Синяя лилия, лилия Блу

– Что? – спросила Орла. – Заходи.

Блу не двигалась.

– Слушай, я не собираюсь тебе мешать. Я просто пыталась уберечь тебя от разбитого сердца, но, ради бога, валяй, – сказала Орла.

Блу зашагала через комнату, взяла трубку и вновь с подозрением уставилась на Орлу. Кузина принялась рисовать на ногтях крошечные мандалы. Она не притворялась, что не подслушивает, но в остальном вид у нее был безмятежный.

Блу позвонила Ганси.

Он сразу же ответил.

– Я не спал.

– Знаю, – сказала она. – Приезжай за мной.



В нем было что-то странное, когда он подъехал к дому. Ярость в глазах, намек на оскал в слабой улыбке. Нечто лихорадочное и беспокойное во всем облике. Блу встала на краешек этой улыбки и заглянула на ту сторону.

Перед ней был не тот Ганси, которого она видела на кухне несколько часов назад; это был Ганси, которому она тайком звонила по ночам.

Он не спросил, куда она хотела поехать. Им не позволялось об этом говорить, поэтому они не сказали друг другу ни слова.

Мотор «Камаро» работал вхолостую на тихой ночной улице. Блу залезла в машину и захлопнула дверь.

Ганси – беспечный, безумный Ганси – включил вторую скорость, едва они покинули квартал. Он заставлял машину метаться от светофора к светофору, а затем, оказавшись на пустом шоссе, стиснул рычаг в кулаке и позволил «Кабану» бешено набирать скорость.

Они ехали на восток, к горам.

Блу включила радио и стала крутить, пока не нашла нечто достойное того, чтобы звучать громко. Затем она опустила окно, так что вокруг нее завизжал ветер. Для этого, пожалуй, было холодновато, но Ганси тут же потянулся на заднее сиденье, не сводя глаз с дороги, и достал оттуда пальто. Блу надела его и вздрогнула, когда холодная шелковая подкладка коснулась ее голых ног. Воротник пах Ганси.

Они не разговаривали.

Радио запнулось, словно танцуя вальс. Мотор ревел. В салоне буянил ветер. Блу положила руку поверх руки Ганси и сжала ее побелевшими пальцами. На дороге не было ни души, кроме них.

Они ехали в горы – выше, выше, через перевал.

Вершины казались черными и негостеприимными в тусклом свете фар, а когда «Кабан» достиг высшей точки перевала, пальцы Ганси напряглись под ладонью Блу: он сбросил скорость и лихо развернул машину носом туда, откуда они приехали.

Они помчались обратно в Генриетту, мимо зловеще пустых магазинных парковок, мимо тихих домов, мимо Агленби, мимо делового центра… мимо Генриетты. На другом конце города Ганси повернул на новую, еще не открытую объездную дорогу. Четыре девственных, окаймленных фонарями полосы шоссе вели из ниоткуда в никуда.

Там он остановился, забрал у Блу пальто, и они поменялись местами. Девушка подняла сиденье как можно ближе к рулю и заглушила мотор. Потом еще раз заглушила. Ганси положил руку ей на колено, коснувшись пальцами голой кожи – спасательный трос, покоящийся у нее на коленной чашечке, – и не дал Блу выжать сцепление слишком быстро. Мотор взревел – сильно и уверенно. Машина рванулась вперед.

Они не разговаривали.

Полосы света от уличных фонарей проникали сквозь ветровое стекло. Блу проехала по одной стороне улицы, развернулась и покатила обратно, снова и снова. Машина одновременно пугала и покорялась – слишком много, слишком быстро, все сразу. Рычаг переключения скоростей стучал под рукой у Блу, когда они стояли; педаль газа залипала, а затем резко дергалась, когда они ехали. Воздух из вентиляционного отверстия под приборной доской, шепча, обдувал ночной прохладой ее голые ноги, жар от гудящего мотора обжигал верх ступней.

Звук… он сам по себе был чудовищем. Он усиливался – и она чувствовала его вибрацию, – дергал руль, ревом отдавался в ногах.

Блу боялась его, пока не нажала на газ, а потом ее сердце заколотилось так сильно, что забыло о страхе.

«Камаро» напоминал сегодняшнего Ганси – пугающего и восхитительного, готового исполнить любую ее просьбу.

С каждым поворотом Блу смелела. Несмотря на шум и прочие спецэффекты, «Кабан» был щедрым наставником. Он не возражал, что за рулем сидела миниатюрная девушка, которая раньше никогда не водила машину с механической коробкой передач. «Камаро» очень старался.

Блу не могла забыть руку Ганси на своем колене.

Она подъехала к обочине.

И подумала, что несложно было избегать поцелуев, когда она общалась с Адамом. Раньше ее тело не знало, что делать. А теперь знало. И ее губы не желали помнить, что они прокляты.

Она повернулась к Ганси.

– Блу… – предупредил он, но как-то хаотично.

На столь близком расстоянии от его горла пахло мятой, шерстяным свитером и виниловым сиденьем. Пахло Ганси, просто Ганси.

Она сказала:

– Я хочу притвориться. Притвориться, будто могу.

Он выдохнул.


Что такое поцелуй без поцелуя?

Скатерть, выдернутая из-под посуды на столе.

На несколько хаотических моментов все смешалось. Пальцы, запущенные в волосы, руки, касающиеся шей, губы, скользящие по щекам и подбородкам в опасной близости…

Они остановились, прижавшись друг к другу носами в странной позе, которой требовала эта близость. Блу чувствовала во рту дыхание Ганси.

– А может быть, ничего не случится, если я тебя поцелую, – прошептал Ганси. – Может, это опасно, только если ты поцелуешь меня.

Оба одновременно сглотнули, и чары спали. Они рассмеялись, опять одновременно, дрожащими голосами.

– И мы никогда больше не станем об этом говорить, – сказал Ганси, передразнивая самого себя, и Блу страшно обрадовалась, поскольку снова и снова мысленно повторяла сказанные в тот вечер слова и хотела верить, что он тоже это делал.

Он осторожно заправил ей волосы за уши – напрасный труд, потому что они изначально там не лежали и не пожелали бы оставаться на одном месте. Но Ганси повторил это несколько раз, а затем достал два листика мяты и один сунул в рот, а второй вложил в губы Блу.

Она не знала, то ли было уже очень поздно, то ли стало очень рано.

А потом катастрофическая радость схлынула, и Блу вернулась в реальность. Теперь она понимала, что Ганси выглядел почти совсем как в ту ночь, когда она видела его на церковном дворе.

«Скажи ему».

Она покатала языком листик мяты. И задрожала от холода и усталости.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы прекратить поиски? – спросила она.

Ганси явно удивился.

– Не делай такое лицо, – предупредила Блу. – Я знаю, что ты должен найти Глендауэра. И я не спрашиваю почему. Я все понимаю. Но это становится все рискованней… так вот, ты когда-нибудь думал о том, чтобы прекратить?

Он удержал ее взгляд, но глаза у него стали задумчивыми и словно подернулись дымкой. Ганси, возможно, взвешивал этот вариант – на одной чаше цена поисков, на другой неутолимое желание увидеть своего короля. Затем он вновь сосредоточился на Блу.

И покачал головой.

Блу откинулась на спинку и вздохнула – так тяжело, что получилось «прррр».

– Ну ладно.

– Тебе страшно? Ты это имеешь в виду?

– Не говори глупостей.

– Ты имеешь полное право бояться, – заверил Ганси. – Это только мое дело, в конце концов, и я не требую, чтобы кто-то еще…

– Не. Говори. Глупостей.

Это было просто смешно; она даже не знала, убьют ли его в конце концов именно поиски Глендауэра. Хватило бы одного дурацкого шершня. И Блу не могла сказать ему правду. Мора была права – это знание лишь отравило бы Ганси оставшиеся дни. Адам тоже был прав. Оставался один вариант: найти Глендауэра и попросить у него жизнь Ганси. Но как можно было знать такую важную вещь о нем и не сказать?

– Надо возвращаться.

Ганси выдохнул, но не стал спорить. Часы в машине не работали, но было уже до ужаса близко к утру. Они поменялись местами; Блу вновь закуталась в пальто и задрала ноги на сиденье. Подняв воротник, чтобы прикрыть рот и нос, она позволила себе представить, что это место принадлежит ей по праву. Что Ронан и Адам уже обо всем знают – и не сердятся. Что ее губы не несут никакой угрозы. Что Ганси не умрет, что он не уедет учиться в Йель или Принстон, что нет ничего важнее этого пальто, у которого воротник пах пшеницей и мятой.

На обратном пути в город они заметили у обочины блестящую машину, несомненно принадлежавшую какому-то «вороненку». В свете фонарей она сверкала и казалась каким-то астрономическим объектом.

Уродливое ощущение реальности вновь охватило Блу.

– Что это? – спросил Ганси.

– Кто-то из ваших, – ответила та.

Ганси остановился рядом и жестом попросил Блу открыть окно.

За рулем той, другой машины сидел лощеный черноволосый парень столь же астрономического вида.

– Ух ты. Девочка, – озадаченно произнес он, увидев Блу.

– Пять баллов, – отозвалась та с некоторым усилием. – Даже шесть, мне не жалко, потому что время позднее, и я великодушна.

– А, Чень. Что случилось? – спросил Ганси, наклоняясь к окну, мимо Блу.

Его голос немедленно изменился, когда он обратился к этому «вороненку», и Блу внезапно разозлилась оттого, что ее увидели рядом с Ганси. Как будто гнев, который она испытывала раньше, не угас полностью; чтобы он вспыхнул заново, было достаточно всего лишь осознания того, что она – девушка, которая сидит в машине с принцем Агленби.

Генри Чень выскочил и прислонился к окну «Камаро». Находиться столь близко к его острым скулам Блу было крайне неприятно.

Он сказал: