Сиделка

— Да, милорд.

— А что ты делала до учебы? Где жила?

— Разве это имеет какое-либо значение?

Я недовольно посмотрела на графа. С чего он решил проявить интерес к моей жизни?

— Отвечай, когда тебя спрашивают, — нахмурился Горн.

— Перебивалась случайными заработками, милорд.

— А твои родители?

— Они умерли, милорд.

— А замуж почему не вышла?

— Не звал никто.

Вопросы следовали один за другим, и я начинала злиться. Интересно, кто-нибудь принесет этот проклятый бульон? Пора останавливать нездоровое любопытство именитого пациента. Кто знает, до чего оно его доведет?

И тут, словно в ответ на мое негодование, открылась дверь, и в комнату бочком протиснулась Салли, неся небольшой поднос. Она с легким стуком бухнула его на прикроватный столик, дрожащими руками выставила супницу и тарелку, хлеб с сыром для меня и завернутые в салфетку приборы. Закончив, горничная бросила на Горна испуганный взгляд.

— Чего уставилась? — рявкнул граф. — Иди отсюда! Живо!

— Простите, милорд, — побледнев, пролепетала девушка. Она отвела глаза, схватила поднос и опрометью кинулась к выходу. Оборки зеленого платья взметнулись, открывая полосатые чулки, длинные косы подпрыгнули в такт торопливым шагам, белый накрахмаленный фартук сбился. Я усмехнулась. Трусишка…

Дверь еле слышно скрипнула, закрываясь за Салли, и в комнате наступила тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием больного.

— Ну и чего вы кричите? — вздохнув, посмотрела я на графа. — Зачем напугали девушку?

Горн молчал.

— Ненавижу, когда так смотрят, — спустя пару минут пробормотал он.

— Как?

— Со страхом.

Понимал бы что! Ведь не видит же ничего, неужели почувствовал?

— Какие глупости! Салли просто жалеет вас, вот и все.

— Это еще хуже.

Горн заворочался, пытаясь приподняться, и я подоткнула подушку повыше, помогая ему сесть.

— Я хочу встать.

— Об этом пока рано говорить, милорд.

— Версу лито! — граф вскинул руку, произнося заклинание, и тут же выругался, потому что оно не сработало.

— Дай костыли! — рявкнул Горн.

— У вас нет костылей.

— Мне нужно… А, рес! Мне нужно отлить.

— Для этого необязательно вставать, милорд.

Я достала из-под кровати утку и откинула простыню.

— Давайте, я вам помогу.

— Рес! — выругался больной. — Это невыносимо!

— Не стоит так волноваться, милорд. Ночью вас это совсем не пугало.

— Проклятая беспомощность, — пробормотал Горн.

Спустя несколько минут он откинулся на подушки и надолго замолчал.


Тем временем я вынесла утку, тщательно вымыла руки и вернулась к своему пациенту.

— Бульон, милорд, — напомнила мужчине.

— Что?

— Он остывает, милорд.

— Слушай, как ты мне надоела! — в сердцах бросил Горн.

Ха! Удивили… Вы мне тоже не особенно нравитесь, ваше сиятельство, но я ведь терплю?

— Ничем не могу помочь, милорд, — невозмутимо заметила я в ответ и принялась наливать бульон в тарелку.

Мужчина что-то неразборчиво буркнул. Подозреваю, пожелал мне провалиться в эльхейм.

Усмехнувшись, я поднесла ложку к плотно сомкнутым губам пациента и подбодрила:

— Давайте, милорд. Вам понадобятся силы.

— Для чего? Чтобы побыстрее сдохнуть?

— О чем вы? — переспросила я и, воспользовавшись тем, что он открыл рот, впихнула туда ложку с бульоном. — Иногда для того, чтобы выжить, нужно гораздо большее мужество.

— Зачем мне такая жизнь? Слепой калека, без ног…

Похоже, про амлу граф не знал. Что ж, это к лучшему.

— Почему вы так уверены, что останетесь калекой?

Я внимательно посмотрела на больного.

— Если пятеро самых лучших докторов королевства говорят одно и то же…

Он поморщился, а я впихнула в него еще одну ложку и завершила неоконченную фразу:

— То это еще не повод им верить.

— Ты мне надоела. Убирайся! — неожиданно зло рявкнул Горн. — Пошла вон отсюда!

Он оттолкнул поднесенную ко рту ложку и ударил по тарелке, выбив ее у меня из рук.

— Уходи!

Я с минуту глядела на разъяренного мужчину, а потом молча поднялась, собрала осколки и вышла из комнаты. Меня не удивил этот приступ гнева. Чего-то подобного я даже ожидала. Сильным людям всегда сложно смириться со своей беспомощностью. И Горн не исключение. Пока он не примет все, что с ним произошло, его так и будет ломать и корежить.

Оглядев испорченную одежду, я расстроенно вздохнула. Мое любимое рабочее платье. Синее, с белым отложным воротничком, с тонкими вязаными нарукавниками. Отстирать его будет сложно. Рес! Угораздило ж Горна выбить у меня из рук тарелку! Интересно, граф понимал, где она находится, или случайно попал? Я ведь специально не стала использовать поильник, опасаясь, что он его отшвырнет, но сиятельство все равно умудрился сделать все по-своему.

Я медленно направилась к лестнице, раздумывая, чем лучше воспользоваться — эрским мылом или реусским порошком? Мыло было дешевле, но порошок отстирывал загрязнения намного лучше. Первое стоило три рена, а второй — целый рон. При моих доходах — ужасная расточительность.

Я посмотрела на пятно. Слишком большое. Придется доставать заветную коробочку. Два месяца назад мне перепало несколько унций — старая тера Брег расщедрилась, отблагодарила за то, что я вылечила ее внучку. Порошка было совсем немного, и я берегла его как зеницу ока, на самый крайний случай. Правда, не думала, что этот случай наступит так скоро. Может, попробовать все-таки обойтись мылом?

— Кэтрин!

Я подняла голову. Навстречу торопливо шагал Каллеман. Рядом с ним шел высокий худощавый мужчина в дорогом серебристо-сером костюме. Незнакомец и сам выглядел каким-то серым. Пепельные волосы, светлые ресницы, бледные губы, длинный тонкий нос, тусклое лицо. И лишь глаза — черные, беспокойные, колдовские — разбавляли общую блеклость. Рес! Еще один маг!

— Что случилось? — остановившись рядом со мной, спросил Каллеман.

Он недоуменно разглядывал мое платье, на котором расползалось безобразное жирное пятно.

— У лорда Горна с утра плохое настроение, — стараясь не смущаться из-за собственного непрезентабельного вида, усмехнулась я.

— Опять буянит? — обреченно вздохнул Каллеман.

Я молча кивнула.

— Проклятье! — пробормотал маг.

— Это и есть та сиделка, о которой ты говорил? — неожиданно подал голос второй мужчина.

Он подошел ближе и уставился на меня тяжелым, немигающим взглядом.

— Да, — коротко ответил Каллеман.

— Слишком молодая, — бесцеремонно заметил незнакомец. Он оценивающе прищурился, а потом, неожиданно спросил: — Как твое имя?