Швея из Парижа
Часть 58 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Твой сын, – произнес он безразличным голосом. Эстелла догадывалась, что скрывается за этим равнодушным тоном – в слезах и то меньше эмоций.
– Нет, – негромко возразила она. – Это твой сын. Твой и Лены.
– Что?.. – Шепот, такой слабый, словно треснула ткань окружавшего их воздуха.
– У тебя есть сын. Лена забеременела после ночи с тобой. Я сберегла его для тебя; ведь ты не захотел бы, чтобы мальчик рос с чужими людьми?
– Что?.. – повторил Алекс. Эстелле почти хотелось, чтобы он вернулся к прежнему равнодушному тону, потому что теперь его голос был настолько перегружен эмоциями, настолько близок к краю, к тому, чтобы сорваться. Она может не вынести, если так будет продолжаться. Просто не справится с ним.
– Это Ксандер. – Пусть же Алекс наконец поднимет голову, посмотрит ей в глаза! – Твой сын.
Ксандер уставился на Эстеллу, слегка напуганный. Взрослые в этой комнате явно были не в себе.
– Мама?
Эстелла покраснела:
– Он называет меня мамой. Потому что я забочусь о нем. Ребенок пока слишком мал, чтобы объяснить ему все.
Алекс убрал руки с клавиш, встал и направился к ним. Ксандер настороженно вцепился в Эстеллу. Алекс остановился и присел на корточки, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка.
– Привет, Ксандер. А у нас с тобой почти одинаковые имена. Я Алекс, полностью Александр.
Эстелла тоже наклонилась:
– Алекс – мой… друг. Помнишь, я говорила, что мы едем в гости к моему другу?
Ксандер застенчиво улыбнулся отцу, и Эстелла увидела, как глаза Алекса – так похожие на глаза сына – наполняются слезами; он изо всех сил напрягал челюсть, чтобы оставаться спокойным и невозмутимым и не напугать ребенка.
Алекс протянул руку:
– Рад познакомиться с тобой, Ксандер.
Ксандер посмотрел на Эстеллу, и она кивнула. Тогда он подошел к Алексу и вложил ручонку в ладонь отца.
– Можно я тебя тоже обниму? – спросил Алекс. – Видишь, я немного грустный? Думаю, объятия помогут мне воспрянуть духом.
И Ксандер, милый и очаровательный ребенок, обвил ручонками шею Алекса и обнял его, нежно и ласково, как только мог. Эстелла сломалась. Она всхлипнула так громко, что Ксандер встревоженно повернулся к ней, испугавшись, что сделал что-то не так. Хотя он совершил просто гениальный поступок.
Эстелла взглянула на Алекса. Плотина рухнула, и слезы безудержно покатились по его щекам. Вот какой властью обладал ребенок, совсем крошечный!
– Спасибо, Ксандер, – хриплым голосом сказал Алекс. – Мне лучше.
Ксандер протянул ладошку, коснулся одной из слезинок на щеке Алекса, смахнул ее и улыбнулся Эстелле, словно говоря: «Видишь, я помог!»
– Ты хороший мальчик, – через силу произнесла она.
– Значит, это ты? – спросил Алекс. – Ты заботилась о моем сыне? Как долго?
– Три года. Я пыталась рассказать тебе. И потому пригласила на встречу в Грамерси-парк. Но ты ушел, не дав мне такой возможности. А после я не знала, как тебя найти.
– Я думал… – Алекс судорожно втянул в себя воздух. – Я думал, Ксандер – твой сын. Твой и Сэма. И ты замужем за Сэмом.
– Что ж ты не подошел поближе, не спросил? – мягко пожурила его Эстелла. – Но я так чудовищно обидела тебя… – Она запнулась – слишком больно вспоминать, как она объявила Алексу, что не может выйти за него.
– Я увидел тебя вместе с Сэмом и ребенком и решил – ты не хочешь быть со мной, потому что влюбилась в Сэма.
Эстелла покачала головой.
– Нет. Я узнала, что… Гарри Тоу – мой отец. – Она сумела произнести эти слова, глядя прямо на Алекса.
Они с Алексом встали одновременно, медленно выпрямляясь и по-прежнему не сводя друг с друга глаз.
– Я знаю, – ответил он. – Твоя мама попросила меня прочесть ее письмо. Она хотела, чтобы мы поняли: не имеет значения, кто твой отец и при каких обстоятельствах ты появилась на свет. Важно лишь то, что мы сами сделали со своей жизнью. А мы с тобой добились много чего. Кроме одной вещи.
– Какой? – еле слышно выдохнула Эстелла. А вдруг то, что она надеется услышать, не совпадет с тем, что Алекс скажет на самом деле?
– Вот этой. – Он обхватил ее руками за талию и привлек к себе. – Нашей любви. – Он повернулся к Ксандеру, который с удивлением взирал на необычное зрелище. – Ксандер, ты не возражаешь, если я поцелую твою маму?
Ксандер помотал головой. Нет, он совершенно не возражал.
А Эстелла тем более.
* * *
После того как они умяли вместе с Ксандером обильный ужин, вдвоем искупали малыша и переодели его, после того как Алекс рассказал сказку о маленьком мальчике, который вырос в далекой стране, где ему пришлось сражаться с разбойниками и пиратами, после того как они уложили Ксандера в кроватку, поцеловали и пожелали спокойной ночи и тот обнял Алекса за шею, так же как и свою маму, Алекс увел Эстеллу в комнату с роялем. Вообще-то «увел» – не вполне точное определение. Алекс закрыл дверь в комнату Ксандера, и они пошли, спотыкаясь, но не разжимая объятий, впиваясь друг другу в губы и яростно комкая одежду, пока наконец не добрались до желанной цели – кровати в музыкальной комнате.
Лишь там Алекс отпустил ее губы.
– Дай посмотреть на тебя. Не могу поверить, что ты и правда здесь.
– Я пришла навсегда, – поклялась Эстелла.
Он не возобновил поцелуя, хотя мучительно желал этого. Потому что смотреть на Эстеллу было блаженством. А значит, Алекс видел все – как ее дыхание участилось, когда он расстегнул пуговицы блузки, как потемнели глаза, когда его пальцы скользнули по затылку, как раскраснелись щеки, когда он медленно и чувственно прочертил линию вниз по ключице, к уютной ложбинке, коснулся одной груди, затем другой… А когда его ладони двинулись по бедрам, все выше и выше и наконец остановились, увидел желание, написанное на ее лице самым понятным языком.
– Я люблю тебя, Эстелла.
– Я тоже люблю тебя. – Всего четыре слова. Алекс уже не надеялся их больше услышать. Теперь он поверил, что будет слышать эти четыре слова каждый день, всю оставшуюся жизнь.
* * *
Три месяца они провели вместе. Три месяца блаженства, как потом Эстелла называла это время. Несмотря на февраль, открывали окна в особняке на рю де Севинье, впуская в комнаты воздух и солнце. Они наняли демобилизованных после ранений солдат, которые в последние недели войны возвращались из Германии, отчаянно нуждаясь в заработках, чтобы те отремонтировали и покрасили дом. И дом раскрылся, подобно розовому цветку; это все равно что наблюдать, как лепесток за лепестком постепенно высвобождаются из бутона, где они были так долго заперты.
Алекс то и дело летал в Лондон. Эстелла и Ксандер его сопровождали. В Париже у него также было много переговоров, а Эстелла наладила контакты с Printemps и La Samaritaine, чтобы продемонстрировать им образцы и организовать для флагманов парижской торговли продажу одежды под брендом «Стеллы».
Когда находилось время, они с удовольствием гуляли по Вогезской площади и смотрели, как Ксандер носится вокруг. Или играли втроем на рояле: Алекс и Эстелла в полной гармонии, а Ксандер нажимал на какие вздумается клавиши, получая нечто новое и необычное. Иногда по вечерам приходила Ютт присмотреть за Ксандером, а Эстелла с Алексом отправлялись в театр Пале-Рояль.
Эстелла надевала свое ничуть не устаревшее золотое платье, и не только из ностальгии – ради того, чтобы увидеть, как жилка на шее Алекса начинает биться быстрее, когда он смотрит на нее, прижимает ее к себе так близко, насколько возможно, и шепчет на ухо: «Боже, как я тебя люблю!»; чтобы преодолеть искушение остаться дома в постели, обнаженными, и вместо того ощутить ту же самую вибрацию, когда-то пробежавшую между ними в театре; почувствовать, как невыносимо даже просто смотреть на Алекса, ощущать его руку на своем бедре, пальцы на своем запястье и знать, чем они займутся позже, когда вернутся домой.
Так продолжалось, пока однажды Алекс не пришел с выражением досады на лице, и Эстелла потянулась смахнуть ее.
– Придется уехать на пару дней, – сообщил Алекс. – Сегодня вечером. В Германию. Взять тебя с собой не могу.
– Ничего страшного. Несколько дней как-нибудь переживем, – беззаботно ответила она. Ведь совсем скоро они вернутся в Нью-Йорк, где заживут обычной жизнью и не будут разлучаться так надолго.
– Я написал рапорт. Это моя последняя командировка. Стану заурядным манхэттенским адвокатом, а во Францию мы будем ездить на лето, и… – Он замолчал и взглянул на Эстеллу так пристально, что у нее перехватило дыхание. – У нас будет настоящая жизнь, Эстелла.
– У нас будет настоящая жизнь, – повторила она.
И она действительно верила, что их совместная жизнь будет удивительной и незабываемой.
Верила до следующего утра, когда Ксандер забрался к ней в кровать и она услышала, как что-то позвякивает.
– Что там у тебя? – сонно спросила Эстелла.
Ксандер распахнул пижамку. На груди мальчика висел медальон Алекса, слишком длинный для ребенка.
– Мне папа вчера отдал, – пробормотал он и свернулся калачиком рядом с Эстеллой. – Сказал, пусть он нас охраняет вместо него.
И Эстелла почувствовала это – почувствовала взрыв и тот миг, когда Алекс перестал существовать и как его душа, пролетая мимо, коснулась ее лба – легко, почти неощутимо, – и Эстелла сжала медальон в руке, схватила на руки Ксандера и закричала: «Нет, нет, нет, нет, нет!»
Часть 12
Фабьен
Глава 37
Август 2015 года
– Нет, – негромко возразила она. – Это твой сын. Твой и Лены.
– Что?.. – Шепот, такой слабый, словно треснула ткань окружавшего их воздуха.
– У тебя есть сын. Лена забеременела после ночи с тобой. Я сберегла его для тебя; ведь ты не захотел бы, чтобы мальчик рос с чужими людьми?
– Что?.. – повторил Алекс. Эстелле почти хотелось, чтобы он вернулся к прежнему равнодушному тону, потому что теперь его голос был настолько перегружен эмоциями, настолько близок к краю, к тому, чтобы сорваться. Она может не вынести, если так будет продолжаться. Просто не справится с ним.
– Это Ксандер. – Пусть же Алекс наконец поднимет голову, посмотрит ей в глаза! – Твой сын.
Ксандер уставился на Эстеллу, слегка напуганный. Взрослые в этой комнате явно были не в себе.
– Мама?
Эстелла покраснела:
– Он называет меня мамой. Потому что я забочусь о нем. Ребенок пока слишком мал, чтобы объяснить ему все.
Алекс убрал руки с клавиш, встал и направился к ним. Ксандер настороженно вцепился в Эстеллу. Алекс остановился и присел на корточки, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка.
– Привет, Ксандер. А у нас с тобой почти одинаковые имена. Я Алекс, полностью Александр.
Эстелла тоже наклонилась:
– Алекс – мой… друг. Помнишь, я говорила, что мы едем в гости к моему другу?
Ксандер застенчиво улыбнулся отцу, и Эстелла увидела, как глаза Алекса – так похожие на глаза сына – наполняются слезами; он изо всех сил напрягал челюсть, чтобы оставаться спокойным и невозмутимым и не напугать ребенка.
Алекс протянул руку:
– Рад познакомиться с тобой, Ксандер.
Ксандер посмотрел на Эстеллу, и она кивнула. Тогда он подошел к Алексу и вложил ручонку в ладонь отца.
– Можно я тебя тоже обниму? – спросил Алекс. – Видишь, я немного грустный? Думаю, объятия помогут мне воспрянуть духом.
И Ксандер, милый и очаровательный ребенок, обвил ручонками шею Алекса и обнял его, нежно и ласково, как только мог. Эстелла сломалась. Она всхлипнула так громко, что Ксандер встревоженно повернулся к ней, испугавшись, что сделал что-то не так. Хотя он совершил просто гениальный поступок.
Эстелла взглянула на Алекса. Плотина рухнула, и слезы безудержно покатились по его щекам. Вот какой властью обладал ребенок, совсем крошечный!
– Спасибо, Ксандер, – хриплым голосом сказал Алекс. – Мне лучше.
Ксандер протянул ладошку, коснулся одной из слезинок на щеке Алекса, смахнул ее и улыбнулся Эстелле, словно говоря: «Видишь, я помог!»
– Ты хороший мальчик, – через силу произнесла она.
– Значит, это ты? – спросил Алекс. – Ты заботилась о моем сыне? Как долго?
– Три года. Я пыталась рассказать тебе. И потому пригласила на встречу в Грамерси-парк. Но ты ушел, не дав мне такой возможности. А после я не знала, как тебя найти.
– Я думал… – Алекс судорожно втянул в себя воздух. – Я думал, Ксандер – твой сын. Твой и Сэма. И ты замужем за Сэмом.
– Что ж ты не подошел поближе, не спросил? – мягко пожурила его Эстелла. – Но я так чудовищно обидела тебя… – Она запнулась – слишком больно вспоминать, как она объявила Алексу, что не может выйти за него.
– Я увидел тебя вместе с Сэмом и ребенком и решил – ты не хочешь быть со мной, потому что влюбилась в Сэма.
Эстелла покачала головой.
– Нет. Я узнала, что… Гарри Тоу – мой отец. – Она сумела произнести эти слова, глядя прямо на Алекса.
Они с Алексом встали одновременно, медленно выпрямляясь и по-прежнему не сводя друг с друга глаз.
– Я знаю, – ответил он. – Твоя мама попросила меня прочесть ее письмо. Она хотела, чтобы мы поняли: не имеет значения, кто твой отец и при каких обстоятельствах ты появилась на свет. Важно лишь то, что мы сами сделали со своей жизнью. А мы с тобой добились много чего. Кроме одной вещи.
– Какой? – еле слышно выдохнула Эстелла. А вдруг то, что она надеется услышать, не совпадет с тем, что Алекс скажет на самом деле?
– Вот этой. – Он обхватил ее руками за талию и привлек к себе. – Нашей любви. – Он повернулся к Ксандеру, который с удивлением взирал на необычное зрелище. – Ксандер, ты не возражаешь, если я поцелую твою маму?
Ксандер помотал головой. Нет, он совершенно не возражал.
А Эстелла тем более.
* * *
После того как они умяли вместе с Ксандером обильный ужин, вдвоем искупали малыша и переодели его, после того как Алекс рассказал сказку о маленьком мальчике, который вырос в далекой стране, где ему пришлось сражаться с разбойниками и пиратами, после того как они уложили Ксандера в кроватку, поцеловали и пожелали спокойной ночи и тот обнял Алекса за шею, так же как и свою маму, Алекс увел Эстеллу в комнату с роялем. Вообще-то «увел» – не вполне точное определение. Алекс закрыл дверь в комнату Ксандера, и они пошли, спотыкаясь, но не разжимая объятий, впиваясь друг другу в губы и яростно комкая одежду, пока наконец не добрались до желанной цели – кровати в музыкальной комнате.
Лишь там Алекс отпустил ее губы.
– Дай посмотреть на тебя. Не могу поверить, что ты и правда здесь.
– Я пришла навсегда, – поклялась Эстелла.
Он не возобновил поцелуя, хотя мучительно желал этого. Потому что смотреть на Эстеллу было блаженством. А значит, Алекс видел все – как ее дыхание участилось, когда он расстегнул пуговицы блузки, как потемнели глаза, когда его пальцы скользнули по затылку, как раскраснелись щеки, когда он медленно и чувственно прочертил линию вниз по ключице, к уютной ложбинке, коснулся одной груди, затем другой… А когда его ладони двинулись по бедрам, все выше и выше и наконец остановились, увидел желание, написанное на ее лице самым понятным языком.
– Я люблю тебя, Эстелла.
– Я тоже люблю тебя. – Всего четыре слова. Алекс уже не надеялся их больше услышать. Теперь он поверил, что будет слышать эти четыре слова каждый день, всю оставшуюся жизнь.
* * *
Три месяца они провели вместе. Три месяца блаженства, как потом Эстелла называла это время. Несмотря на февраль, открывали окна в особняке на рю де Севинье, впуская в комнаты воздух и солнце. Они наняли демобилизованных после ранений солдат, которые в последние недели войны возвращались из Германии, отчаянно нуждаясь в заработках, чтобы те отремонтировали и покрасили дом. И дом раскрылся, подобно розовому цветку; это все равно что наблюдать, как лепесток за лепестком постепенно высвобождаются из бутона, где они были так долго заперты.
Алекс то и дело летал в Лондон. Эстелла и Ксандер его сопровождали. В Париже у него также было много переговоров, а Эстелла наладила контакты с Printemps и La Samaritaine, чтобы продемонстрировать им образцы и организовать для флагманов парижской торговли продажу одежды под брендом «Стеллы».
Когда находилось время, они с удовольствием гуляли по Вогезской площади и смотрели, как Ксандер носится вокруг. Или играли втроем на рояле: Алекс и Эстелла в полной гармонии, а Ксандер нажимал на какие вздумается клавиши, получая нечто новое и необычное. Иногда по вечерам приходила Ютт присмотреть за Ксандером, а Эстелла с Алексом отправлялись в театр Пале-Рояль.
Эстелла надевала свое ничуть не устаревшее золотое платье, и не только из ностальгии – ради того, чтобы увидеть, как жилка на шее Алекса начинает биться быстрее, когда он смотрит на нее, прижимает ее к себе так близко, насколько возможно, и шепчет на ухо: «Боже, как я тебя люблю!»; чтобы преодолеть искушение остаться дома в постели, обнаженными, и вместо того ощутить ту же самую вибрацию, когда-то пробежавшую между ними в театре; почувствовать, как невыносимо даже просто смотреть на Алекса, ощущать его руку на своем бедре, пальцы на своем запястье и знать, чем они займутся позже, когда вернутся домой.
Так продолжалось, пока однажды Алекс не пришел с выражением досады на лице, и Эстелла потянулась смахнуть ее.
– Придется уехать на пару дней, – сообщил Алекс. – Сегодня вечером. В Германию. Взять тебя с собой не могу.
– Ничего страшного. Несколько дней как-нибудь переживем, – беззаботно ответила она. Ведь совсем скоро они вернутся в Нью-Йорк, где заживут обычной жизнью и не будут разлучаться так надолго.
– Я написал рапорт. Это моя последняя командировка. Стану заурядным манхэттенским адвокатом, а во Францию мы будем ездить на лето, и… – Он замолчал и взглянул на Эстеллу так пристально, что у нее перехватило дыхание. – У нас будет настоящая жизнь, Эстелла.
– У нас будет настоящая жизнь, – повторила она.
И она действительно верила, что их совместная жизнь будет удивительной и незабываемой.
Верила до следующего утра, когда Ксандер забрался к ней в кровать и она услышала, как что-то позвякивает.
– Что там у тебя? – сонно спросила Эстелла.
Ксандер распахнул пижамку. На груди мальчика висел медальон Алекса, слишком длинный для ребенка.
– Мне папа вчера отдал, – пробормотал он и свернулся калачиком рядом с Эстеллой. – Сказал, пусть он нас охраняет вместо него.
И Эстелла почувствовала это – почувствовала взрыв и тот миг, когда Алекс перестал существовать и как его душа, пролетая мимо, коснулась ее лба – легко, почти неощутимо, – и Эстелла сжала медальон в руке, схватила на руки Ксандера и закричала: «Нет, нет, нет, нет, нет!»
Часть 12
Фабьен
Глава 37
Август 2015 года