Синдром Фигаро
Часть 30 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Федор немного помолчал, выдерживая театральную паузу, после чего радостно выпалил:
– Благодатный переулок, дом восемнадцать!
– Иди ты! – пробормотал Иван.
– Мне далеко, да и Асю одну оставлять не хочется, а вот вы, Иван Станиславович, судя по геолокации мобильного, почти рядом. Так что…
– А номер квартиры не показывает твоя программа?
– К сожалению, нет. Но в доме всего двенадцать квартир…
– Понял. Спасибо!
Федор еще что-то вещал, но Рыбак уже скомандовал Щедрому:
– Плюшки откладываются! Едем в Благодатный переулок!
Глава 20
– Я еще думал – каким ветром Куцака занесло в Благодатный переулок? Это же в противоположной стороне от квартиры, которую он снимал. Он, оказывается, шел к Серовой, – сказал Щедрый, узнав причину смены курса. – Мы-то считали, что она живет с матерью на Воронежской, а она вон где обитает.
Дом номер восемнадцать по Благодатному переулку Ивану был знаком – когда-то они с Асей и Тимуром уже посетили его в поисках свидетелей убийства Фигаро. Тогда им не повезло, но раз на раз не приходится, и вполне вероятно, что теперь все будет по-другому.
Так и получилось. В первой же квартире бодрый старичок, судя по выправке, отставной военный, посмотрев на фотографию Наны, предъявленную ему Щедрым, уверенно заявил:
– Это Наночка, внучка Алевтины Васильевны. Хорошая девочка. А что она натворила?
Щедрый уверил дедушку, что никаких преступлений за его соседкой не числится.
– А в какой квартире она живет? – спросил он.
– Не живет, а жила, – поправил его старик. – Алевтина Васильевна Наночке эту квартиру оставила после смерти. Девочка почти сразу и въехала. Тихая такая, воспитанная. Всегда поздоровается, дверь придержит. Ну и скрипка – это же не рояль. Алевтина Васильевна покойница, царство небесное, к концу жизни почти не отходила от рояля. Утро только началось, а она уже музицирует. Знаете, музыка – это очень хорошо. Говорят, она благоприятно влияет на интеллектуальную деятельность, стимулирует работу мозга, помогает быстрее принять нужное решение, повышает продуктивность и даже уровень IQ. Но мое мнение – все должно быть в меру, превышение оптимальной дозы способно произвести противоположный эффект. Если у тебя над головой практически круглые сутки играют все подряд, от Баха до Оффенбаха, можно и умом тронуться. Наночка же редко на скрипочке своей играла, все больше сидела тихонечко – книжки писала. А сейчас и вовсе тишина. Наночка квартиру продала каким-то молодым людям, мужу с женой. Так их почти никогда дома нет. Как ни гляну – окна темные.
– То есть Нана здесь не живет? – уточнил Щедрый.
– Да, уже давно.
– Скажите, пожалуйста, неподалеку убийство недавно произошло. Вы, случайно, ничего не можете сказать по этому поводу? Может, видели или слышали что-нибудь?
– К сожалению, – старичок развел руками, – я был в Крыму, в санатории. Вернулся только на следующий день. Говорят, это дело рук подростков-наркоманов, и полиция уже задержала убийцу. А почему вы спрашиваете? Хотите сказать, что это не так и преступники еще разгуливают по городу?
Щедрый поспешил успокоить мужчину:
– Не беспокойтесь, преступник – он один – задержан и понесет заслуженное наказание. Вы, случайно, не знаете фамилии этих самых молодых людей, ваших новых соседей?
– Случайно нет, – поскучнел дедушка. – Это раньше про соседей все знали от «а» до «я». И указатели в подъезде висели, кто, значит, под какой фамилией и в какой квартире живет. А сейчас хорошо, если раз в месяц столкнешься на лестнице: «Здрасте вам». – «И вам не хворать». Вот в соседнем подъезде старушка, Лилия Тимофеевна, попала под машину, так никто и не хватился. А через полгода встречаю ее, идет с костылем, несчастная такая. Ну, говорит, Олег, – это я, значит, Олег Сергеевич, – все вы, мужчины, такие. То прямо в женихи набиваетесь, а как в больницу попала, никто и не зашел даже. Это я, значит, в женихи набиваюсь! А самой сто лет в обед. Ну, конечно, я-то постарше буду, но я же мужчина. Опять же, с костылем… Женщина она вздорная, вспыльчивая. У такой костыль в руках вполне может быть приравнен к холодному оружию. М-да… О чем это я?
– О женихах, – терпеливо напомнил Рыбак. Болтовня старика немного раздражала, но интуиция подсказывала – он может оказаться источником полезной информации.
– Вот-вот, о женихах. Эта самая Лилия Тимофеевна заявила, что убитый – жених нашей Наночки.
– Жених? – переспросил Рыбак, чувствуя – вот оно, то самое, ради чего он выносил весь этот словесный поток.
– Вот именно. Как зовут – не спрашивайте, не имел чести быть представленным, знаю только, что он известный оперный певец. Но это, опять же, со слов Лилии Тимофеевны, так как я оперу не особо уважаю. Вот духовой оркестр – другое дело. Очень уважаю Чайковского, увертюра «1812 год». Слышали, наверное? Тара-тира-тара-та та-та! Тара-тира-тара-та та-та! И колокола: бам-бам-бам! Вот это – да. Музыка! До самых кишок продирает. А опера…
– А не подскажете, как мы можем поговорить с Лилией Тимофеевной? – нетерпеливо поинтересовался Щедрый.
– С Лилией Тимофеевной? Да пожалуйста! Она живет в девятой квартире. Во-о-н та дверь, третий этаж. Я даже могу вас проводить.
– Спасибо огромное, – поспешил отказаться Рыбак. – Мы и так вас задержали.
– Задержали, не задержали, а наша первоочередная задача – помогать органам в их работе. Так что я сочту за честь внести, так сказать, посильную лепту в расследование.
Не дожидаясь ответа, Олег Сергеевич развернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал к соседнему подъезду. Щедрому и Рыбаку ничего не оставалось, как последовать за ним.
Набрав код на домофоне и дождавшись хриплого «Да» в ответ, Олег Сергеевич сказал:
– Лилечка, тут с тобой товарищи из полиции хотят поговорить по поводу Наны и ее жениха. Пустишь нас?
Дверь запищала, предлагая гостям войти. Олег Сергеевич поднимался по лестнице медленно, ступая одной ногой и подтягивая к ней другую, и Рыбаку стало совестно, что они эксплуатируют такого возрастного свидетеля.
– Может, мы все-таки сами? – спросил он.
– Да вы не подумайте, – бойко отозвался дедушка. – Я ей специально фору даю, чтобы она, значит, марафет навела. Сами увидите.
И действительно, после довольно продолжительного ожидания под дверью им открыла миловидная женщина, которой на вид нельзя было дать больше шестидесяти, – рядом с ней бравый Олег Сергеевич казался сморщенной картофелиной. Стройная, с одуванчиком рыжих волос, в белом брючном костюме, украшенном золотой брошью в виде цветка с перламутровыми лепестками, и с белоснежной тростью с золотой рукоятью, скорее модным аксессуаром, чем средством реабилитации, Лилия Тимофеевна напоминала французскую актрису, портрет которой Рыбак видел в Пушкинском музее, куда попал стараниями Аси[22].
Олег Сергеевич прямо-таки остолбенел от такой красоты.
– Лилечка Тимофеевна, – простонал он и замолчал. Щедрый решил взять бразды правления разговором в свои руки.
– Здравствуйте! Нас интересует Тимофей Куцак, жених Наннерль Серовой.
– Тимофей, как говорите, его фамилия?
– Куцак, – терпеливо повторил Иван.
– Нет, – женщина покачала головой, – не слышала о таком. Фамилия очень уж необычная, я бы обязательно запомнила.
– Как же, Лилечка! – возразил Олег Сергеевич. – Ты сама мне третьего дня рассказывала, что убили Наночкиного жениха.
– Так я рассказывала про певца, Фигаро, а про Куцака и слыхом не слыхивала. Дело, конечно, молодое, вокруг меня когда-то тоже много молодых людей вилось…
Лилия Тимофеевна мечтательно прикрыла глаза, обещая всем своим видом выдать не меньше десятка историй о своей юности.
– Посмотрите, пожалуйста, – Рыбак нашел в смартфоне фотографию Фигаро, присланную ему Лебедевым, и показал женщине.
– Ну-ка, ну-ка… – Она с видимым недовольством вынырнула из воспоминаний, взяла телефон в руки, всмотрелась в изображение, затем сходила в комнату и вернулась в очках. – Так, значит, говорите, его звали Тимофей Куцак?
– Вы подтверждаете, что этот человек являлся женихом Наннерль Серовой? – официальным тоном спросил Щедрый.
– Этот, этот, – горестно покивала Лилия Тимофеевна. – Бедная Наночка…
– Почему – бедная? – спросил Рыбак.
– Так она говорила, что жених ее – иностранец, богатый, выступает в лучших залах Европы, она переезжает с ним в Австрию, у него дом в Венском лесу… Ой, а что же это мы стоим в дверях? Вы проходите, проходите. Чай будете? Кофе не держу – гипертония.
– Чай – это замечательно! – обрадовался Олег Сергеевич. – Прошу, молодые люди! – И он приглашающим жестом указал на коридор, ведущий в кухню.
Иван понимал, что чаепитие грозит удлинить беседу вдвое, если не втрое. Ему было немного тревожно за оставленную на попечении Лебедева Асю, но интуиция подсказывала – игра стоит свеч, информация Лилии Тимофеевны может внести ясность в темное дело Фигаро, потому согласился и за себя, и за Щедрого:
– От чая не откажемся.
Они прошли в крохотную опрятную кухоньку и с трудом втиснулись между столом и стеной на табуретки, покрытые цветастыми стегаными подушками в стиле пэчворк.
Щелкнув кнопкой электрического чайника, Лилия Тимофеевна принялась споро накрывать на стол, попутно рассказывая о судьбе женщин из соседнего подъезда. Предыстория о бабушке-пианистке и белом рояле Рыбаку была известна, поэтому слушал он вполуха, обдумывая варианты возможного местонахождения Наны. Андрей Хромов, последний из труппы «Моцарта и Сальери», квартиры матери и Фигаро однозначно отпадают. Скрипачка не дура и знает: если ее будут искать, то там – в первую очередь. Вокзал и аэропорт – тоже. Тогда где? Коллеги по работе? Друзья по университету? Десятки разных мест, вычислить которые, не изучив досконально личность преступницы, ее связи и контакты, нереально. Остается ждать и надеяться, что она совершит ошибку, подобную сегодняшней. Ведь не попытайся она отравить Кристину, убийства могли сойти ей с рук: убийца Куцака полицией задержан, отравления же можно переквалифицировать в несчастный случай, которые нередко случаются с людьми, употребляющими наркотики. Наркоманом больше, наркоманом меньше. Доказывать, что жертвы наркоманами не являлись, бесполезно. Общеизвестно, что даже единственный, самый первый раз может привести к летальному исходу.
Конечно, оставался еще маленький шанс, что Серова никого не травила и все происшедшее – череда невероятных совпадений. Но Рыбак был реалистом и в подобные совпадения не верил.
Аккуратный толчок локтем в бок заставил Ивана вернуться в крохотную кухоньку – Щедрый, заметив отсутствие активности с его стороны, приглашал то ли вернуться к разговору, то ли приступить к чаепитию. А чаепитие готовилось с размахом – на столе красовались и пирог с какими-то ягодами, и горка загорелого печенья, посыпанного жареными орехами, и конфеты в вазочке, и клубничное варенье…
Но тут Щедрый все испортил:
– Вы извините, Лилия Тимофеевна, нам при исполнении категорически запрещено все это. Чаю еще куда ни шло, мы выпьем и побежим. А вас оставим в компании с Олегом Сергеевичем. Устроит такой вариант?
Судя по потупленному взору женщины и торжествующему виду мужчины, вариант обоих устраивал.
– Вы нам только расскажите, как в квартире Наны появился Фигаро.
– Так я и рассказываю. Алевтина, бабушка Наночкина, при жизни дочку с внучкой не особо привечала. Даже когда мужа схоронила и одна осталась. Но перед смертью опомнилась и квартиру со всем имуществом успела внучке отписать. Конечно, по отношению к дочери, Людочке, это было не очень хорошо, но у нее же имелась своя квартира. Пусть не такие хоромы, но все-таки жилплощадь. А Наночке надо было личную жизнь устраивать. С матерью-то никак – строгая та была, с такой не забалуешь. И ведь, главное, не потому, что строгость эта соответствовала ее жизненной позиции, нет! Она таким образом Наночку наказывала за то, что та не оправдала ее надежд.
Слышала я, что мать Наночкина даже собиралась в суде оспорить завещание, мол, Алевтина его составляла, будучи в глубоком маразме. Так ли это, сказать не могу, но знаю точно, что не было никакого маразма. До последнего дня Алевтина сохраняла ясный ум и здравый рассудок.
Рассказывая, Лилия Тимофеевна разрезала пирог, и как-то само собой получилось, что Рыбак взял кусок.
– Вкусный! – не удержался он от похвалы. – Сами пекли?
– Конечно, сама. В магазинах сейчас одна химия, а что поприличней – цены такие, и не подступишься с нашей-то пенсией. Я вот на днях…
Щедрый строго посмотрел на Рыбака, а затем демонстративно перевел взгляд на висевшие на стене часы.
– Так о чем это я? – спохватилась Лилия Тимофеевна.
– Благодатный переулок, дом восемнадцать!
– Иди ты! – пробормотал Иван.
– Мне далеко, да и Асю одну оставлять не хочется, а вот вы, Иван Станиславович, судя по геолокации мобильного, почти рядом. Так что…
– А номер квартиры не показывает твоя программа?
– К сожалению, нет. Но в доме всего двенадцать квартир…
– Понял. Спасибо!
Федор еще что-то вещал, но Рыбак уже скомандовал Щедрому:
– Плюшки откладываются! Едем в Благодатный переулок!
Глава 20
– Я еще думал – каким ветром Куцака занесло в Благодатный переулок? Это же в противоположной стороне от квартиры, которую он снимал. Он, оказывается, шел к Серовой, – сказал Щедрый, узнав причину смены курса. – Мы-то считали, что она живет с матерью на Воронежской, а она вон где обитает.
Дом номер восемнадцать по Благодатному переулку Ивану был знаком – когда-то они с Асей и Тимуром уже посетили его в поисках свидетелей убийства Фигаро. Тогда им не повезло, но раз на раз не приходится, и вполне вероятно, что теперь все будет по-другому.
Так и получилось. В первой же квартире бодрый старичок, судя по выправке, отставной военный, посмотрев на фотографию Наны, предъявленную ему Щедрым, уверенно заявил:
– Это Наночка, внучка Алевтины Васильевны. Хорошая девочка. А что она натворила?
Щедрый уверил дедушку, что никаких преступлений за его соседкой не числится.
– А в какой квартире она живет? – спросил он.
– Не живет, а жила, – поправил его старик. – Алевтина Васильевна Наночке эту квартиру оставила после смерти. Девочка почти сразу и въехала. Тихая такая, воспитанная. Всегда поздоровается, дверь придержит. Ну и скрипка – это же не рояль. Алевтина Васильевна покойница, царство небесное, к концу жизни почти не отходила от рояля. Утро только началось, а она уже музицирует. Знаете, музыка – это очень хорошо. Говорят, она благоприятно влияет на интеллектуальную деятельность, стимулирует работу мозга, помогает быстрее принять нужное решение, повышает продуктивность и даже уровень IQ. Но мое мнение – все должно быть в меру, превышение оптимальной дозы способно произвести противоположный эффект. Если у тебя над головой практически круглые сутки играют все подряд, от Баха до Оффенбаха, можно и умом тронуться. Наночка же редко на скрипочке своей играла, все больше сидела тихонечко – книжки писала. А сейчас и вовсе тишина. Наночка квартиру продала каким-то молодым людям, мужу с женой. Так их почти никогда дома нет. Как ни гляну – окна темные.
– То есть Нана здесь не живет? – уточнил Щедрый.
– Да, уже давно.
– Скажите, пожалуйста, неподалеку убийство недавно произошло. Вы, случайно, ничего не можете сказать по этому поводу? Может, видели или слышали что-нибудь?
– К сожалению, – старичок развел руками, – я был в Крыму, в санатории. Вернулся только на следующий день. Говорят, это дело рук подростков-наркоманов, и полиция уже задержала убийцу. А почему вы спрашиваете? Хотите сказать, что это не так и преступники еще разгуливают по городу?
Щедрый поспешил успокоить мужчину:
– Не беспокойтесь, преступник – он один – задержан и понесет заслуженное наказание. Вы, случайно, не знаете фамилии этих самых молодых людей, ваших новых соседей?
– Случайно нет, – поскучнел дедушка. – Это раньше про соседей все знали от «а» до «я». И указатели в подъезде висели, кто, значит, под какой фамилией и в какой квартире живет. А сейчас хорошо, если раз в месяц столкнешься на лестнице: «Здрасте вам». – «И вам не хворать». Вот в соседнем подъезде старушка, Лилия Тимофеевна, попала под машину, так никто и не хватился. А через полгода встречаю ее, идет с костылем, несчастная такая. Ну, говорит, Олег, – это я, значит, Олег Сергеевич, – все вы, мужчины, такие. То прямо в женихи набиваетесь, а как в больницу попала, никто и не зашел даже. Это я, значит, в женихи набиваюсь! А самой сто лет в обед. Ну, конечно, я-то постарше буду, но я же мужчина. Опять же, с костылем… Женщина она вздорная, вспыльчивая. У такой костыль в руках вполне может быть приравнен к холодному оружию. М-да… О чем это я?
– О женихах, – терпеливо напомнил Рыбак. Болтовня старика немного раздражала, но интуиция подсказывала – он может оказаться источником полезной информации.
– Вот-вот, о женихах. Эта самая Лилия Тимофеевна заявила, что убитый – жених нашей Наночки.
– Жених? – переспросил Рыбак, чувствуя – вот оно, то самое, ради чего он выносил весь этот словесный поток.
– Вот именно. Как зовут – не спрашивайте, не имел чести быть представленным, знаю только, что он известный оперный певец. Но это, опять же, со слов Лилии Тимофеевны, так как я оперу не особо уважаю. Вот духовой оркестр – другое дело. Очень уважаю Чайковского, увертюра «1812 год». Слышали, наверное? Тара-тира-тара-та та-та! Тара-тира-тара-та та-та! И колокола: бам-бам-бам! Вот это – да. Музыка! До самых кишок продирает. А опера…
– А не подскажете, как мы можем поговорить с Лилией Тимофеевной? – нетерпеливо поинтересовался Щедрый.
– С Лилией Тимофеевной? Да пожалуйста! Она живет в девятой квартире. Во-о-н та дверь, третий этаж. Я даже могу вас проводить.
– Спасибо огромное, – поспешил отказаться Рыбак. – Мы и так вас задержали.
– Задержали, не задержали, а наша первоочередная задача – помогать органам в их работе. Так что я сочту за честь внести, так сказать, посильную лепту в расследование.
Не дожидаясь ответа, Олег Сергеевич развернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал к соседнему подъезду. Щедрому и Рыбаку ничего не оставалось, как последовать за ним.
Набрав код на домофоне и дождавшись хриплого «Да» в ответ, Олег Сергеевич сказал:
– Лилечка, тут с тобой товарищи из полиции хотят поговорить по поводу Наны и ее жениха. Пустишь нас?
Дверь запищала, предлагая гостям войти. Олег Сергеевич поднимался по лестнице медленно, ступая одной ногой и подтягивая к ней другую, и Рыбаку стало совестно, что они эксплуатируют такого возрастного свидетеля.
– Может, мы все-таки сами? – спросил он.
– Да вы не подумайте, – бойко отозвался дедушка. – Я ей специально фору даю, чтобы она, значит, марафет навела. Сами увидите.
И действительно, после довольно продолжительного ожидания под дверью им открыла миловидная женщина, которой на вид нельзя было дать больше шестидесяти, – рядом с ней бравый Олег Сергеевич казался сморщенной картофелиной. Стройная, с одуванчиком рыжих волос, в белом брючном костюме, украшенном золотой брошью в виде цветка с перламутровыми лепестками, и с белоснежной тростью с золотой рукоятью, скорее модным аксессуаром, чем средством реабилитации, Лилия Тимофеевна напоминала французскую актрису, портрет которой Рыбак видел в Пушкинском музее, куда попал стараниями Аси[22].
Олег Сергеевич прямо-таки остолбенел от такой красоты.
– Лилечка Тимофеевна, – простонал он и замолчал. Щедрый решил взять бразды правления разговором в свои руки.
– Здравствуйте! Нас интересует Тимофей Куцак, жених Наннерль Серовой.
– Тимофей, как говорите, его фамилия?
– Куцак, – терпеливо повторил Иван.
– Нет, – женщина покачала головой, – не слышала о таком. Фамилия очень уж необычная, я бы обязательно запомнила.
– Как же, Лилечка! – возразил Олег Сергеевич. – Ты сама мне третьего дня рассказывала, что убили Наночкиного жениха.
– Так я рассказывала про певца, Фигаро, а про Куцака и слыхом не слыхивала. Дело, конечно, молодое, вокруг меня когда-то тоже много молодых людей вилось…
Лилия Тимофеевна мечтательно прикрыла глаза, обещая всем своим видом выдать не меньше десятка историй о своей юности.
– Посмотрите, пожалуйста, – Рыбак нашел в смартфоне фотографию Фигаро, присланную ему Лебедевым, и показал женщине.
– Ну-ка, ну-ка… – Она с видимым недовольством вынырнула из воспоминаний, взяла телефон в руки, всмотрелась в изображение, затем сходила в комнату и вернулась в очках. – Так, значит, говорите, его звали Тимофей Куцак?
– Вы подтверждаете, что этот человек являлся женихом Наннерль Серовой? – официальным тоном спросил Щедрый.
– Этот, этот, – горестно покивала Лилия Тимофеевна. – Бедная Наночка…
– Почему – бедная? – спросил Рыбак.
– Так она говорила, что жених ее – иностранец, богатый, выступает в лучших залах Европы, она переезжает с ним в Австрию, у него дом в Венском лесу… Ой, а что же это мы стоим в дверях? Вы проходите, проходите. Чай будете? Кофе не держу – гипертония.
– Чай – это замечательно! – обрадовался Олег Сергеевич. – Прошу, молодые люди! – И он приглашающим жестом указал на коридор, ведущий в кухню.
Иван понимал, что чаепитие грозит удлинить беседу вдвое, если не втрое. Ему было немного тревожно за оставленную на попечении Лебедева Асю, но интуиция подсказывала – игра стоит свеч, информация Лилии Тимофеевны может внести ясность в темное дело Фигаро, потому согласился и за себя, и за Щедрого:
– От чая не откажемся.
Они прошли в крохотную опрятную кухоньку и с трудом втиснулись между столом и стеной на табуретки, покрытые цветастыми стегаными подушками в стиле пэчворк.
Щелкнув кнопкой электрического чайника, Лилия Тимофеевна принялась споро накрывать на стол, попутно рассказывая о судьбе женщин из соседнего подъезда. Предыстория о бабушке-пианистке и белом рояле Рыбаку была известна, поэтому слушал он вполуха, обдумывая варианты возможного местонахождения Наны. Андрей Хромов, последний из труппы «Моцарта и Сальери», квартиры матери и Фигаро однозначно отпадают. Скрипачка не дура и знает: если ее будут искать, то там – в первую очередь. Вокзал и аэропорт – тоже. Тогда где? Коллеги по работе? Друзья по университету? Десятки разных мест, вычислить которые, не изучив досконально личность преступницы, ее связи и контакты, нереально. Остается ждать и надеяться, что она совершит ошибку, подобную сегодняшней. Ведь не попытайся она отравить Кристину, убийства могли сойти ей с рук: убийца Куцака полицией задержан, отравления же можно переквалифицировать в несчастный случай, которые нередко случаются с людьми, употребляющими наркотики. Наркоманом больше, наркоманом меньше. Доказывать, что жертвы наркоманами не являлись, бесполезно. Общеизвестно, что даже единственный, самый первый раз может привести к летальному исходу.
Конечно, оставался еще маленький шанс, что Серова никого не травила и все происшедшее – череда невероятных совпадений. Но Рыбак был реалистом и в подобные совпадения не верил.
Аккуратный толчок локтем в бок заставил Ивана вернуться в крохотную кухоньку – Щедрый, заметив отсутствие активности с его стороны, приглашал то ли вернуться к разговору, то ли приступить к чаепитию. А чаепитие готовилось с размахом – на столе красовались и пирог с какими-то ягодами, и горка загорелого печенья, посыпанного жареными орехами, и конфеты в вазочке, и клубничное варенье…
Но тут Щедрый все испортил:
– Вы извините, Лилия Тимофеевна, нам при исполнении категорически запрещено все это. Чаю еще куда ни шло, мы выпьем и побежим. А вас оставим в компании с Олегом Сергеевичем. Устроит такой вариант?
Судя по потупленному взору женщины и торжествующему виду мужчины, вариант обоих устраивал.
– Вы нам только расскажите, как в квартире Наны появился Фигаро.
– Так я и рассказываю. Алевтина, бабушка Наночкина, при жизни дочку с внучкой не особо привечала. Даже когда мужа схоронила и одна осталась. Но перед смертью опомнилась и квартиру со всем имуществом успела внучке отписать. Конечно, по отношению к дочери, Людочке, это было не очень хорошо, но у нее же имелась своя квартира. Пусть не такие хоромы, но все-таки жилплощадь. А Наночке надо было личную жизнь устраивать. С матерью-то никак – строгая та была, с такой не забалуешь. И ведь, главное, не потому, что строгость эта соответствовала ее жизненной позиции, нет! Она таким образом Наночку наказывала за то, что та не оправдала ее надежд.
Слышала я, что мать Наночкина даже собиралась в суде оспорить завещание, мол, Алевтина его составляла, будучи в глубоком маразме. Так ли это, сказать не могу, но знаю точно, что не было никакого маразма. До последнего дня Алевтина сохраняла ясный ум и здравый рассудок.
Рассказывая, Лилия Тимофеевна разрезала пирог, и как-то само собой получилось, что Рыбак взял кусок.
– Вкусный! – не удержался он от похвалы. – Сами пекли?
– Конечно, сама. В магазинах сейчас одна химия, а что поприличней – цены такие, и не подступишься с нашей-то пенсией. Я вот на днях…
Щедрый строго посмотрел на Рыбака, а затем демонстративно перевел взгляд на висевшие на стене часы.
– Так о чем это я? – спохватилась Лилия Тимофеевна.