Синан и Танечка

– А по отношению ко мне его кто-нибудь проявил? – дерзко отозвалась девочка. – Меня кто-нибудь спросил, хочу ли я узнать, что мои мама и папа были мне не родными? Что меня родила какая-то русская девка непонятного поведения, потом потеряла, а теперь вдруг решила заявить на меня свои права? Никому это не было интересно. Меня просто поставили перед фактом. По-моему, я имею право знать, какая у вас цель. Чего вы, собственно, добиваетесь.

– Я просто хочу быть рядом… Хочу хоть как-то попытаться восполнить все, что недодала тебе за эти годы. Асенька… – шептала Таня, глада на дочь полными слез глазами. – Прости, Алиночка…

– Интересно, каким образом? – хмыкнула Алина. – Вы, если я не ошибаюсь, медсестра по профессии? Как по-вашему, вы действительно сможете дать мне больше, чем мой отец-коммерсант, владелец крупной сети гипермаркетов? А чего, если не секрет? Жизни в чужом углу? Бедности? Экономии?

– Я… Я… – окончательно растерялась Таня.

– Вот что, – решившись на что-то, заявила Алина. – Мне нравится моя жизнь. И я готова бороться за то, чтобы она у меня осталась. Мне правда очень жаль, что с вами произошла такая история. И я хочу вам помочь. Давайте договоримся полюбовно. Если вы пойдете в суд, начнете что-то там требовать, предупреждаю, я заявлю, что не желаю вас знать. И суд к моим словам прислушается. Поэтому лучше не будем доводить до такого. Послушайте, сколько вы хотите, чтобы не обнародовать всю эту историю? Я поговорю с отцом, он заплатит отступных, сколько скажете. Только при условии, что вы не будете больше вторгаться в нашу жизнь, предъявлять права на меня и так далее. Сколько? Назовите сумму!

Таня, бледная до синевы, совершенно раздавленная, силилась сказать что-то, но слова не шли у нее с языка. Казалось, она вот-вот не удержится на краешке дивана и рухнет на пол, туда, где рассыпанные по ковру лежали ее рисунки. Образы несостоявшейся жизни.

Синан понял, что пора брать ситуацию в свои руки.

– Я прошу вас уйти, – сурово обратился он к Алине. – Вы… – он покосился на Таню и понял, что не стоит при ней называть Алину всеми теми словами, которые так и рвались с языка. – Вашей матери тяжело все это слушать. Уходите. Могу вас заверить, никаких прав на вас она заявлять в суде не будет.

Алина поднялась на ноги и независимо дернула плечом.

– Чего ради тогда было все это начинать? Не понимаю.

– И не поймете, боюсь. Пойдемте.

Синан взял ее за локоть и едва не силой повел к выходу из комнаты.

– Надеюсь, однажды вам станет очень стыдно за то, как вы сейчас себя повели, – сказал он ей на прощание. – Это будет означать, что вы выросли не окончательно пропащим человеком. Уходите. И не беспокойте больше ни моего сына, ни жену.

– Жену? – фыркнула Алина. – Вы что, действительно собираетесь жениться на этой нищей эмигрантке?

– Не твое дело, соплячка, – отрезал Синан и захлопнул перед ней дверь.

А сам бросился обратно в гостиную. И к своему удивлению увидел, что Таня уже не одна. Рядом с ней был Барклай. Мальчишка обнимал Таню, совершенно раздавленную, убитую недавней сценой. Обнимал, гладил по волосам и бормотал смущенно:

– Ну что ты. Не мучай себя так, умоляю тебя.

И Синан, всю жизнь стыдившийся публичного проявления чувств, удивляясь самому себя, подсел к Тане с другой стороны, тоже обнял.

– Я не нужна ей… – прошептала Таня, будто бы слегка отогреваясь, приходя в себя от их с сыном близости. – Я столько лет искала ее, а оказалась не нужна. Я и подумать не могла, что так будет. Всегда мечтала только о том, как мы встретимся, и у меня снова будет семья… Все погибло. Все…

– Не все! – с юношеской горячностью возразил Барклай, упрямо мотая темноволосой головой.

И Синан поддержал его.

– Та-неч-ка, я понимаю, как тебе больно. Но держись, пожалуйста, умоляю. Держись…

– Ради чего? – вскинула на него залитые слезами глаза Таня. – Ради семьи, которой у меня никогда не будет?

– Как это не будет? – нахмурился Синан. – А мы?

– Вот именно! – выпалил Барклай. – Теперь мы твоя семья! Если ты, конечно, не возражаешь.

Слова мальчишки, казалось, надломили что-то, совершили чудо. Как будто солнце выглянуло сквозь сгустившиеся на небе тучи, прогнало бурю и пригрело землю в своих лучах. Это улыбнулась сквозь слезы Таня. Улыбнулась, притянула ближе их головы, взъерошивая одинаковые непослушные и жесткие пряди. И произнесла еще слабым после рыданий голосом, но очень твердо:

– Не возражаю.





Эпилог





Большое просторное помещение было залито ровным солнечным светом, проникавшим сквозь высокие дочиста отмытые после ремонта окна. В будущих офисных кабинетах царила суета. Рабочие сновали туда-сюда, вносили компьютерные столы, стулья, стеллажи, приколачивали к стенам полки. Тут же ползали по полу, раскатывая катушки проводов, серьезные юноши из будущего ай-ти-отдела, проводили сеть и подключали интернет. Над входом на ресепшн двое мужчин в синих комбинезонах крепили вывеску «Diamond Queen».

– Ну как тебе? – спросила Ирка, с гордостью обводя взглядом очередное свое детище.

– Красота, – покачала головой Таня. – Столько света… И все такое новенькое – аж блестит.

– А как же? – хохотнула та. – У нас и должно все блестеть. Все-таки не нефть продаем, а бриллианты.

– И вообще я очень рада, что ты решила открыть офис в Стамбуле, – Таня порывисто обняла подругу, как когда-то, когда они, нищие детдомовские девчонки, только мечтали о взрослой жизни. – Наконец-то будем с тобой чаще видеться.

– Да-а, Стамбул – это как первая любовь, навсегда в моем сердце, – усмехнулась Ирка. – А вот насчет чаще видеться – не уверена. Ты же знаешь, я птица перелетная. Пошли, посмотришь, как я оформила переговорную.

Ирка провела Таню в просторное, уже полностью законченное помещение, и Таня ахнула, оглядев комнату. По выкрашенным в бледно-голубой цвет стенам развешаны были ее картины. Те, что Ирка попросила ее нарисовать, и Таня с энтузиазмом, выслушав ее идеи, взялась за акварель. Прозрачные, будто дымчатые стамбульские пейзажи, изысканно инкрустированные обработанными Иркиной компанией бриллиантами. Они словно наполняли комнату светом, размывали границы. Драгоценные камни, неброские, едва заметные со стороны, посверкивали в свете ламп, и оттого казалось, будто картины окутаны сиянием.

– Между прочим, – сообщила Ирка Тане, ошеломленной тем, какое впечатление производили ее работы, – у меня твои контакты прямо из рук рвут. Всем местным шишкам хочется знать, что это за загадочная художница. Так как, поделиться? Или ты пока не готова к выходу на большой рынок?

– Знаешь, – призналась Таня, – у меня теперь наконец-то появилась возможность уделять живописи время. Я ведь с юности об этом мечтала. Так что делись, конечно. Мне, честное слово, поверить трудно, что мои работы могут кого-то заинтересовать.

– Еще как могут! – заверила Ирка. – Ладно, дам твой телефон паре человек. Только при условии, что с них ты деньги возьмешь. А не раздаришь все безвозмездно, как мне.

– Ладно, с них возьму, – смущенно кивнула Таня. – А для тебя мне просто в удовольствие было что-то сделать. Ты сама столько мне помогала.

– Ой, да брось ты.

Ирка отдала менеджеру, следившему за тем, как новый офис компании постепенно наполняется жизнью, какие-то распоряжения и вместе с Таней вышла в холл высотного здания, к блестящим хромированным дверям лифта. И Таня невольно залюбовалась ею: такая сильная, решительная, представительная, в элегантном светло-сером костюме, в неброских, но явно очень дорогих драгоценностях. Кто бы мог узнать в ней ту прежнюю, бесшабашную Ирку, отчаянно мечтавшую выбраться из нищеты.

– А между прочим, если надумаешь насчет работы, – сказала Ирка, когда они вошли в сияющий зеркалами лифт. – Место главного оформителя в моей фирме закреплено за тобой. Только скажи. Не будешь же ты вечно медсестрой вкалывать, твой Синан все равно этого не одобрит.

– Я подумаю, ладно? – благодарно произнесла Таня.

Они спустились на первый этаж, в фойе, где мельтешили, спеша на службу, сотрудники множества находившихся в небоскребе офисов.

– Ну что, подруга, – начала Ирка. – Торжественное открытие нашего нового отделения состоится на следующей неделе. А пока предлагаю рвануть куда-нибудь, отметить вдвоем, как раньше.

– Знаешь, – подхватила Таня. – А поехали лучше к нам. Тем более меня ждут.

Они с Иркой вышли на каменные ступени офисного здания, и Таня указала в сторону заполненной автомобилями парковки. Там, возле небольшого черного джипа, стояли Синан и Барклай. Заметив Таню, они принялись махать ей руками.

– И вообще ты же на моей свадьбе не была, – добавила она. – Вот и ее заодно отметим. Спустя год, – она рассмеялась.

– Сколько еще ты мне это будешь припоминать? – толкнула ее в бок Ирка. – Знаешь же, я в тот момент никак вырваться не могла. В Аргентине такая заварушка была. После как-нибудь расскажу.

– Вот, – наставительно произнесла Таня. – Так что ты просто обязана побывать у нас на семейном обеде. Поехали, Ирка! Синан и Барклай будут очень рады.

– Ну поехали, поехали, госпожа Мертер, – подруга обняла ее за плечи.

Вместе они двинулись к Таниным мужу и пасынку. Как вдруг Ирка остановила ее, развернула к себе и очень серьезно, заглянув в глаза, спросила:

– Танька, только давай честно. Ты нашла, что искала?

Таня оглянулась в сторону Синана и Барклая. Муж, уже совершенно избавившийся от хромоты, нетерпеливо поглядывал на нее. Утром у него были лекции в университете, и потому он был в военной форме, в которой казался еще более подтянутым и крепким. Барклай, теперь уже студент медицинского института, за прошедшие полтора года превратился в совсем взрослого красивого юношу. Он что-то весело рассказывал отцу, тот кивал и отвечал с интересом. Глядя на этих двоих, и подумать было сложно, что когда-то они не ладили.

И Таня, ощутив, как ее захлестывает уже привычной теплой волной нежности и любви к своим мальчишкам, обернулась к Ирке и негромко произнесла:

– Нашла.