Шторм

Полицейский участок был не только старым и покосившимся, но и намного меньше, чем представлял себе Рино, на выделенном ему рабочем столе едва поместился компьютер. За вторым столом сидел тот, за кем Карлсену надлежало приглядывать. Фалк устало поприветствовал своего напарника. Ленсман предупредил, что у офицера оформлен частичный больничный, так что тот мог уходить и приходить по своему желанию. Ну вот сейчас было чуть больше восьми утра, Фалк сидел на месте, явно готовый к работе. Что бы там Фалк ни думал насчет присланного надсмотрщика, он ничего не сказал. Рино показалось, что тот встретил его с ощущением усталой покорности, как будто у него не было сил ни на что больше, кроме как смириться с происходящим. Первые минуты встречи были посвящены вежливым приветствиям, а затем Карлсен повернул разговор на обнаруженные останки. Он сказал, что получил лишь общую информацию от ленсмана и хотел бы лично ознакомиться с отчетами специалистов. Фалк, не торопясь, достал папку с бумагами и положил на стол.

— Я сначала все печатаю на машинке. А затем, когда появляется время, переношу в компьютер. Отчет судмедэксперта уже там, — он ударил рукой по папке. — Яснее ясного. Парня забили до смерти.

— Мы знаем, кто это?

Фалк покачал головой.

— Я нашел это вместе с останками, — он выложил на стол нечто похожее на вязанный из толстой пряжи носок, на который были нашиты глаза и нос. — Я смыл с него грязь.

— Какая-то мягкая игрушка.

— Похоже на то.

— Рейне — деревня небольшая, — сказал Рино, который едва мог припомнить пару поездок сюда летом в детстве.

— Его нашли у фьорда. В Винстаде.

— Там еще меньше народу живет?

Фалк посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.

— Там никто не живет. Разве что одна несговорчивая дамочка, вот и все.

— Но те, кто оттуда уехал, они же где-то живут.

— Очевидно.

— Кто-то должен что-то знать.

— Кто-то должен, — Фалк залпом допил кофе и коротко добавил: — Я был на больничном.

— Да, я слышал, — пытаясь разрядить обстановку, Рино подвинул к себе папку и начал пролистывать машинописные листы. Ошибок было полно, и Карлсен подумал, что программа проверки орфографии наверняка выручала Фалка, когда тот подавал официальные рапорты. В бумагах не было ничего нового, помимо того, что уже рассказал ленсман, но Рино обратил внимание, что офицер достаточно подробно описал позу скелета.

— Там живет Альвильде Хенриксен, но она слишком молода, чтобы помнить события тех лет, — Фалк встал и подошел к единственному в участке окну.

— Вы опросили ее?

— Драйер, ленсман, говорил с ней.

— Удивительно, что никто ничего не знает, особенно учитывая, что там никогда много народу и не жило.

— В старые времена в Винстаде проживало около ста человек.

— Ну, немного.

Фалк пожал плечами.

— В отчете эксперта… есть информация о том, сколько времени останки пролежали в земле?

— Это предварительный отчет. В нем много неточностей. Но дело было где-то в середине прошлого столетия.

— Вот как!

Фалк глубоко вздохнул.

— Бедному парню было совсем немного лет.

— Маловероятно, что.

— Все фаланги перебиты, — Фалк сжал кулаки так, что кожа на них побледнела.

Рино решил сменить тему и кивнул на рисунок, висевший на стене за полками.

— Это ваши внуки нарисовали?

— Нет, что вы, вовсе нет, — Фалк внимательно посмотрел на рисунок. — Он провисел у меня дома несколько месяцев. Я принес его сюда всего несколько дней назад. Мне казалось, я смогу разгадать его смысл, но я не уверен.

— То есть?

— Я нашел этот рисунок весной на пожарище. С тех пор он мне покоя не дает.

Рино вопросительно посмотрел на офицера.

— Взрыв газонокосилки, то есть бензобака. Чудо, что бедняга выжил. А в гараже, где все произошло, висел вот этот рисунок.


— Вы спрашивали об этом пострадавшего?

Фалк покачал головой.

— Он не может говорить. По-моему, он даже есть нормально не может.

— Может быть, это рисунок его детей или внуков. Я хочу сказать, если ему нравилось работать в гараже, почему бы не повесить там рисунок?

— Прямо под крышей? — Фалк встал. — Ладно, пойду домой, — сказал он. Взгляд казался отрешенным, а лицо побледнело.





Глава 9




Следующие несколько недель он пытался запомнить то, что ему удавалось уловить. Йориль дала четкие инструкции медсестрам, каждый день они вывозили его в коридор, там он мог сидеть столько, насколько хватит сил и желания. Он чувствовал, что далеко не всем обитателям пансионата нравится видеть его, и было несложно понять, почему. Он попытался ощупать свое лицо, но пальцы почти полностью утратили чувствительность. Он понимал, что представляет собой весьма жалкое зрелище, сознавал, что остальные смотрят на него с отвращением. И, тем не менее, он сидел там, прислушивался к разговорам, настораживаясь сразу же, как только кто-то подсаживался к компьютеру. Он владел слепым методом печати и довольно скоро выучил меню регистрации и количество кликов мышкой, которые нужно сделать, чтобы ввести адрес электронной почты и пароль. Он знал, что у него нет права на ошибку. Дьявол увеличила дозировку, так что жить ему оставалось не больше нескольких недель.

Дни сливались в одно монотонное выживание, но он понял, что наступила осень, это подтвердил ледяной воздух, проникающий в палату во время проветривания. Ему удавалось следить за сменой дня и ночи благодаря тому, что рутинные процедуры соблюдались довольно точно. Поэтому, даже лежа в постели, он знал, что примерно через десять минут погасят свет.

Сидеть несколько часов подряд ему было нелегко. Все тело содрогалось от пульсирующей в такт сердцу боли. Еще несколько дней, чтобы отбросить последние сомнения, и он будет готов. Ему не терпелось рассказать Йоару о том, что случилось, о том, как кто-то умышленно сломал его жизнь, о том, что издевательство продолжается и здесь, в пансионате. Ему не терпелось рассказать о Дьяволе в обличье медсестры, о том, как она ежедневно вливала ему в горло кислоту, с каждой каплей которой утекала его жизнь. Вопрос был не только в том, сколько кислоты выдержит его тело. Но и в том, как долго он сможет терпеть ее последствия: боль от открытых язв в горле, невозможность глубоко вдохнуть.

Сначала казалось, что тело восстанавливается после каждой дозы, но постепенно появились боли в животе, температура, и все чаще он опасался, что захлебнется рвотой. Он уже несколько раз об этом думал, а что, если задержать дыхание, позволить легким еще немного гореть, что если.

От запаха, который не спутать ни с чем, зашевелились волоски на шее. Это была она. Шум вентиляции подтвердил, что дверь распахнулась. Очевидно, она стояла и наслаждалась тем, как его окутывает страх. Она знала, что он боится, хотя ужас не отражался ни в его глазах, ни на изуродованном лице. И все же она заметила, как съежилось тело от предстоящей боли, от боли, которая с каждой каплей становилась все сильнее. Дверь закрылась, запах усилился. Она подошла к постели. Он изо всех сил сжал рот, он всегда так делал, но в этот раз он поклялся себе не поддаться.

Хотя его кожа утратила чувствительность, он все же ощущал покалывание от ее присутствия. Где-то в глубине своего страха он просто хотел, чтобы это закончилось, чтобы она грубо и жестоко разжала ему челюсть и влила очередные капли, которые разъедят ему горло. Но смысл был в другом. Страх играл важнейшую роль в наказании. А это было именно наказание. И он полагал, что знал, за что. Где-то в тумане что-то всплывало. Проказы мальчика-подростка. Он проанализировал всю свою жизнь до тех времен, которые только мог вспомнить, пытаясь отыскать что-то, что могло бы оправдать такую жестокость. Должно быть, это оно. Игра, которая однажды зашла слишком далеко.

Он почувствовал, как она наклонилась над ним, и вздрогнул. Даже сквозь непроглядную тьму он ощутил ее улыбку. Вливай свой проклятый яд, пусть это закончится! Из глубины живота вырвался стон и превратился в едва слышное шипение, он открыл рот. Боль уже была в его голове, волна захлестнула все его тело и превзошла то, что мог поглотить мозг. Но в горло никаких капель не попало, и скоро он заметил, что запах вдруг утратил отчетливость. Он все еще висел в воздухе, но было понятно, что она вышла из комнаты.

Ждать больше нельзя. Он аккуратно вытянул руки из-под одеяла и нащупал давным-давно припрятанный предмет. Коктейльная соломинка. К большой радости Йориль, он согласился выпить немного супа, однако на самом деле хотел только завладеть соломинкой. Пару раз она сидела рядом с ним, но на третий ему повезло. Она положила поднос с обедом ему на колени, и, когда ее срочно вызвали в коридор, ему наконец удалось умыкнуть соломинку. И сейчас он вытащил ее из штанов. Подождал, пока звуки в коридоре утихнут, перекатился на бок. Осторожно упал на пол. Казалось, что на его тело натянута кожа мальчика, но, зная, каковы ставки в этой игре, он заставил себя подняться. Держась за кровать, он досчитал до десяти. Боль приливала волнами, но он не обращал на нее внимания, и она утихла. К счастью, пламя не добралось до стоп, и он хорошо чувствовал, куда наступает. Сетчатка была оплавлена огнем, но изображение комнаты было загружено в его левое полушарие мозга. Ему понадобилось несколько дней, чтобы составить общее представление, а потом он лишь добавлял детали, так что сейчас видел комнату перед собой достаточно точно. Он шел маленькими шажками, чувствовал, как натягивается кожа на бедрах и пояснице. Спина — в меньшей степени поврежденная огнем — была мокрая от пота. Он двинулся к стене и через несколько шагов коснулся двери. Он открыл ее плечом и едва смог удержаться на ногах, шагнув в коридор. Единственным звуком было легкое бурчание, по всей видимости, холодильника. Хотя его шажки были не больше мышиных, он просчитал, что до компьютера идти не дальше трех метров, и двинулся вперед. Поднял правую руку так высоко, как только мог, пусть и всего на середину тела, но этого оказалось достаточно, чтобы дотронуться до стола. Держась одной рукой за спинку стула, он попытался согнуть колени. Обожженная кожа натягивалась и саднила, и ему пришлось плюхнуться на стул.

От боли он забыл о том, где находится и что происходит вокруг, закружилась голова, но он сумел совладать с собой. Он знал, что близок к обмороку, и постарался дышать глубоко и ровно. От напряжения его затошнило, но он не поддался. Вместо этого он выпрямился. Нижняя кнопка справа. Едва слышный писк подтвердил, что экран включился. Загрузка занимала всего несколько секунд, но он прождал достаточно долго, пока не убедился, что клавиатура подключилась. Еще немного подготовки, проследить, чтобы курсор находился в углу экрана. Двинув мышкой, он понадеялся, что нажал кнопку «Старт». Еще немного подвинул мышь, два раза кликнул. Возможно, ему удалось открыть почту, а может быть, и нет. Он старался держать руку так, чтобы курсор находился в нижнем левом углу. Поднес левую руку к краю экрана, чтобы почувствовать его размер, затем двинул правой рукой. Немного правее, к центру, повыше. Он полностью сосредоточился на странице электронной почты, которую представил себе. Что-то подсказало ему, что курсор был слишком низко, он немного сдвинул его, а затем кликнул на то, что, как он надеялся, было адресной строкой. Стрельба вслепую. Промахнись он на полсантиметра, и все пропало. Он отпустил мышку, поднял руки над клавиатурой и приготовился. Возможно, последний пользователь не вышел из почтовой программы, так что ему пришлось бы запустить ее заново, но он должен был воспользоваться шансом. Три ряда вверх, семь клавиш внутрь — клик. Вот и буква H. Так он продолжал до тех пор, пока не добрался до значка «собачка». Коре возмущался, что клавиша «shift» залипает, так что ему пришлось нажать сразу три клавиши. Найти их было легко, но вот синхронизировать действия пальцев, лишенных чувствительности, было совсем непросто. Поэтому он воспользовался соломинкой. Действуя ею, он попытался зажать все три клавиши, но губы превратились в жесткие ремни из обгоревшей кожи, соломинка выпала изо рта. Он наклонился ниже, но тонкая пластмасса закатилась между клавишами. Он попытался снова, но правый указательный палец отказывал, и на него нахлынула волна безнадежности. На что он надеялся? На чудо? С тем же успехом можно было попробовать прогуляться по воде. И все же он должен был попытаться. Без надежды он умрет до того, как первые снежинки коснутся его окна. Он снова попытался нажать на клавиши, но пальцы казались еще бесчувственнее обычного. Шаги приближались, он понял, что медсестра повернет за угол через секунду.

Кнопка выключения, где она, черт возьми?!

— Так-так, Герой!

Он сполз со стула, зацепив рукой шнур от компьютера. Из последних сил он попытался выдернуть его из розетки.





Глава 10




Рино поднялся с пола и отряхнул грязь с брюк. Участок был маленький, но места на полу для его ежедневной порции скручиваний вполне хватало. Хотя, пожалуй, считать эти порции ежедневными было бы преувеличением, пусть он и запланировал избавиться от пивного животика, когда переехал сюда. Он представлял себе регулярные занятия скалолазанием, но для того, чтобы покорять горы, нужны были веревка и оборудование. Так что для начала он занялся скручиваниями. По крайней мере, усевшись за папку с делом об останках, дышал он так же, как после скалолазания. Первую половину дня Рино посвятил тому, чтобы перечитать все отчеты, которые, в принципе, сводились к тому же, что рассказал Фалк. В отчете судмедэксперта отмечалось, что мальчику было примерно тринадцать-четырнадцать лет. Ровесник Иоакима, который после долгих споров между родителями весной все-таки начал принимать риталин[3]. Именно Рино выступал против применения препарата, не желая признавать, что поведение мальчика объясняется не только подростковыми гормонами. Но в конце концов согласился попробовать лечение на пару месяцев. С тех пор прошло полгода. Иоаким стал другим, более спокойным, но далеко не забитым и безразличным. Как и большинство родителей, они хотели только лучшего для своего ребенка. Хотя бывают и исключения, возможно, мальчик в могиле был жертвой именно такого родителя. Судмедэксперт сделал абсолютно четкое заключение: избиение с особой жестокостью. Рино пообщался с ленсманом в Лекнесе, и тот рассказал, что ни из одного муниципалитета на Лофотенских островах заявлений о пропавших детях не поступало. Объяснить это можно по-разному: с одной стороны, останки могли быть очень старыми, а с другой — реестры могли вестись очень небрежно. Еще один вариант — парень был не из этих мест, тогда раскрытие дела казалось, в общем-то, невозможным. Рино посмотрел на часы. Через пятнадцать минут уходит паром. Вообще-то он хотел, чтобы Фалк поехал с ним, но готовящийся к пенсии полицейский оказался еще более странным и безразличным, чем ему рассказывали, так что инспектор пока не решил, как именно выстраивать с ним взаимоотношения.

По дороге он заехал на бензоколонку и по старой привычке надел свою обворожительную улыбку, когда заметил, что за прилавком стояла женщина.

— Три Б, пожалуйста, — сказал он, встретившись взглядом с продавщицей.

— Что?

— Банан, булочки и бекон обжаренный, — последний пункт заказа Рино придумал только для того, чтобы поддержать шутку.

— Ах так! — румянец залил круглые щечки продавщицы. — Ну и, наверное, бензин, чтобы стало четыре Б?

— Именно! — сказал Рино и сделал из ладони пистолет.

— Только что переехали? — продавщица ловко укладывала покупки в пакет.

— Да, решил на несколько месяцев заделаться лофотенцем. Точнее, до февраля.

Передавая ему пакет, женщина — ей было лет тридцать пять — до ушей залилась краской.