Синяя лилия, лилия Блу
Часть 6 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
2
Адаму Пэрришу было одиноко.
Для одиночества нет хорошего антонима. Можно сказать – «общение» или «радость». Но сам факт, что оба эти слова – общение и радость – обозначают вещи, не связанные друг с другом, доказывает: одиночеству нельзя дать точное определение. Оно не равно ни уединению, ни заброшенности, ни затворничеству, хотя может содержать в себе то, другое и третье.
Одиночество – это такое состояние, когда ты отделен от остальных. Когда ты другой. Отъ-единенный.
Адам не всегда был один, но всегда был одинок. Даже в компании он постепенно оттачивал умение держаться особняком, что было не так уж сложно: друзья ему в этом не мешали. Адам знал, что отличается от других, с тех самых пор, как летом тесно связал себя с силовой линией. Он оставался собой, но стал сильнее. И сделался менее человеком.
На их месте Адам бы тоже молча наблюдал, как он отстраняется.
Так было лучше. Он уже очень давно ни с кем не ссорился. Давно не злился.
И теперь, на следующий день после экспедиции в пещеру воронов, Адам ехал на своей маленькой убогой машине прочь от Генриетты, по делам Кабесуотера. Сквозь подошвы ботинок он ощущал медленное биение силовой линии. Если он переставал на ней сосредотачиваться, с линией бессознательно синхронизировалось его сердце. Было нечто приятное и тревожное в том, как она теперь вилась в нем; Адам уже не мог точно сказать, была ли силовая линия просто его могущественным другом – или она стала им.
Он подозрительно взглянул на манометр и подумал: хватит на обратную дорогу, если не придется заезжать слишком далеко в осенние горы. Он еще толком не знал, что ему предстоит сделать. Нужды Кабесуотера являлись Адаму во время бессонных ночей и мучительных дней, медленно становясь зримыми, как нечто всплывающее на поверхность озера. Нынешнее ощущение – неотвязное чувство неполноты – еще не вполне прояснилось, однако скоро должны были начаться уроки, и Адам надеялся со всем разобраться до наступления учебного года. Тем утром он выстелил раковину в ванной фольгой, налил в нее воды и попытался для уточнения заглянуть в будущее. Но ему удалось лишь приблизительно определить место.
«Увижу остальное, когда подберусь ближе. Возможно».
Впрочем, вместо этого, подъехав ближе, Адам упорно начал вспоминать голос Ганси накануне в пещере. Звучавшую в нем дрожь. Страх – такой искренний, что Ганси не мог заставить себя вылезти из расселины, хотя физически ему ничто не препятствовало.
Адам и не знал, что Ричард Ганси Третий способен трусить.
Он вспомнил, как сидел, скорчившись, на полу в кухне, в родительском трейлере, и убеждал себя последовать столь часто повторяемому совету Ганси. Уехать. «Просто положи в машину то, что тебе нужно, Адам».
Но он остался висеть в пропасти отцовского гнева. Он тоже трусил.
Адам подумал, что в свете этого нового знания нужно переосмыслить все прежние разговоры с Ганси.
Когда впереди показался въезд в национальный парк Шенандоа, его мысли резко переключились на Кабесуотер. Адам никогда не бывал в этом парке, но, проведя всю жизнь в Генриетте, знал, что он тянется вдоль Голубого хребта, со сверхъестественной точностью следуя маршруту силовой линии. Три полосы шоссе вели к трем приземистым коричневым будочкам. Перед ними стояла небольшая очередь машин.
Взгляд Адама упал на доску, где была указана плата за въезд. Он и не знал, что за это надо платить. Пятнадцать долларов.
Хотя он не мог в точности указать место, куда его гнал Кабесуотер, но не сомневался, что оно находится по ту сторону будочек. Никакого другого способа попасть в парк не было.
Но также Адам знал и содержимое собственных карманов, и пятнадцати долларов там не набралось бы.
«Приеду в следующий раз».
Адаму так надоело откладывать на следующий раз, придумывать другой способ, выгадывать подешевле, ждать, когда Ганси ему поможет. По идее он должен был сделать это сам; именно его способности – магические способности – содержались в силовой линии.
Но линия не помогла бы ему миновать кассу.
Будь здесь Ганси, он бы небрежно бросил купюры из окна «Камаро». Даже не задумавшись.
«Когда-нибудь. Когда-нибудь».
Ожидая своей очереди, он нашел бумажник, не набрал там достаточно денег и принялся рыться под сиденьями в поисках мелочи. Бывали минуты, когда в присутствии Ганси, Ронана и Блу было одновременно проще и тяжелее. Потому что тогда приходилось договариваться об уплате долгов, имущие уверяли, что возвращать необязательно, а неимущие настаивали, что наоборот.
Но поскольку здесь и сейчас был только Адам, одинокий Адам, он просто молча смотрел на скудную сумму, которую ему удалось наскрести. Двенадцать долларов тридцать восемь центов.
Он не стал бы упрашивать, чтобы его пустили. Адаму недоставало всего, за исключением проклятой гордости, и он не мог заставить себя протянуть эту жалкую мелочь через окно.
Значит, придется приехать в другой раз.
Он не разозлился. Злиться было не на кого. Адам просто позволил себе на мгновение прислониться виском к стеклу, а затем вырулил из ряда и отъехал к обочине, чтобы развернуться.
В этот момент он обратил внимание на машины, продолжавшие стоять в очереди. Две выглядели предсказуемо – минивэн, в котором сидела молодая семья, и седан со смеющейся парочкой студенческого возраста. Но третья машина была какой-то не такой. Ее взяли напрокат – Адам заметил наклейку со штрихкодом в углу ветрового стекла. Ничего странного, конечно, – прилетел какой-нибудь турист и решил осмотреть парк. Но на приборной доске лежал предмет, хорошо знакомый Адаму, – датчик электромагнитных частот. Рядом виднелся еще один прибор, хотя Адам не был точно уверен, что это такое. Возможно, геофон.
Приборы, которыми пользовался Ганси и остальные, исследуя силовую линию. Приборы, которыми они пользовались, когда искали Кабесуотер.
Адам моргнул, и приборная доска опустела. Она изначально была пустой. Перед ним была просто взятая напрокат машина, в которой сидела скучающая семья.
Месяц назад Адам не понял бы, почему видит то, чего нет на самом деле. Но теперь он знал Кабесуотер лучше – и догадался, что увиденное им было реальным. Просто в другом месте или в другое время.
Кто-то еще приехал в Генриетту искать силовую линию.
3
– Роже димся иже, – сказала Блу, – чтобы посмотреть, как далеко оно тянется.
– Что – оно? – уточнил Ганси.
Он покрутил ее слова в голове, но они оставались бессмыслицей.
– Линч, выключи.
Прошло несколько дней после путешествия в пещеру с воронами, и сейчас они ехали в аэропорт, чтобы встретить доктора Роджера Мэлори, международного специалиста по силовым линиям, престарелого наставника Ганси. Ронан развалился на пассажирском сиденье. Адам прислонился к окну сзади, приоткрыв рот, – сам того не сознавая, он заснул от утомления. Блу сидела позади Ганси и цеплялась за подголовник его кресла в попытке быть услышанной.
– Эта чертова машина… – в отчаянии произнесла она.
Ганси знал, что для этой поездки стоило предпочесть надежный огромный «Шевроле», но он хотел, чтобы именно старый «Камаро», а не дорогой внедорожник, было первое, что увидел бы профессор. «Камаро» символически обозначал человека, которым Ганси стал, и сильнее чем когда-либо ему хотелось, чтобы Мэлори почувствовал, что этот человек стоил дальнего путешествия. Профессор никогда не летал, но ради него он одолел три тысячи миль. Ганси понятия не имел, как отплатить ему за доброту, особенно учитывая обстоятельства, при которых профессор покинул Англию.
– Может, просто спустимся по веревке в эту яму, которую ты так своевременно обнаружил. – Голос Блу боролся с шумом мотора и агрессивной электронной музыкой Ронана. Казалось чудом, что Адам способен спать.
– Я не… Ронан. У меня кровь из ушей идет.
Ронан выключил музыку.
Ганси заговорил опять:
– Я не могу взять в толк, с какой стати людям Глендауэра было так заморачиваться и спускать его в эту пропасть. Просто не представляю, Джейн.
При одной лишь мысли о пропасти у него в горле жгуче заклокотал давний яд; Ганси без всяких усилий вызвал в памяти предостерегающе-полосатую окраску насекомых, шныряющих по коже между пальцами. Он уже почти забыл, как страшно и захватывающе было переживать этот момент.
«Следи за дорогой, Ганси».
– Может, пропасть возникла недавно, – предположила Блу. – Просто провалилась крыша нижней пещеры.
– Если так, нужно ее пересечь, а не лезть туда. Нам с Ронаном придется карабкаться по стенам, как паукам. Если только у вас с Адамом нет опыта скалолазания, о котором мне неизвестно.
За окнами машины приближался Вашингтон. Ярко-синее небо становилось все меньше. На расширявшемся шоссе вырастали отбойники, фонари, «БМВ», аэропортные такси. В зеркальце заднего вида Ганси заметил краешек лица Блу. Ее широко раскрытые глаза уцепились за что-то быстро мелькнувшее снаружи; девушка вытянула шею, чтобы посмотреть. Как будто она попала в другую страну.
Примерно так оно и было. Ганси, как обычно, чувствовал себя неохотно возвращавшимся эмигрантом. Он ощутил боль, страстное желание бежать – и сам удивился. Много времени прошло…
Блу сказала:
– Ронан может приснить для нас мост.
Ронан издал великолепный презрительный звук.
– Не надо на меня фыркать! Объясни, почему нет. Ты – волшебное существо. Разве ты не можешь творить чудеса?
Ронан с ядовитой аккуратностью объяснил:
– Во-первых, мне придется заснуть прямо там, возле пропасти, потому что я должен коснуться того предмета, который хочу вынести из сна. И мне надо знать, что́ на той стороне, чтобы представлять, какого рода мост нам нужен. А еще – даже если все вышеперечисленное удастся – если я вынесу из сна нечто настолько большое, это истощит силовую линию, возможно, даже заставит Кабесуотер снова исчезнуть, на сей раз вместе с нами, и мы окажемся в какой-нибудь Нетляндии с пространственно-временно́й фигней, откуда не сумеем выбраться. Я-то полагал, что после летних событий это самоочевидно, вот почему я позволил себе…
Он повторил свой великолепный презрительный звук.
– Спасибо за необыкновенно внятную альтернативную версию, Ронан Линч. На Страшном суде твой вклад соответственно зачтется, – сказала Блу, повернулась к Ганси и настоятельным тоном спросила: – Тогда что? Это наверняка что-то важное, иначе Кабесуотер не показал бы нам пещеру.
«То есть, – подумал Ганси, – мы предполагаем, что цели Кабесуотера совпадают с нашими». Вслух он произнес:
– Мы найдем другой вход. Который позволит нам оказаться на той стороне пропасти. Поскольку это не обычная пещера – она вся связана с силовой линией – может быть, Мэлори что-нибудь придумает.
Ему не верилось, что Мэлори и правда здесь. Он почти год общался с профессором – в норме Ганси никогда не оставался так долго на одном месте. Тогда ему начало казаться, что всю жизнь он только и будет заниматься поисками. И теперь он смотрел в сужавшуюся могилу, и где-то там, в необъятной черноте, скрывался Глендауэр – и конец пути.
Ганси чувствовал себя выбитым из колеи; время нервно неслось вперед, словно его перематывали.
В зеркальце заднего вида он случайно перехватил взгляд Блу. Как ни странно, на ее лице Ганси увидел отражение собственных чувств – волнение, возбуждение и испуг. Убедившись, что Адам еще спит, Ганси осторожно, чтобы не заметил Ронан, свесил руку между дверцей и водительским сиденьем ладонью вверх и вытянул пальцы в сторону Блу.
Это было запрещено.
И Ганси это знал – он сам установил правила. Он не позволил бы себе выбирать любимчика между Ронаном и Адамом; с Блу тоже нельзя было играть в эту игру. Он подумал: она не заметит его движения. И проигнорирует, даже если заметит. Сердце у Ганси пело.
Блу коснулась кончиков его пальцев.
Слегка.
Адаму Пэрришу было одиноко.
Для одиночества нет хорошего антонима. Можно сказать – «общение» или «радость». Но сам факт, что оба эти слова – общение и радость – обозначают вещи, не связанные друг с другом, доказывает: одиночеству нельзя дать точное определение. Оно не равно ни уединению, ни заброшенности, ни затворничеству, хотя может содержать в себе то, другое и третье.
Одиночество – это такое состояние, когда ты отделен от остальных. Когда ты другой. Отъ-единенный.
Адам не всегда был один, но всегда был одинок. Даже в компании он постепенно оттачивал умение держаться особняком, что было не так уж сложно: друзья ему в этом не мешали. Адам знал, что отличается от других, с тех самых пор, как летом тесно связал себя с силовой линией. Он оставался собой, но стал сильнее. И сделался менее человеком.
На их месте Адам бы тоже молча наблюдал, как он отстраняется.
Так было лучше. Он уже очень давно ни с кем не ссорился. Давно не злился.
И теперь, на следующий день после экспедиции в пещеру воронов, Адам ехал на своей маленькой убогой машине прочь от Генриетты, по делам Кабесуотера. Сквозь подошвы ботинок он ощущал медленное биение силовой линии. Если он переставал на ней сосредотачиваться, с линией бессознательно синхронизировалось его сердце. Было нечто приятное и тревожное в том, как она теперь вилась в нем; Адам уже не мог точно сказать, была ли силовая линия просто его могущественным другом – или она стала им.
Он подозрительно взглянул на манометр и подумал: хватит на обратную дорогу, если не придется заезжать слишком далеко в осенние горы. Он еще толком не знал, что ему предстоит сделать. Нужды Кабесуотера являлись Адаму во время бессонных ночей и мучительных дней, медленно становясь зримыми, как нечто всплывающее на поверхность озера. Нынешнее ощущение – неотвязное чувство неполноты – еще не вполне прояснилось, однако скоро должны были начаться уроки, и Адам надеялся со всем разобраться до наступления учебного года. Тем утром он выстелил раковину в ванной фольгой, налил в нее воды и попытался для уточнения заглянуть в будущее. Но ему удалось лишь приблизительно определить место.
«Увижу остальное, когда подберусь ближе. Возможно».
Впрочем, вместо этого, подъехав ближе, Адам упорно начал вспоминать голос Ганси накануне в пещере. Звучавшую в нем дрожь. Страх – такой искренний, что Ганси не мог заставить себя вылезти из расселины, хотя физически ему ничто не препятствовало.
Адам и не знал, что Ричард Ганси Третий способен трусить.
Он вспомнил, как сидел, скорчившись, на полу в кухне, в родительском трейлере, и убеждал себя последовать столь часто повторяемому совету Ганси. Уехать. «Просто положи в машину то, что тебе нужно, Адам».
Но он остался висеть в пропасти отцовского гнева. Он тоже трусил.
Адам подумал, что в свете этого нового знания нужно переосмыслить все прежние разговоры с Ганси.
Когда впереди показался въезд в национальный парк Шенандоа, его мысли резко переключились на Кабесуотер. Адам никогда не бывал в этом парке, но, проведя всю жизнь в Генриетте, знал, что он тянется вдоль Голубого хребта, со сверхъестественной точностью следуя маршруту силовой линии. Три полосы шоссе вели к трем приземистым коричневым будочкам. Перед ними стояла небольшая очередь машин.
Взгляд Адама упал на доску, где была указана плата за въезд. Он и не знал, что за это надо платить. Пятнадцать долларов.
Хотя он не мог в точности указать место, куда его гнал Кабесуотер, но не сомневался, что оно находится по ту сторону будочек. Никакого другого способа попасть в парк не было.
Но также Адам знал и содержимое собственных карманов, и пятнадцати долларов там не набралось бы.
«Приеду в следующий раз».
Адаму так надоело откладывать на следующий раз, придумывать другой способ, выгадывать подешевле, ждать, когда Ганси ему поможет. По идее он должен был сделать это сам; именно его способности – магические способности – содержались в силовой линии.
Но линия не помогла бы ему миновать кассу.
Будь здесь Ганси, он бы небрежно бросил купюры из окна «Камаро». Даже не задумавшись.
«Когда-нибудь. Когда-нибудь».
Ожидая своей очереди, он нашел бумажник, не набрал там достаточно денег и принялся рыться под сиденьями в поисках мелочи. Бывали минуты, когда в присутствии Ганси, Ронана и Блу было одновременно проще и тяжелее. Потому что тогда приходилось договариваться об уплате долгов, имущие уверяли, что возвращать необязательно, а неимущие настаивали, что наоборот.
Но поскольку здесь и сейчас был только Адам, одинокий Адам, он просто молча смотрел на скудную сумму, которую ему удалось наскрести. Двенадцать долларов тридцать восемь центов.
Он не стал бы упрашивать, чтобы его пустили. Адаму недоставало всего, за исключением проклятой гордости, и он не мог заставить себя протянуть эту жалкую мелочь через окно.
Значит, придется приехать в другой раз.
Он не разозлился. Злиться было не на кого. Адам просто позволил себе на мгновение прислониться виском к стеклу, а затем вырулил из ряда и отъехал к обочине, чтобы развернуться.
В этот момент он обратил внимание на машины, продолжавшие стоять в очереди. Две выглядели предсказуемо – минивэн, в котором сидела молодая семья, и седан со смеющейся парочкой студенческого возраста. Но третья машина была какой-то не такой. Ее взяли напрокат – Адам заметил наклейку со штрихкодом в углу ветрового стекла. Ничего странного, конечно, – прилетел какой-нибудь турист и решил осмотреть парк. Но на приборной доске лежал предмет, хорошо знакомый Адаму, – датчик электромагнитных частот. Рядом виднелся еще один прибор, хотя Адам не был точно уверен, что это такое. Возможно, геофон.
Приборы, которыми пользовался Ганси и остальные, исследуя силовую линию. Приборы, которыми они пользовались, когда искали Кабесуотер.
Адам моргнул, и приборная доска опустела. Она изначально была пустой. Перед ним была просто взятая напрокат машина, в которой сидела скучающая семья.
Месяц назад Адам не понял бы, почему видит то, чего нет на самом деле. Но теперь он знал Кабесуотер лучше – и догадался, что увиденное им было реальным. Просто в другом месте или в другое время.
Кто-то еще приехал в Генриетту искать силовую линию.
3
– Роже димся иже, – сказала Блу, – чтобы посмотреть, как далеко оно тянется.
– Что – оно? – уточнил Ганси.
Он покрутил ее слова в голове, но они оставались бессмыслицей.
– Линч, выключи.
Прошло несколько дней после путешествия в пещеру с воронами, и сейчас они ехали в аэропорт, чтобы встретить доктора Роджера Мэлори, международного специалиста по силовым линиям, престарелого наставника Ганси. Ронан развалился на пассажирском сиденье. Адам прислонился к окну сзади, приоткрыв рот, – сам того не сознавая, он заснул от утомления. Блу сидела позади Ганси и цеплялась за подголовник его кресла в попытке быть услышанной.
– Эта чертова машина… – в отчаянии произнесла она.
Ганси знал, что для этой поездки стоило предпочесть надежный огромный «Шевроле», но он хотел, чтобы именно старый «Камаро», а не дорогой внедорожник, было первое, что увидел бы профессор. «Камаро» символически обозначал человека, которым Ганси стал, и сильнее чем когда-либо ему хотелось, чтобы Мэлори почувствовал, что этот человек стоил дальнего путешествия. Профессор никогда не летал, но ради него он одолел три тысячи миль. Ганси понятия не имел, как отплатить ему за доброту, особенно учитывая обстоятельства, при которых профессор покинул Англию.
– Может, просто спустимся по веревке в эту яму, которую ты так своевременно обнаружил. – Голос Блу боролся с шумом мотора и агрессивной электронной музыкой Ронана. Казалось чудом, что Адам способен спать.
– Я не… Ронан. У меня кровь из ушей идет.
Ронан выключил музыку.
Ганси заговорил опять:
– Я не могу взять в толк, с какой стати людям Глендауэра было так заморачиваться и спускать его в эту пропасть. Просто не представляю, Джейн.
При одной лишь мысли о пропасти у него в горле жгуче заклокотал давний яд; Ганси без всяких усилий вызвал в памяти предостерегающе-полосатую окраску насекомых, шныряющих по коже между пальцами. Он уже почти забыл, как страшно и захватывающе было переживать этот момент.
«Следи за дорогой, Ганси».
– Может, пропасть возникла недавно, – предположила Блу. – Просто провалилась крыша нижней пещеры.
– Если так, нужно ее пересечь, а не лезть туда. Нам с Ронаном придется карабкаться по стенам, как паукам. Если только у вас с Адамом нет опыта скалолазания, о котором мне неизвестно.
За окнами машины приближался Вашингтон. Ярко-синее небо становилось все меньше. На расширявшемся шоссе вырастали отбойники, фонари, «БМВ», аэропортные такси. В зеркальце заднего вида Ганси заметил краешек лица Блу. Ее широко раскрытые глаза уцепились за что-то быстро мелькнувшее снаружи; девушка вытянула шею, чтобы посмотреть. Как будто она попала в другую страну.
Примерно так оно и было. Ганси, как обычно, чувствовал себя неохотно возвращавшимся эмигрантом. Он ощутил боль, страстное желание бежать – и сам удивился. Много времени прошло…
Блу сказала:
– Ронан может приснить для нас мост.
Ронан издал великолепный презрительный звук.
– Не надо на меня фыркать! Объясни, почему нет. Ты – волшебное существо. Разве ты не можешь творить чудеса?
Ронан с ядовитой аккуратностью объяснил:
– Во-первых, мне придется заснуть прямо там, возле пропасти, потому что я должен коснуться того предмета, который хочу вынести из сна. И мне надо знать, что́ на той стороне, чтобы представлять, какого рода мост нам нужен. А еще – даже если все вышеперечисленное удастся – если я вынесу из сна нечто настолько большое, это истощит силовую линию, возможно, даже заставит Кабесуотер снова исчезнуть, на сей раз вместе с нами, и мы окажемся в какой-нибудь Нетляндии с пространственно-временно́й фигней, откуда не сумеем выбраться. Я-то полагал, что после летних событий это самоочевидно, вот почему я позволил себе…
Он повторил свой великолепный презрительный звук.
– Спасибо за необыкновенно внятную альтернативную версию, Ронан Линч. На Страшном суде твой вклад соответственно зачтется, – сказала Блу, повернулась к Ганси и настоятельным тоном спросила: – Тогда что? Это наверняка что-то важное, иначе Кабесуотер не показал бы нам пещеру.
«То есть, – подумал Ганси, – мы предполагаем, что цели Кабесуотера совпадают с нашими». Вслух он произнес:
– Мы найдем другой вход. Который позволит нам оказаться на той стороне пропасти. Поскольку это не обычная пещера – она вся связана с силовой линией – может быть, Мэлори что-нибудь придумает.
Ему не верилось, что Мэлори и правда здесь. Он почти год общался с профессором – в норме Ганси никогда не оставался так долго на одном месте. Тогда ему начало казаться, что всю жизнь он только и будет заниматься поисками. И теперь он смотрел в сужавшуюся могилу, и где-то там, в необъятной черноте, скрывался Глендауэр – и конец пути.
Ганси чувствовал себя выбитым из колеи; время нервно неслось вперед, словно его перематывали.
В зеркальце заднего вида он случайно перехватил взгляд Блу. Как ни странно, на ее лице Ганси увидел отражение собственных чувств – волнение, возбуждение и испуг. Убедившись, что Адам еще спит, Ганси осторожно, чтобы не заметил Ронан, свесил руку между дверцей и водительским сиденьем ладонью вверх и вытянул пальцы в сторону Блу.
Это было запрещено.
И Ганси это знал – он сам установил правила. Он не позволил бы себе выбирать любимчика между Ронаном и Адамом; с Блу тоже нельзя было играть в эту игру. Он подумал: она не заметит его движения. И проигнорирует, даже если заметит. Сердце у Ганси пело.
Блу коснулась кончиков его пальцев.
Слегка.