Штормовое предупреждение
Часть 43 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— И я знаю, Рамнес утверждает, что в доме не был. Напротив, его встретили таким толчком, что он повредил колено. Скажи спасибо, что он не заявил в полицию по поводу избиения. Звонить в дверь никому пока не запрещено.
— Он пытался ворваться, говорю тебе. Лео его остановил.
— Ты имеешь в виду бомжа, который сидел за нанесение телесных повреждений? Как я понял, он живет у тебя. Чертовски серьезно, Эйкен.
— По крайней мере, он теперь не бездомный, верно?
— Надежным свидетелем его не назовешь, да и тебя дома не было, насколько я понял, так что ты не знаешь, как все было, а?
— Да, но…
Карен умолкает. Если рассказать, что дочь Смееда тоже была в доме, ситуация только ухудшится. И Лео по-прежнему отказывается заявлять в полицию. Утром она сделала новую попытку, но поняла, что его не переубедишь.
— Мне очень хочется отстранить тебя от расследования, — говорит Юнас.
— Ясное дело. Но ты не сделаешь этого, чтобы…
— Но, — продолжает он, — я понимаю, что, чем ты дальше от Дункера, тем лучше. Останешься там, пока не закончишь расследование. И больше никаких контактов с Бу Рамнесом. Ясно?
Карен не отвечает. Меняет тему:
— А когда ты намерен договориться насчет дополнительного подкрепления? Мы с Карлом вдвоем не справимся. У нас два убийства, а народ полеживает себе дома в постельке, вместо того чтобы помочь. Или на пляже, — добавляет она и тотчас жалеет.
Шеф спас ее, если не от увольнения, то, во всяком случае, от отстранения от работы. Не время сейчас еще больше портить ему и так уже скверное настроение.
— Кроме Бьёркена, на месте также Лоотс, — ледяным тоном отвечает Юнас Смеед. — Одна ты пока не там, где надо.
* * *
Когда Карен снова входит в люсвикский полицейский участок, она понимает, что начальник не обманул. За столом в комнате для совещаний сидит, помимо Карла Бьёркена, ассистент уголовного розыска Корнелис Лоотс, беседует с Турстейном Бюле и его людьми — Рёсе, Андерссоном и Сванемарк.
— Ну наконец-то, дождались! — говорит Карл, и Бюле тревожно смотрит на него.
Ему бы явно никогда в голову не пришло обращаться к начальству таким манером. Карен садится и тянется за термосом.
— Ладно, — говорит она, — давайте разбираться с делом, или вы намерены весь день трепать языком?
* * *
Десять минут спустя Карен делает вывод, что Рёсе по-прежнему выглядит недовольным, но все-таки держит себя в узде, поскольку из центра прислали дополнительную помощь. Возможно, Турстейн Бюле имел с ним разговор. Зато Андерссона и Сванемарк ситуация изрядно приободрила. Они сидят, наклонясь к столу и весело болтая с Корнелисом Лоотсом, и Карен вспоминает, что Лоотс вырос на этом острове. Кроме того, она отмечает, что группа, видимо, сделала перерыв и отнюдь не тратила время впустую. Лоотса ознакомили с состоянием расследования, результатами криминалистических экспертиз и заключениями по вскрытию обеих жертв.
Теперь, позволив Карлу Бьёркену и Турстейну Бюле продолжить подведение итогов, она сама под столом украдкой массирует колено. Но выпрямляется и внимательно слушает, когда Бюле докладывает о разговоре с секретаршей Эвой Фрамнес. Из-за всего случившегося она так и не успела просмотреть его письменный отчет, присланный по мейлу. Правда, через несколько минут с разочарованным вздохом откидывается на спинку стула. Эва Фрамнес назвала праздник чудесным, хотя и сочла, что народ пил слишком много, однако фейерверк был фантастический и супруги Трюсте действительно подвезли ее до самого дома, а вот в поведении Габриеля тем вечером она не слышала и не видела ничего странного, разве только что он жутко напился. Кстати, во время ужина она видела, как он тычет пальцами в мобильник, и подумала, что это неприлично. Хотя теперь многие так делают.
Карл Бьёркен тоже тяжело вздыхает:
— Н-да, мобильник нам нипочем не найти, но когда мы наконец получим от оператора мобильной связи распечатку звонков? А от криминалистов отчет по обыску в доме Габриеля?
— Надеюсь, что сегодня, — говорит Карен. — Сразу после совещания я свяжусь с Ларсеном. Расскажешь, что́ мы узнали в субботу?
Пока Карл Бьёркен докладывает о субботних допросах Бьёрна Грота и о том, что выяснилось в беседе с супругами Трюсте, она отпускает мысли на волю. Глядя, как Турстейн Бюле слушает и записывает, она чувствует укол совести. После того как в субботу вечером сломя голову помчалась домой, у нее не было возможности поговорить с ним. Она только успела послать эсэмэску, что возникли непредвиденные личные обстоятельства и что она вернется самое позднее в понедельник. Доверительное и тесное сотрудничество, думает Карен. На секунду мелькает мысль, не надо ли все объяснить, может, прямо перед всей группой, однако она ее отбрасывает.
Слушает, как Карл Бьёркен заканчивает отчет, а затем начинает распределять задачи.
— Мы пока не опросили участников праздника, которые не ночевали на месте, — говорит она. — В частности, те две пары, которые уехали домой еще до двенадцати, а они ведь могли что-то видеть или слышать. Вы двое можете этим заняться?
Турстейн Бюле и Корнелис Лоотс кивают.
— Мы с Карлом побеседуем с женой Габриеля, Катей. Ты с ней связался? — спрашивает она у Бьёркена.
— Да, у нее сегодня выходной, так что мы можем заехать в любое время.
— Отлично. А затем, если Ларсен даст добро, взглянем на дом Габриеля. Как знать, — она с примирительной улыбкой смотрит на Турстейна Бюле, — может, и у него есть тайник, который Ларсен и его люди проморгали.
60
Катя Стууб сама открывает дверь желтого деревянного особняка родителей в центре Турсвика. Белокурые волосы собраны на макушке в хвост, легкая припухлость вокруг глаз свидетельствует, что она плакала. За ее джинсы, засунув в рот палец, цепляется девчушка лет четырех, а мальчик, с виду на год-другой старше, недоверчиво выглядывает из-за спины Кати. Чуть дальше в передней мелькает женщина с проседью в волосах, кивает издали, но не подходит.
— Входите, пожалуйста, — говорит Катя, протягивая руку. — Мама обещала занять ребят, чтобы мы поговорили без помех. Не возражаете, если мы устроимся на кухне, тогда они смогут посмотреть телевизор?
— Конечно. — Карен улыбается детям. Локе и Лава, так, кажется?
В мозгу молнией мелькает воспоминание о детях Эйлин, тревога сжимает нутро. Усилием воли она отметает эти мысли. Здесь и сейчас она ничего сделать не может.
Когда они расположились за кухонным столом и после вялых протестов были поданы кофе и яблочный пирог, Карен берет слово:
— Как вам известно, мы здесь в связи со смертью Габриеля. Насколько я поняла, вы официально разъехались, но формально по-прежнему состоите в браке. Так?
Катя Стууб кивает и быстро проводит тыльной стороной руки под носом.
— Да, развод должен был состояться с наступлением нового календарного года, — говорит она. — То есть… я не знаю, как теперь будет. Наверно, я считаюсь вдовой.
— Да, по доггерландскому законодательству, если одна из сторон умирает, бракоразводный процесс автоматически прекращается, — говорит Карен. — Но вы, разумеется, можете подать заявление, что хотите его завершить, — добавляет она. — Это возможно, поскольку развод инициировали вы.
И, безусловно, имеются прецеденты, когда живущая сторона, несмотря на смерть супруга, настояла на продолжении формального процесса, думает Карен. Но они крайне редки. А если случаются, то почти всегда связаны с домашним насилием. Женщины не хотят остаться даже вдовами тех, кто над ними издевался.
— Но в таком случае вы одновременно откажетесь и от всех претензий на наследство, — вставляет Карл.
Катя Стууб явно в замешательстве, однако наживку не хватает, и Карен понимает, что, если они намерены что-нибудь вытянуть из этого разговора, надо задавать прямые вопросы.
— Мы пытаемся составить себе представление о Габриеле Стуубе как о человеке. Можно спросить, как вышло, что вы решили развестись?
— Развестись решила я, — коротко отвечает Катя. — Габриель не хотел.
— А почему вы хотели развода? Он вас бил? — прямо спрашивает Карл.
Катя бросает на него быстрый взгляд, вздыхает:
— Так все думают, но вообще-то было иначе. Габриель никогда не поднимал на меня руку. И на детей тоже.
— Тогда почему?
Они ждут, пока Катя словно бы подыскивает нужные слова.
— Он был… безнадежен, — наконец произносит она и шмыгает носом.
Встает, отрывает от рулона на рабочем столе бумажное полотенце. Сморкается, бросает бумагу в мусорную корзину, потом возвращается за стол.
— Безнадежен? — переспрашивает Карл.
— Да, безнадежен. Жил в каком-то придуманном мире, где мечтал иметь деньги и власть. Причем палец о палец не ударяя, разумеется.
— Но он ведь работал на винокурне?
— Да, был вынужден, чтобы выплачивать долги, но в принципе вся его жизнь сводилась к тому, чтобы найти другие способы срубить денег. Работа у Гротов была лишь неизбежным злом.
Катя не поднимает глаз, собирается с духом и говорит:
— Крал он на винокурне. — Она быстро смотрит на них, ожидая реакции.
Карен кивает, и на лице Кати читается удивление:
— Вы знали?
— Да, это мы выяснили.
— По-моему, о крупных суммах речи не было. Но он крал со склада и перепродавал в кабаки на Хеймё и на Фриселе. Здесь он такие делишки проворачивать опасался.
— Каковы были его связи с “ОР”?
Новый вздох. На сей раз потяжелее.
— Вот поэтому я и решила развестись, — отвечает Катя Стууб, и эти слова как будто бы приносят ей облегчение. — Пожалуй, он был чем-то вроде hang around, не больше, однако норовил попасть в prospect[19].
— Он пытался ворваться, говорю тебе. Лео его остановил.
— Ты имеешь в виду бомжа, который сидел за нанесение телесных повреждений? Как я понял, он живет у тебя. Чертовски серьезно, Эйкен.
— По крайней мере, он теперь не бездомный, верно?
— Надежным свидетелем его не назовешь, да и тебя дома не было, насколько я понял, так что ты не знаешь, как все было, а?
— Да, но…
Карен умолкает. Если рассказать, что дочь Смееда тоже была в доме, ситуация только ухудшится. И Лео по-прежнему отказывается заявлять в полицию. Утром она сделала новую попытку, но поняла, что его не переубедишь.
— Мне очень хочется отстранить тебя от расследования, — говорит Юнас.
— Ясное дело. Но ты не сделаешь этого, чтобы…
— Но, — продолжает он, — я понимаю, что, чем ты дальше от Дункера, тем лучше. Останешься там, пока не закончишь расследование. И больше никаких контактов с Бу Рамнесом. Ясно?
Карен не отвечает. Меняет тему:
— А когда ты намерен договориться насчет дополнительного подкрепления? Мы с Карлом вдвоем не справимся. У нас два убийства, а народ полеживает себе дома в постельке, вместо того чтобы помочь. Или на пляже, — добавляет она и тотчас жалеет.
Шеф спас ее, если не от увольнения, то, во всяком случае, от отстранения от работы. Не время сейчас еще больше портить ему и так уже скверное настроение.
— Кроме Бьёркена, на месте также Лоотс, — ледяным тоном отвечает Юнас Смеед. — Одна ты пока не там, где надо.
* * *
Когда Карен снова входит в люсвикский полицейский участок, она понимает, что начальник не обманул. За столом в комнате для совещаний сидит, помимо Карла Бьёркена, ассистент уголовного розыска Корнелис Лоотс, беседует с Турстейном Бюле и его людьми — Рёсе, Андерссоном и Сванемарк.
— Ну наконец-то, дождались! — говорит Карл, и Бюле тревожно смотрит на него.
Ему бы явно никогда в голову не пришло обращаться к начальству таким манером. Карен садится и тянется за термосом.
— Ладно, — говорит она, — давайте разбираться с делом, или вы намерены весь день трепать языком?
* * *
Десять минут спустя Карен делает вывод, что Рёсе по-прежнему выглядит недовольным, но все-таки держит себя в узде, поскольку из центра прислали дополнительную помощь. Возможно, Турстейн Бюле имел с ним разговор. Зато Андерссона и Сванемарк ситуация изрядно приободрила. Они сидят, наклонясь к столу и весело болтая с Корнелисом Лоотсом, и Карен вспоминает, что Лоотс вырос на этом острове. Кроме того, она отмечает, что группа, видимо, сделала перерыв и отнюдь не тратила время впустую. Лоотса ознакомили с состоянием расследования, результатами криминалистических экспертиз и заключениями по вскрытию обеих жертв.
Теперь, позволив Карлу Бьёркену и Турстейну Бюле продолжить подведение итогов, она сама под столом украдкой массирует колено. Но выпрямляется и внимательно слушает, когда Бюле докладывает о разговоре с секретаршей Эвой Фрамнес. Из-за всего случившегося она так и не успела просмотреть его письменный отчет, присланный по мейлу. Правда, через несколько минут с разочарованным вздохом откидывается на спинку стула. Эва Фрамнес назвала праздник чудесным, хотя и сочла, что народ пил слишком много, однако фейерверк был фантастический и супруги Трюсте действительно подвезли ее до самого дома, а вот в поведении Габриеля тем вечером она не слышала и не видела ничего странного, разве только что он жутко напился. Кстати, во время ужина она видела, как он тычет пальцами в мобильник, и подумала, что это неприлично. Хотя теперь многие так делают.
Карл Бьёркен тоже тяжело вздыхает:
— Н-да, мобильник нам нипочем не найти, но когда мы наконец получим от оператора мобильной связи распечатку звонков? А от криминалистов отчет по обыску в доме Габриеля?
— Надеюсь, что сегодня, — говорит Карен. — Сразу после совещания я свяжусь с Ларсеном. Расскажешь, что́ мы узнали в субботу?
Пока Карл Бьёркен докладывает о субботних допросах Бьёрна Грота и о том, что выяснилось в беседе с супругами Трюсте, она отпускает мысли на волю. Глядя, как Турстейн Бюле слушает и записывает, она чувствует укол совести. После того как в субботу вечером сломя голову помчалась домой, у нее не было возможности поговорить с ним. Она только успела послать эсэмэску, что возникли непредвиденные личные обстоятельства и что она вернется самое позднее в понедельник. Доверительное и тесное сотрудничество, думает Карен. На секунду мелькает мысль, не надо ли все объяснить, может, прямо перед всей группой, однако она ее отбрасывает.
Слушает, как Карл Бьёркен заканчивает отчет, а затем начинает распределять задачи.
— Мы пока не опросили участников праздника, которые не ночевали на месте, — говорит она. — В частности, те две пары, которые уехали домой еще до двенадцати, а они ведь могли что-то видеть или слышать. Вы двое можете этим заняться?
Турстейн Бюле и Корнелис Лоотс кивают.
— Мы с Карлом побеседуем с женой Габриеля, Катей. Ты с ней связался? — спрашивает она у Бьёркена.
— Да, у нее сегодня выходной, так что мы можем заехать в любое время.
— Отлично. А затем, если Ларсен даст добро, взглянем на дом Габриеля. Как знать, — она с примирительной улыбкой смотрит на Турстейна Бюле, — может, и у него есть тайник, который Ларсен и его люди проморгали.
60
Катя Стууб сама открывает дверь желтого деревянного особняка родителей в центре Турсвика. Белокурые волосы собраны на макушке в хвост, легкая припухлость вокруг глаз свидетельствует, что она плакала. За ее джинсы, засунув в рот палец, цепляется девчушка лет четырех, а мальчик, с виду на год-другой старше, недоверчиво выглядывает из-за спины Кати. Чуть дальше в передней мелькает женщина с проседью в волосах, кивает издали, но не подходит.
— Входите, пожалуйста, — говорит Катя, протягивая руку. — Мама обещала занять ребят, чтобы мы поговорили без помех. Не возражаете, если мы устроимся на кухне, тогда они смогут посмотреть телевизор?
— Конечно. — Карен улыбается детям. Локе и Лава, так, кажется?
В мозгу молнией мелькает воспоминание о детях Эйлин, тревога сжимает нутро. Усилием воли она отметает эти мысли. Здесь и сейчас она ничего сделать не может.
Когда они расположились за кухонным столом и после вялых протестов были поданы кофе и яблочный пирог, Карен берет слово:
— Как вам известно, мы здесь в связи со смертью Габриеля. Насколько я поняла, вы официально разъехались, но формально по-прежнему состоите в браке. Так?
Катя Стууб кивает и быстро проводит тыльной стороной руки под носом.
— Да, развод должен был состояться с наступлением нового календарного года, — говорит она. — То есть… я не знаю, как теперь будет. Наверно, я считаюсь вдовой.
— Да, по доггерландскому законодательству, если одна из сторон умирает, бракоразводный процесс автоматически прекращается, — говорит Карен. — Но вы, разумеется, можете подать заявление, что хотите его завершить, — добавляет она. — Это возможно, поскольку развод инициировали вы.
И, безусловно, имеются прецеденты, когда живущая сторона, несмотря на смерть супруга, настояла на продолжении формального процесса, думает Карен. Но они крайне редки. А если случаются, то почти всегда связаны с домашним насилием. Женщины не хотят остаться даже вдовами тех, кто над ними издевался.
— Но в таком случае вы одновременно откажетесь и от всех претензий на наследство, — вставляет Карл.
Катя Стууб явно в замешательстве, однако наживку не хватает, и Карен понимает, что, если они намерены что-нибудь вытянуть из этого разговора, надо задавать прямые вопросы.
— Мы пытаемся составить себе представление о Габриеле Стуубе как о человеке. Можно спросить, как вышло, что вы решили развестись?
— Развестись решила я, — коротко отвечает Катя. — Габриель не хотел.
— А почему вы хотели развода? Он вас бил? — прямо спрашивает Карл.
Катя бросает на него быстрый взгляд, вздыхает:
— Так все думают, но вообще-то было иначе. Габриель никогда не поднимал на меня руку. И на детей тоже.
— Тогда почему?
Они ждут, пока Катя словно бы подыскивает нужные слова.
— Он был… безнадежен, — наконец произносит она и шмыгает носом.
Встает, отрывает от рулона на рабочем столе бумажное полотенце. Сморкается, бросает бумагу в мусорную корзину, потом возвращается за стол.
— Безнадежен? — переспрашивает Карл.
— Да, безнадежен. Жил в каком-то придуманном мире, где мечтал иметь деньги и власть. Причем палец о палец не ударяя, разумеется.
— Но он ведь работал на винокурне?
— Да, был вынужден, чтобы выплачивать долги, но в принципе вся его жизнь сводилась к тому, чтобы найти другие способы срубить денег. Работа у Гротов была лишь неизбежным злом.
Катя не поднимает глаз, собирается с духом и говорит:
— Крал он на винокурне. — Она быстро смотрит на них, ожидая реакции.
Карен кивает, и на лице Кати читается удивление:
— Вы знали?
— Да, это мы выяснили.
— По-моему, о крупных суммах речи не было. Но он крал со склада и перепродавал в кабаки на Хеймё и на Фриселе. Здесь он такие делишки проворачивать опасался.
— Каковы были его связи с “ОР”?
Новый вздох. На сей раз потяжелее.
— Вот поэтому я и решила развестись, — отвечает Катя Стууб, и эти слова как будто бы приносят ей облегчение. — Пожалуй, он был чем-то вроде hang around, не больше, однако норовил попасть в prospect[19].