Синан и Танечка

В тот вечер, проводив Ирку в аэропорт и глядя, как она, махнув Тане на прощание, ныряет в толпу улетающих, Таня думала о том, почему не может быть такой. Решительной, смелой, авантюрной, как подруга. Ничего не бояться, бросаться очертя голову на любые возможности и всегда выходить победительницей. Интересно, была бы она счастлива, если бы сумела выстроить свою жизнь, как Ирка. Быть вот такой свободной перелетной птицей, решать серьезные вопросы, ворочать бизнесом? Наверное, нет. Все же ей нужно было именно то, о чем говорила Ирка, – дом, семья, дети. Пока, правда, не было никаких намеков на то, что к следующей их встрече у нее появится хоть что-то из этого.





Глава 7




– Ну вот, – развела руками Таня, – теперь вы знаете всю мою историю. Как видите, ничего загадочного.

Синан определенно был с ней не согласен. На его взгляд, загадочного в истории Таниной жизни было хоть отбавляй. Как минимум какая часть того, что она ему рассказала, являлась правдой.

– Значит, в следующие годы вы учились?..

– Да, представляете, Ирка, моя Ирка, обещала ведь совсем немного мне перевести, чтоб еле-еле на жизнь хватило. А когда мне деньги на карточку пришли, я так и ахнула. Там было 5 тысяч долларов. По тем временам это же громадная сумма. Такая уж она у меня – на словах жесткая, но уж если может помочь, то поможет от всей души. Конечно, этого мне и на жизнь, и на учебу хватило. Но я все равно подрабатывала в больнице санитаркой – просто чтобы освоиться, понять, что к чему. Ведь тут, в Турции, своя специфика. Потом закончила образование и смогла получить должность медсестры. Со временем выплатила Ирке долг. Она не хотела брать, – Таня улыбнулась. – Ирка молодчина, сделала такую карьеру, что мои копейки ей без надобности. Но для меня это было важно. Я хотела сама.

Солнце проглядывало сквозь листву, золотыми пятнами лежало на плиточной дорожке, по которой они шли. Таня поддерживала Синана под руку, но он и сам уже чувствовал, что эта мера – излишняя. Он стоял на ногах твердо. Конечно, передвигался пока медленно и не совсем уверенно, но в этом больше было внутреннего страха перед падением, чем реальной физической немощи. И в том, что он так быстро поднялся с постели, была заслуга Тани, Синан был твердо в этом уверен.

Как она была хороша, как мила и красива, вот такая, расслабленная, освещенная солнцем. Так и хотелось протянуть руку, убрать резинку с волос, чтобы они рассыпались по плечам, чтобы в них запутались озорные лучики. Сколько было врожденной неспешной грации в ее движениях, сколько ласковой неги в прикосновении этих прохладных даже в жару рук.

Если бы не эта ее странная история, он, ни минуты не раздумывая, предложил бы ей стать его женой.

– А дочь? – помедлив, спросил Синан. – Вам так и не удалось ее найти?

Таня, глядя прямо перед собой, медленно покачала головой.

– Нет. Я пыталась… В больнице пересекаешься с разными людьми, бывают и представители, скажем так, городского дна. И каждый раз, когда была возможность, я пыталась расспросить этих пациентов, не знали ли они Тофика, не слышали ли чего-нибудь о преступной схеме, по которой в Турцию из России привозили детей на усыновление. Но я так ничего и не узнала.

– А почему вы не обратились к частному детективу? – спросил Синан.

К задней части шеи прилила кровь, и он порадовался, что не краснеет щеками, как мальчишка. Почему-то показалось, что Таня сейчас догадается о расследовании, которое затеял он сам.

Таня невесело усмехнулась.

– Синан, мне кажется, вы слишком хорошего представления о зарплате медсестер. Конечно, я не жалуюсь, на жизнь мне хватает. Но все же я одинокая женщина, сама оплачиваю жилье, другие расходы. На частного детектива у меня просто не было денег. Да и к тому же… – она помедлила, отвела глаза. – мне ведь никто не верил. А у меня совсем не осталось доказательств того, что Асенька действительно была. И иногда я уже сама начинала сомневаться… Может быть, я и правда повредилась рассудком? Может быть, все это мне привиделось?

В глазах Тани блеснули слезы. Синан готов был провалиться под землю от стыда. Выходило, что и он ничем не лучше тех людей, что не верили ей, заставляли сомневаться в собственной вменяемости. Как та сплетница-медсестра из больницы.

В конце концов, да какая разница, что из случившегося было правдой, а что только фантазиями? В том, что Таня не мошенница, не охотница за обеспеченным мужем, он уже не сомневался. Она сделала для него больше, чем кто бы то ни было в этой жизни, помогла справиться с адской мукой, поставила на ноги. И чем он ей за это отплатил? Затеял слежку? Нанял шпиона?

Синан твердо решил, что сегодня же позвонит детективу и все отменит. К черту! Пускай история Тани останется для него такой, какой она ему ее рассказала.

– Та-неч-ка, – с трудом выговаривая непривычные языку русские слоги, произнес он. – Умоляю вас, не плачьте. Я верю вам. Вам столько довелось пережить. И то, что при всем этом вы не сломались, не озлобились… Вы удивительная женщина.

Таня, всхлипнув, подалась к нему. Синан привлек ее к себе, в смятении чувствуя, как бьется в грудную клетку ее беспокойное сердце. Вдыхая нежный лавандовый запах, исходивший от ее волос. Слезы капнули на футболку и, казалось, прожгли ткань, оставили пламенеющие следы на коже.

– Та-неч-ка, – снова прошептал он, хмелея.

И, осмелев, почти уже решился прикоснуться губами к ее виску, как вдруг совсем рядом раздались шаги. Таня отпрянула от него, быстро отерла рукой глаза. Синан резко обернулся и увидел приближавшегося к дому Барклая. Мальчишка, бледный, поникший какой-то, ссутулившись, размашисто топал по дорожке.

– Привет, сынок! – окликнул его Синан.

Барклай глянул на него волком и промычал в ответ что-то неопределенное.

Синан и сам замечал, что в последние дни сын ходит какой-то подавленный, даже для своего подросткового возраста слишком мрачный. И как обычно, тревога в груди быстро сменилась глухим раздражением. Избалованный пацан, живет на всем готовом, а еще, глядите-ка, характер показывает. Страдания у него, ну надо же, какая тонкая душевная организация. Вот он, Синан, в его годы уже в военное училище поступал. И особого отношения к себе не требовал, точно знал, что он – мужик и со всем справится. А если не справится, значит, грош ему цена. А этот…

– Чего невеселый такой? – попытался задержать сына в саду он. – Случилось что?

– Не важно, – буркнул тот.

– Как же не важно? – Синан пытался говорить терпеливо, хотя и чувствовал, что начинает закипать. – Важно, раз спрашиваю. Ты мой сын, и если у тебя что-то не в порядке… В школе или…

– В школе все отлично. Оценки блестящие, – огрызнулся сын. – Тебя же только это интересует? Чтоб все было, как у людей? Чтоб сын не опозорил перед товарищами? Ну так я почти отличник, можешь гордиться. И отстань уже от меня наконец!

– Барклай, милый… – попыталась вступить Таня.

Но у Синана уже глаза заволокло красным.

– Да что ты такое несешь, избалованный щенок?


– То, что есть, – уже кричал в ответ Барклай. – У тебя тут, кажется, назревает роман? Ну так и занимайся им, а ко мне не цепляйся.

– Моя личная жизнь – не твое дело! – бушевал Синан.

– А моя – не твое!

Мальчишка, бледный, с прыгающими губами, вдруг развернулся и бегом бросился прочь. Вылетел за калитку и помчался по улице, сверкая белыми подошвами кроссовок.

– Вы подумайте! – с возмущением обернулся Синан к Тане. – До чего распустился!

И, пораженный, увидел, что она улыбается.

– Что тут смешного? – не понял Синан.

– Простите, – Таня попыталась спрятать улыбку, но глаза ее все равно смеялись. – Просто вы с ним очень похожи.

– Похожи? – не поверил Синан. – Сомневаюсь! Со мной у моих родителей не было в этом возрасте никаких сложностей.

– Это вы так думаете или они сами вам сказали? – лукаво уточнила Таня. А потом добавила: – Знаете, Барклай в последние дни и меня беспокоит. Кажется, у него что-то не ладится с той девочкой, которая ему нравится. С Алиной…

– Вы ее видели? – буркнул Синан, постепенно остывая.

– Нет, – покачала головой Таня. – Так, слышала урывками. Ну и догадалась. Я вечером постараюсь поговорить с мальчиком. Вы не волнуйтесь. И пожалуйста, не давите на него. Ему и так нелегко.

Синан хотел было возразить, что ничего особенно тяжкого в судьбе молокососа, от которого только и требуется, что хорошо учиться и прилично себя вести, не видит. Но тут у калитки остановился блестящий черный автомобиль. Прищурившись от бьющего в глаза солнца, он увидел, как из машины выходит старый знакомый по службе, генерал Джем Алтын. Насколько помнил Синан, Алтын уже лет пять как вышел в отставку по возрасту. Но неуемная энергия, кипевшая в старом служаке, не давала ему заделаться мирным пенсионером и заняться выращиванием роз в своем саду. Кажется, генерал подался преподавателем в военное училище и со временем даже занял там какую-то высшую должность. Интересно, что это ему понадобилось от Синана.

Невысокого роста, абсолютно седой, с изборожденным морщинами лицом, но при этом сохранивший военную выправку Алтын приближался к ним по дорожке. Таня с присущей ей деликатностью коротко кивнула гостю и, извинившись, куда-то исчезла. Алтын же подхватил Синана под руку.

– Ну что, дорогой? Как я вижу, ты молодцом. Говорили, прикован к постели, уже не встанет. А ты вон какой – чуть ли не бегаешь.

– Это вы преувеличиваете, конечно, – не без удовольствия рассмеялся Синан. – Но в целом да, кое-какие силы остались. По крайней мере, передвигаюсь на своих двоих.

– И прекрасно! То ли еще будет. Ты мужик молодой, сильный. Всем еще покажешь, – поддержал генерал. – И у меня к тебе по этому поводу есть разговор. Пойдем-ка в дом.

– Прошу.

Синан повел генерала к дому по освещенной солнцем дорожке.



Полтора часа спустя, провожая старика до двери, Синан чувствовал, как в груди мощными толчками поднимается радость. Этого чувства он не испытывал уже много месяцев, с самого момента ранения. Надежда, смысл, вновь появившийся в жизни, ощущение, что ты не просто жалкий человеческий огарок, ты еще можешь принести пользу. Тебя помнят, на тебя рассчитывают… Это многого стоило.

– Значит, хорошенько подумай и, если решишься, приезжай. Не люблю я эти бумажки, сам знаешь, но подписать надо будет.

– Тут и думать нечего, – заверил его Синан. – Я согласен. Заеду на следующей неделе.

Проводив старика, он вернулся в гостиную. Хотелось, как в детстве, запрыгать на месте, пуститься в пляс. Доверяй он чуть больше своим ногам, наверное, так бы и поступил. В дверь заглянула Таня и, убедившись, что гость ушел, спросила:

– Все в порядке?

А затем, заметив сияющие глаза Синана, рвущуюся с губ улыбку, тоже разулыбалась.

– Хорошие новости, да?

– Самые лучшие, – подтвердил Синан. И, нарочно помедлив, чтобы не выпалить, задыхаясь от восторга, как какой-нибудь сопливый щенок, рассказал: – Мне предложили место преподавателя в военном университете. С возможностью после возглавить кафедру оперативно-тактической подготовки.

– Что вы говорите! – воскликнула Таня. – Это же замечательно! Я так за вас рада!

Повинуясь порыву, она бросилась к Синану, обхватила его руками за шею. И тот, забывшись, подхватил ее, крутанул в воздухе, сделав несколько осторожных шагов, в восторге коснулся губами ее щеки, виска, губ. И в то же мгновение словно сам воздух сгустился вокруг них. Повисло неловкое молчание. Оба они, поддавшись радости, внезапно перешагнули черту, к которой до сих пор не рисковали приближаться. И теперь, кажется, пути назад не было.

Решившись, Синан крепче стиснул руки у Тани на талии, прижал ее к своей груди и, впервые дав себе волю, поцеловал ее – жадно, торопливо, словно боясь, что морок пройдет, и Таня снова исчезнет, выскользнет из рук, водой утечет сквозь пальцы. Она сначала замерла, ошеломленная его напором, но потом поддалась, губы ее раскрылись, руки обвились вокруг его шеи. Синану казалось, он плывет, окутанный лавандовым дурманом. А весь внешний мир растворяется, исчезает, ненужный и не важный сейчас. Оставались только Танины прикосновения, только ее нежные руки, быстрые пальцы, сбившееся дыхание, потемневшие глаза и волосы, серебристым потоком струящиеся по плечам.

– Пойдем… Пойдем ко мне… – хрипло прошептал Синан.

И Таня не отказала, быстро кивнула и спрятала лицо у него на груди.

Он не помнил, как они переместились в спальню. Наверное, потому что так и не выпустил Таню из объятий, просто не мог перестать к ней прикасаться. Он столько времени запрещал себе даже думать об этом, держал себя в руках, рано или поздно его выдержку должно было прорвать лавиной, и вот теперь это произошло.

Дверь спальни захлопнулась за ними. Синан подрагивающими неловкими пальцами пытался расстегнуть пуговицы у Тани на платье. Припал пылающими губами к мелькнувшей в раскрывшемся вороте ключице.

– Я люблю вас, люблю, Та-неч-ка… – прошептал он.

Услышал в ответ полувздох-полустон:

– Синан…