу. Состоявшийся разговор совершенно не производил впечатления осмысленного обмена репликами с человеческим существом.
Вместо того чтобы вернуться в спальню, она прокралась в тусклую Телефонную/ Кошачью/Швейную комнату и села возле телефона горячей линии, подобрав под себя босые ноги. Из приоткрытого окна струился морозный воздух. Уличный фонарь, скрытый листвой, отбрасывал знакомые живые тени на шкатулки со швейными принадлежностями. Схватив с кресла подушку, Блу положила ее на ноги, покрывшиеся мурашками от холода, и взяла трубку. Она прислушалась, чтобы убедиться, что в ней нормальные гудки и на другом конце никто не занимается ясновидением.
А потом позвонила Ганси.
Два, три гудка – а потом:
– Алло.
Голос у него был мальчишески звонкий и самый обычный. Блу спросила:
– Я тебя разбудила?