Штормовое предупреждение
Часть 17 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Спокойно, я понимаю, у тебя забот выше крыши. Вообще-то тебе не мешало бы опять выйти на работу, ведь малыши теперь в детском саду?
— Я и хотела, но потом мы решили, что я еще побуду дома. По крайней мере все лето.
“Мы”, думает Карен, вспоминая, с какой радостью Эйлин рассказывала, что может наконец вернуться к работе. Это Бу хочет приковать ее к плите, пока сам карабкается из правоведения в политику. Как новоиспеченный кандидат от консервативной Партии прогресса он, вероятно, сможет набрать больше голосов, если будет хвастаться женой, которая целиком посвящает себя мужу и детям.
Карен не удивило ни что Бу Рамнес решил уйти в политику, ни его выбор партии. Зато неожиданно возрос риск, что за короткое время он продвинется дальше, чем она предполагала. После двух мандатных сроков в условиях порой напряженной коалиции между социал-демократами и либералами и после медийного скандала, в котором были замешаны и министр юстиции, и руководители рыболовного ведомства, Партия прогресса чует новые возможности.
И многие доггерландцы, мрачно думает Карен, наверняка закроют глаза на то, как именно партия трактует “здравые оценки и закон и порядок”.
— Я хотела спросить, — говорит Эйлин, — будешь ли ты дома завтра утром. Может, я загляну на минутку?
Вопрос до того неожиданный, что на секунду-другую Карен немеет. Сколько лет Эйлин не предлагала вместе позавтракать. А уж с тех пор, как они встречались, чтобы просто поболтать, вообще целая вечность минула. Нам что же, больше нечего сказать друг другу? — мелькает в голове. Потом ее захлестывает радость. Эйлин сама позвонила и хочет встретиться, так что, ясное дело, поговорить есть о чем.
— Было бы замечательно, — искренне говорит она, — только я вообще-то на Ноорё. Здесь надо расследовать смерть, так что пришлось ехать.
— Ты на работе? А я думала, ты еще на больничном.
— Да, но, сказать по правде, я была рада возможности смыться с праздников. Хотя, пожалуй, начинаю жалеть, тут не очень-то весело.
— Могу себе представить.
Секунду обе молчат.
— Ты хотела что-то обсудить? — спрашивает Карен. — Ты теперь редко когда забегаешь повидаться, — добавляет она и тотчас жалеет о своих словах.
Ей совсем не хочется обижать Эйлин укорами, раз та в кои-то веки может сбежать от мужа и встретиться. И в следующую секунду слышит объяснение:
— Знаю, но Бу уехал на несколько дней, вот я и подумала… Просто хотела выпить чашечку кофе и узнать, как твои дела.
— Со мной все в порядке, если не считать, что колено до сих пор временами побаливает и что мой начальник вздумал требовать ежедневных отчетов. А с тобой-то как? Голос у тебя не очень веселый.
Эйлин смеется:
— Просто устала. Дети грипповали, и меня донимают головная боль и озноб, не иначе как теперь мой черед.
— О-о, меня Бог миловал…
— Послушай, — перебивает Эйлин, — я вижу, Бу пытается дозвониться до меня, так что давай заканчивать. Мы ведь увидимся у Коре и Эйрика на Новый год.
Карен не успевает сказать, что увидятся они теперь, скорее всего, уже в новом году, Эйлин отключается.
Встреча Нового года. Первый большой праздник, который Эйрик и Коре устраивают в недавно купленном огромном доме в Тингвалле. Праздник, которого она так ждала долгие недели убийственно скучной реабилитации. А теперь ей грозит встреча Нового года в одиночестве гостиничного номера на Ноорё. И Бу, разумеется, не мог не перебить разговор, когда Эйлин в кои-то веки позвонила.
С тяжелым вздохом Карен кладет мобильник на стол, открывает ноутбук. Все равно сейчас не до болтовни с Эйлин, успеть бы вовремя, до восьми, отправить этот окаянный рапорт.
23
— Если у вас есть время, могу все вам показать, когда мы закончим с вопросами. К сожалению, в межпраздничные дни и не в сезон у нас в работе затишье, но я охотно устрою для вас экскурсию.
Человек, стоящий перед ними, протягивает руку и смотрит на них с ожидающей улыбкой. Долговязый, слегка нескладный, одет неофициально, в джинсы и голубой пуловер в точности под цвет глаз. Короткую стрижку можно бы счесть признаком начинающегося выпадения волос, однако темный волосяной коврик покрывает каждый сантиметр головы Уильяма Трюсте. Выглядит он излишне хорошо, отмечает Карен.
Винокурня Гротов находится в Гудхеймском районе, на востоке, на длинном мысу, который тянется в море прямо на север. Ребенком Карен много раз здесь проезжала. Каждое лето по дороге на большое кладбище возле гудхеймской церкви семья Эйкен непременно заворачивала к мегалитам, расположенным на самом конце мыса. Ребенком она всегда думала, что эти два события неразрывно связаны. Сейчас, с опозданием на сорок лет, она понимает, что древние дольмены родители посещали ради нее. Это место привлекает, пожалуй, молодежные шайки, поклонников “Нью эйдж”[8] да отдельных туристов, но не обычных обитателей Ноорё. Опустив стекла, чувствуя на лице соленый ветер, Карен в детстве восхищалась большими краснокирпичными зданиями, когда они проезжали мимо гротовской винокурни, но о посещении ее речь никогда не заходила. Во всяком случае, при ней.
— Звучит заманчиво, но, увы, сегодня у нас нет времени. Может быть, в другой раз, — с улыбкой добавляет она.
Через широкую двустворчатую дверь они входят в большой холл со стойкой администратора, выставочными витринами и стендом с брошюрами, минуют узкий коридор с закрытыми дверьми по обеим сторонам, идут дальше, в сердце винокурни с огромными грушевидными медными котлами, а немного погодя попадают в помещение, похожее на конференц-зал и одновременно на кабинет. Справа стоит длинный стол с двенадцатью стульями, две стены от пола до потолка сплошь закрыты книжными стеллажами, а прямо между двух высоких окон — письменный стол со столешницей из зеленой кожи.
Как только можно сидеть спиной к такой панораме, думает Карен, глядя на необозримый горизонт. Вероятно, чтобы вообще заниматься делом, понимает она секундой позже.
После приглашающего жеста хозяина Карен и Турстейн Бюле садятся на длинный кожаный диван. Уильям Трюсте учтиво ждет, пока они сядут, потом подтягивает штанины и садится напротив, в одно из больших честерфилдовских кресел. Толстое стекло, уложенное на два старых лежачих дубовых бочонка, образует журнальный столик, на котором стоит поднос с тремя чашками, чайником и блюдом песочного печенья.
— Может быть, вы раньше здесь бывали? — спрашивает Трюсте.
— Я нет, — отвечает Карен, озираясь по сторонам. — Но ваша продукция мне знакома, — добавляет она с легкой усмешкой. — А вы здесь бывали? — Она оборачивается к Турстейну Бюле, тот кивает:
— Да, лет десять назад или пятнадцать.
— С тех пор многое изменилось. — Уильям Трюсте наливает чай. — И многое еще изменится. Молока?
Карен опять смотрит в окна. Никакие шторы не заслоняют вид, море так близко, что кажется, будто сидишь на носу огромного корабля. Выходит, рабочее место может быть и таким, с завистью думает она, вспоминая свое собственное в Дункерском полицейском управлении. Тамошнее здание, архитектурный урод семидесятых годов, снаружи выглядит устрашающе, а внутри наводит скуку, в народе его удачно окрестили Бункером. Кабинет Уильяма Трюсте на винокурне — полная противоположность конторскому ландшафту на третьем этаже Бункера, где располагается отдел уголовного розыска Доггерландской государственной полиции.
— Дальше к северу в этой стране не попасть, — говорит Трюсте, перехватив взгляд Карен. — В смысле, если не считать мыса с мегалитами. Но это — самая северная постройка на острове. Вообще самая северная на Доггерландских островах, — добавляет он с нескрываемой гордостью.
Карен отрывает взгляд от окна, сосредоточивает внимание на хозяине.
— Вы давно здесь работаете?
Уильям Трюсте качает головой:
— Примерно год. Я много лет работал на разных винокурнях в Шотландии и даже в Японии, но, как только представилась возможность поработать здесь, сразу же согласился.
Япония, думает Карен, но не успевает выразить свое удивление, потому что слово берет Турстейн Бюле:
— Насколько я понимаю, скорее уж семейству Грот представилась фантастическая возможность залучить вас на работу. — Он улыбается. — У вас в отрасли превосходная репутация, вас считают одним из лучших специалистов.
Уильям Трюсте разводит руками и тоже улыбается:
— Скажем так: мы одинаково довольны. Для меня это был шанс вернуться домой и одновременно участвовать в интересном развитии. Винокурня Гротов очень маленькая по сравнению с большинством конкурентов, но всегда была синонимом качества. И, как я уже сказал, у нас большие планы на будущее.
— Вот как? — Бюле наклоняется вперед.
Карен удивленно смотрит на него. До сих пор она не видела его столь заинтересованным. Никогда бы не подумала, что виски вызовет у него такую реакцию.
— Ну да. Мы теперь всерьез намерены посоперничать с шотландцами и японцами.
— Говорят, они правду выпускают хорошее виски, — кивает Бюле. — Но мне лично претит покупать японское виски. Или тайваньское. Как бы хороши они ни были.
— Вы не одиноки. Многие любители виски — люди консервативные, — улыбается Трюсте. — Многие никогда не купят односолодовое виски, если оно не шотландское. Но для довольно многих главное — качество, и здесь, у Гротов, это как раз и есть наша маленькая ниша.
Ишь ты, будто пресс-релиз зачитывает, думает Карен и откидывается на спинку дивана, ожидая, когда Бюле и Трюсте закончат свою беседу. Перебивать она не хочет, раз уж коллега в кои-то веки разговорился.
— Я слыхал, вы думаете расширяться, — говорит Бюле. — Удвоите производство или еще сверх того? Говорят, появится много новых рабочих мест.
— Не только. Вообще-то о планах должен бы рассказывать Бьёрн Грот, но, увы, сегодня его здесь нет. Если вам интересно, могу показать эскизы и чертежи…
Карен решает положить конец рассуждениям о гордости острова и перейти непосредственно к делу.
— К сожалению, на это у нас нет времени, — перебивает она. — Сегодня, как вы знаете, мы приехали к вам с другой целью.
— Да, конечно. — Увлеченная улыбка на лице Уильяма Трюсте мгновенно гаснет. — Ужасное происшествие. Мне рассказал Эрлинг Арве, в тот же день. Священник, — добавляет он, как бы поясняя для Карен.
— Мы с ним встречались, — говорит она. — Дома у Гертруд Стууб. Фактически это одна из двух причин нашего визита. По словам Гертруд, вы заезжали в сочельник и встречались с ней и Фредриком. Верно?
— Да, совершенно верно. Мы с женой и наш крайне строптивый сын. Но пробыли мы недолго, максимум полчаса. К нам должна была приехать сестра Хелены с семьей, отпраздновать сочельник, так что надо было поскорее вернуться. Но именно я настоял все-таки заехать и поздравить. Вы же понимаете — Рождество есть Рождество, а родня как-никак родня.
Карен бросает взгляд в записную книжку с именами и стрелками.
— Ваша бабушка по отцу была сестрой матери Фредрика и Гертруд, если я правильно поняла. Вы дружили с Фредриком?
Уильям качает головой.
— Не особенно. После развода родителей сестра и я вместе с матерью уехали в Англию. Мама родом оттуда, так что это было вполне естественно. Но родня с папиной стороны глубоко укоренена тут, на острове. Отец второй моей бабушки владел угольными разработками, и моему отцу выпала неблагодарная задача держать за все ответ. Он остался здесь, чтобы спасти то, что осталось от угледобычи, когда дела покатились под гору, только это было как бы искусственное дыхание, да вы наверняка знаете. Мы с сестрой приезжали сюда на каникулах, навещали его, и позже я бывал здесь во время отпуска, но только теперь вернулся окончательно. И отвечая на ваш вопрос, скажу: нет, я знал Фредрика не очень хорошо.
— Ладно. Однако вернемся к сочельнику. Вы ничего необычного во Фредрике не заметили? Может, он выглядел озабоченным или встревоженным?
Взгляд Уильяма Трюсте устремляется за окно, будто он роется в памяти.
— Нет, — медленно произносит он. — Пожалуй, нет. Или… хотя нет, это так, пустяки.
— Позвольте нам решать. О чем вы подумали?
— Мне показалось, что прямо перед нашим появлением Фредрик и Габриель ссорились. Не то чтобы я что-то слышал, но, когда мы пришли, настрой был слегка подавленный. Мы с Хеленой говорили об этом в машине, по дороге домой.
— Стало быть, вы не имеете представления, из-за чего возникла ссора?
— Ни малейшего. Просто мне так показалось.
Карен вздыхает. Придется еще раз поговорить с Гертруд и с Габриелем.
— Габриель работает здесь, на винокурне, так?
— Совершенно верно. Бутилирование и отгрузка. Но если хотите узнать подробнее, как он справляется, вам надо спросить у Йенса Грота. С тех пор как я отошел от производства, это его епархия. Думаю, он и сегодня здесь, наверно, сидит на складе. У него там контора.
— Я и хотела, но потом мы решили, что я еще побуду дома. По крайней мере все лето.
“Мы”, думает Карен, вспоминая, с какой радостью Эйлин рассказывала, что может наконец вернуться к работе. Это Бу хочет приковать ее к плите, пока сам карабкается из правоведения в политику. Как новоиспеченный кандидат от консервативной Партии прогресса он, вероятно, сможет набрать больше голосов, если будет хвастаться женой, которая целиком посвящает себя мужу и детям.
Карен не удивило ни что Бу Рамнес решил уйти в политику, ни его выбор партии. Зато неожиданно возрос риск, что за короткое время он продвинется дальше, чем она предполагала. После двух мандатных сроков в условиях порой напряженной коалиции между социал-демократами и либералами и после медийного скандала, в котором были замешаны и министр юстиции, и руководители рыболовного ведомства, Партия прогресса чует новые возможности.
И многие доггерландцы, мрачно думает Карен, наверняка закроют глаза на то, как именно партия трактует “здравые оценки и закон и порядок”.
— Я хотела спросить, — говорит Эйлин, — будешь ли ты дома завтра утром. Может, я загляну на минутку?
Вопрос до того неожиданный, что на секунду-другую Карен немеет. Сколько лет Эйлин не предлагала вместе позавтракать. А уж с тех пор, как они встречались, чтобы просто поболтать, вообще целая вечность минула. Нам что же, больше нечего сказать друг другу? — мелькает в голове. Потом ее захлестывает радость. Эйлин сама позвонила и хочет встретиться, так что, ясное дело, поговорить есть о чем.
— Было бы замечательно, — искренне говорит она, — только я вообще-то на Ноорё. Здесь надо расследовать смерть, так что пришлось ехать.
— Ты на работе? А я думала, ты еще на больничном.
— Да, но, сказать по правде, я была рада возможности смыться с праздников. Хотя, пожалуй, начинаю жалеть, тут не очень-то весело.
— Могу себе представить.
Секунду обе молчат.
— Ты хотела что-то обсудить? — спрашивает Карен. — Ты теперь редко когда забегаешь повидаться, — добавляет она и тотчас жалеет о своих словах.
Ей совсем не хочется обижать Эйлин укорами, раз та в кои-то веки может сбежать от мужа и встретиться. И в следующую секунду слышит объяснение:
— Знаю, но Бу уехал на несколько дней, вот я и подумала… Просто хотела выпить чашечку кофе и узнать, как твои дела.
— Со мной все в порядке, если не считать, что колено до сих пор временами побаливает и что мой начальник вздумал требовать ежедневных отчетов. А с тобой-то как? Голос у тебя не очень веселый.
Эйлин смеется:
— Просто устала. Дети грипповали, и меня донимают головная боль и озноб, не иначе как теперь мой черед.
— О-о, меня Бог миловал…
— Послушай, — перебивает Эйлин, — я вижу, Бу пытается дозвониться до меня, так что давай заканчивать. Мы ведь увидимся у Коре и Эйрика на Новый год.
Карен не успевает сказать, что увидятся они теперь, скорее всего, уже в новом году, Эйлин отключается.
Встреча Нового года. Первый большой праздник, который Эйрик и Коре устраивают в недавно купленном огромном доме в Тингвалле. Праздник, которого она так ждала долгие недели убийственно скучной реабилитации. А теперь ей грозит встреча Нового года в одиночестве гостиничного номера на Ноорё. И Бу, разумеется, не мог не перебить разговор, когда Эйлин в кои-то веки позвонила.
С тяжелым вздохом Карен кладет мобильник на стол, открывает ноутбук. Все равно сейчас не до болтовни с Эйлин, успеть бы вовремя, до восьми, отправить этот окаянный рапорт.
23
— Если у вас есть время, могу все вам показать, когда мы закончим с вопросами. К сожалению, в межпраздничные дни и не в сезон у нас в работе затишье, но я охотно устрою для вас экскурсию.
Человек, стоящий перед ними, протягивает руку и смотрит на них с ожидающей улыбкой. Долговязый, слегка нескладный, одет неофициально, в джинсы и голубой пуловер в точности под цвет глаз. Короткую стрижку можно бы счесть признаком начинающегося выпадения волос, однако темный волосяной коврик покрывает каждый сантиметр головы Уильяма Трюсте. Выглядит он излишне хорошо, отмечает Карен.
Винокурня Гротов находится в Гудхеймском районе, на востоке, на длинном мысу, который тянется в море прямо на север. Ребенком Карен много раз здесь проезжала. Каждое лето по дороге на большое кладбище возле гудхеймской церкви семья Эйкен непременно заворачивала к мегалитам, расположенным на самом конце мыса. Ребенком она всегда думала, что эти два события неразрывно связаны. Сейчас, с опозданием на сорок лет, она понимает, что древние дольмены родители посещали ради нее. Это место привлекает, пожалуй, молодежные шайки, поклонников “Нью эйдж”[8] да отдельных туристов, но не обычных обитателей Ноорё. Опустив стекла, чувствуя на лице соленый ветер, Карен в детстве восхищалась большими краснокирпичными зданиями, когда они проезжали мимо гротовской винокурни, но о посещении ее речь никогда не заходила. Во всяком случае, при ней.
— Звучит заманчиво, но, увы, сегодня у нас нет времени. Может быть, в другой раз, — с улыбкой добавляет она.
Через широкую двустворчатую дверь они входят в большой холл со стойкой администратора, выставочными витринами и стендом с брошюрами, минуют узкий коридор с закрытыми дверьми по обеим сторонам, идут дальше, в сердце винокурни с огромными грушевидными медными котлами, а немного погодя попадают в помещение, похожее на конференц-зал и одновременно на кабинет. Справа стоит длинный стол с двенадцатью стульями, две стены от пола до потолка сплошь закрыты книжными стеллажами, а прямо между двух высоких окон — письменный стол со столешницей из зеленой кожи.
Как только можно сидеть спиной к такой панораме, думает Карен, глядя на необозримый горизонт. Вероятно, чтобы вообще заниматься делом, понимает она секундой позже.
После приглашающего жеста хозяина Карен и Турстейн Бюле садятся на длинный кожаный диван. Уильям Трюсте учтиво ждет, пока они сядут, потом подтягивает штанины и садится напротив, в одно из больших честерфилдовских кресел. Толстое стекло, уложенное на два старых лежачих дубовых бочонка, образует журнальный столик, на котором стоит поднос с тремя чашками, чайником и блюдом песочного печенья.
— Может быть, вы раньше здесь бывали? — спрашивает Трюсте.
— Я нет, — отвечает Карен, озираясь по сторонам. — Но ваша продукция мне знакома, — добавляет она с легкой усмешкой. — А вы здесь бывали? — Она оборачивается к Турстейну Бюле, тот кивает:
— Да, лет десять назад или пятнадцать.
— С тех пор многое изменилось. — Уильям Трюсте наливает чай. — И многое еще изменится. Молока?
Карен опять смотрит в окна. Никакие шторы не заслоняют вид, море так близко, что кажется, будто сидишь на носу огромного корабля. Выходит, рабочее место может быть и таким, с завистью думает она, вспоминая свое собственное в Дункерском полицейском управлении. Тамошнее здание, архитектурный урод семидесятых годов, снаружи выглядит устрашающе, а внутри наводит скуку, в народе его удачно окрестили Бункером. Кабинет Уильяма Трюсте на винокурне — полная противоположность конторскому ландшафту на третьем этаже Бункера, где располагается отдел уголовного розыска Доггерландской государственной полиции.
— Дальше к северу в этой стране не попасть, — говорит Трюсте, перехватив взгляд Карен. — В смысле, если не считать мыса с мегалитами. Но это — самая северная постройка на острове. Вообще самая северная на Доггерландских островах, — добавляет он с нескрываемой гордостью.
Карен отрывает взгляд от окна, сосредоточивает внимание на хозяине.
— Вы давно здесь работаете?
Уильям Трюсте качает головой:
— Примерно год. Я много лет работал на разных винокурнях в Шотландии и даже в Японии, но, как только представилась возможность поработать здесь, сразу же согласился.
Япония, думает Карен, но не успевает выразить свое удивление, потому что слово берет Турстейн Бюле:
— Насколько я понимаю, скорее уж семейству Грот представилась фантастическая возможность залучить вас на работу. — Он улыбается. — У вас в отрасли превосходная репутация, вас считают одним из лучших специалистов.
Уильям Трюсте разводит руками и тоже улыбается:
— Скажем так: мы одинаково довольны. Для меня это был шанс вернуться домой и одновременно участвовать в интересном развитии. Винокурня Гротов очень маленькая по сравнению с большинством конкурентов, но всегда была синонимом качества. И, как я уже сказал, у нас большие планы на будущее.
— Вот как? — Бюле наклоняется вперед.
Карен удивленно смотрит на него. До сих пор она не видела его столь заинтересованным. Никогда бы не подумала, что виски вызовет у него такую реакцию.
— Ну да. Мы теперь всерьез намерены посоперничать с шотландцами и японцами.
— Говорят, они правду выпускают хорошее виски, — кивает Бюле. — Но мне лично претит покупать японское виски. Или тайваньское. Как бы хороши они ни были.
— Вы не одиноки. Многие любители виски — люди консервативные, — улыбается Трюсте. — Многие никогда не купят односолодовое виски, если оно не шотландское. Но для довольно многих главное — качество, и здесь, у Гротов, это как раз и есть наша маленькая ниша.
Ишь ты, будто пресс-релиз зачитывает, думает Карен и откидывается на спинку дивана, ожидая, когда Бюле и Трюсте закончат свою беседу. Перебивать она не хочет, раз уж коллега в кои-то веки разговорился.
— Я слыхал, вы думаете расширяться, — говорит Бюле. — Удвоите производство или еще сверх того? Говорят, появится много новых рабочих мест.
— Не только. Вообще-то о планах должен бы рассказывать Бьёрн Грот, но, увы, сегодня его здесь нет. Если вам интересно, могу показать эскизы и чертежи…
Карен решает положить конец рассуждениям о гордости острова и перейти непосредственно к делу.
— К сожалению, на это у нас нет времени, — перебивает она. — Сегодня, как вы знаете, мы приехали к вам с другой целью.
— Да, конечно. — Увлеченная улыбка на лице Уильяма Трюсте мгновенно гаснет. — Ужасное происшествие. Мне рассказал Эрлинг Арве, в тот же день. Священник, — добавляет он, как бы поясняя для Карен.
— Мы с ним встречались, — говорит она. — Дома у Гертруд Стууб. Фактически это одна из двух причин нашего визита. По словам Гертруд, вы заезжали в сочельник и встречались с ней и Фредриком. Верно?
— Да, совершенно верно. Мы с женой и наш крайне строптивый сын. Но пробыли мы недолго, максимум полчаса. К нам должна была приехать сестра Хелены с семьей, отпраздновать сочельник, так что надо было поскорее вернуться. Но именно я настоял все-таки заехать и поздравить. Вы же понимаете — Рождество есть Рождество, а родня как-никак родня.
Карен бросает взгляд в записную книжку с именами и стрелками.
— Ваша бабушка по отцу была сестрой матери Фредрика и Гертруд, если я правильно поняла. Вы дружили с Фредриком?
Уильям качает головой.
— Не особенно. После развода родителей сестра и я вместе с матерью уехали в Англию. Мама родом оттуда, так что это было вполне естественно. Но родня с папиной стороны глубоко укоренена тут, на острове. Отец второй моей бабушки владел угольными разработками, и моему отцу выпала неблагодарная задача держать за все ответ. Он остался здесь, чтобы спасти то, что осталось от угледобычи, когда дела покатились под гору, только это было как бы искусственное дыхание, да вы наверняка знаете. Мы с сестрой приезжали сюда на каникулах, навещали его, и позже я бывал здесь во время отпуска, но только теперь вернулся окончательно. И отвечая на ваш вопрос, скажу: нет, я знал Фредрика не очень хорошо.
— Ладно. Однако вернемся к сочельнику. Вы ничего необычного во Фредрике не заметили? Может, он выглядел озабоченным или встревоженным?
Взгляд Уильяма Трюсте устремляется за окно, будто он роется в памяти.
— Нет, — медленно произносит он. — Пожалуй, нет. Или… хотя нет, это так, пустяки.
— Позвольте нам решать. О чем вы подумали?
— Мне показалось, что прямо перед нашим появлением Фредрик и Габриель ссорились. Не то чтобы я что-то слышал, но, когда мы пришли, настрой был слегка подавленный. Мы с Хеленой говорили об этом в машине, по дороге домой.
— Стало быть, вы не имеете представления, из-за чего возникла ссора?
— Ни малейшего. Просто мне так показалось.
Карен вздыхает. Придется еще раз поговорить с Гертруд и с Габриелем.
— Габриель работает здесь, на винокурне, так?
— Совершенно верно. Бутилирование и отгрузка. Но если хотите узнать подробнее, как он справляется, вам надо спросить у Йенса Грота. С тех пор как я отошел от производства, это его епархия. Думаю, он и сегодня здесь, наверно, сидит на складе. У него там контора.