Шторм

— На курсы — не в школу. Но да, оба ходили на эти курсы. Но только одна из них — в Хюсебю.

Фалк достал ручку и обвел красными чернилами имя Астрид Клевен.

— Что вы можете рассказать о ней?

Фалк пожал плечами.

— Живет тут неподалеку.

— Молодая? Старая?

— Примерно моего возраста.

— Когда она училась в Хюсебю?

— В конце шестидесятых.

— Интересно, знакома ли она с теорией о масках злости.

— Думаю, все несколько сложнее. У нее синдром Дауна.

— Значит ли это, что она не может общаться?

— Честно говоря, я не знаю. Она мало говорит, к тому же то, что она говорит, могут понять только самые близкие.

— Вот как. Тогда, наверное, будет эффективнее сначала поговорить со школой, в первую очередь с тем учителем, который продвигал теорию масок.

— Маски злости. — Фалк как будто бы не до конца верил в символическое значение маски.

— Я думаю, если Астрид Клевен действительно училась у этого учителя, это доказывало бы, что именно она нарисовала рисунок, который вы нашли в гараже. И если учитель все еще жив, он мог бы рассказать нам, почему она его нарисовала. Суть же маски в том, чтобы проработать психологическую травму, так?

Фалк резко задвинул папку на место на полке.

— Травмы бывают разными. Сам синдром уже может быть травмой.

— Она слепая или слабовидящая?

— Она носит на лице очки размером с бутылочные донышки, так что, видимо, немного видит.

— То есть слабовидящая. Нападения на людей с ограниченными возможностями случаются чаще, чем мы думаем. Астрид Клевен не только слабовидящая, у нее еще и задержка в развитии. И если она ходила в школу Хюсебю в конце шестидесятых, значит, травма, с которой она пыталась разобраться с помощью рисования, была нанесена до этого времени.

Фалк потер виски. Заметив, что коллега погрустнел, а глаза его остекленели, Рино решил сменить тему разговора.

— Хватит об этом, вы помните учительницу, о которой говорил Тофтен, пролистывая старые документы? Сёльви Унстад?

— Я помню, он упоминал ее.

— Я подумал, что надо бы ее разыскать.

— А она-то тут при чем?

— Надеюсь, ни при чем, но так как она была в то время молодой учительницей, возможно, она единственная из учителей школы в Винстаде, кто все еще жив. И я надеюсь, она сможет рассказать нам что-нибудь о братьях Стрём.

Казалось, Фалк снова углубился в свои мысли.

— Она переехала в Трумсё, — резко сказал он.

— В Трумсё?

— Как-то раз я ее встретил. Лет двадцать пять назад, не меньше. Она сама меня узнала.

— Ничего себе. Вы же были еще ребенком, когда она уехала.

— Да.

— Где вы ее встретили?

— В Сволвере. Она ждала паром.

— Трумсё. я позвоню в реестр населения, чтобы узнать, где она живет.

— Она оттуда уехала — так она сказала. Поселилась на острове Вествогёй.

Рино почувствовал, как по спине от нетерпения побежали мурашки.


— Она сказала, где именно на острове она поселилась?

— Скорее всего сказала, только я забыл.

— Можете кое-что сделать для меня?

Фалк вопросительно взглянул на Рино.

— Войдите в компьютер и найдите номер телефона администрации на острове Вествогёй.

Через полминуты инспектор уже звонил в реестр населения и с надеждой спрашивал, проживает ли в коммуне Сёльви Унстад, прекрасно понимая, что она могла сменить имя. Ответ обрадовал и в то же время удивил его. Сёльви Унстад все еще жила на Вествогёй, так что совершенно непонятно, почему здесь о ней никто ничего не слышал с момента ее отъезда. Ведь она жила всего в часе езды.

Рино уехал от Фалка, абсолютно убежденный в том, что случившееся пятьдесят лет назад оставило неизгладимый след в душах очень многих людей.

Уже начало смеркаться, когда он въехал в туннель, ведущий на Вествогёй. Выехав в другую коммуну, он подправил зеркало заднего вида и снова увидел свой новый облик. Он был похож на прилизанного биржевого спекулянта.

Он проехал мимо административного центра в Лекнесе и поехал дальше по направлению на Сволвер. Около двадцати пяти километров от Лекнеса, сказала женщина в реестре населения, и добавила, что дом престарелых находится примерно в километре от того места, где дорога делает резкий поворот. Выкрашенный в белый цвет дом, который на вид был старше Рино, стоял в окружении елей и рябин. Рино подумал, что в таком месте было бы неплохо провести свои последние годы, медленно жить, чувствуя, как постепенно угасают силы.

Он вышел из машины и размял ноги. Муниципалитет нельзя было упрекнуть в том, что пожилых тут отправляют в глухую резервацию, ведь просто выглянув из окна, постояльцы могли любоваться всеми красотами лофотенской природы: гигантская гора, окруженная закругленными и протяженными холмами. Озеро, живописно разделяющее горный массив. И только пара длинных горных хребтов загораживала вид на море.

Войдя внутрь, Рино заметил, что, хотя муниципалитет когда-то сделал выбор в пользу благополучия и благоденствия стариков, годы дефицита бюджета не прошли незаметно. Одна из медсестер с улыбкой направилась навстречу ему.

— Кого-то ищете? — блеск ее глаз не оставлял сомнений. Хотя большую часть шевелюры Рино потерял, его шарм все еще был при нем.

— Сёльви Унстад, — сказал он, улыбаясь в ответ.

— А, Сёльви. Подождите здесь, пожалуйста.

В ожидании Рино обдумывал идею о том, чтобы провести последние годы жизни в подобном месте.

К нему вышла другая медсестра, полненькая женщина лет шестидесяти, она искренне улыбалась.

— Вы хотели поговорить с Сёльви?

Он кивнул.

— Вам придется воспользоваться нашей помощью. К сожалению, у бедняжки плоховато с речью. Инсульт, — пояснила она.

— Но она может общаться?

— Мы неплохо ее понимаем.

Его проводили в небольшую гостиную с потрепанными старыми креслами, четверо постояльцев посмотрели на него, некоторые даже с любопытством. Он сразу же понял, кто именно из них — пожилая учительница. Лицо перекосилось, но в молодости Сёльви Унстад, без сомнения, была очень красивой женщиной. Она двигалась нервно, как марионетка, и, хотя взгляд казался отрешенным, глаза излучали тепло и доброту. Понятно, почему ученики так обожали свою учительницу.

— Найдите Исаака, — сказала другая женщина — с лицом, покрытым густой сеткой морщин. Если верить убеждению, будто морщины появляются от беспокойства, в жизни этой женщине, видимо, пришлось очень нелегко.

— Исаак там совсем один, — ее тонкий голос дрожал.

Сёльви пробормотала что-то медсестре, которая пересказала ее слова:

— Исаак — это кот. Он потерялся, когда она переехала сюда.

— Найдите Исаака.

— Думаю, нам лучше перейти в палату, — медсестра помогла хрупкой женщине встать и пересесть в инвалидное кресло.

— Там мы сможем поговорить спокойно, — добавила она.

Палата, маленькая и скромно обставленная, была, однако, по-домашнему уютной. На одной из стен висел рисунок: три птички на камне, окруженном зеркальной гладью моря.

— Вот так. Вы в кресло сядете?

Сёльви едва заметно кивнула. Медсестра подвинула кресло к кровати и присела на ее краешек.

Рино разместился на единственном в комнате стуле.

— Я приехал, чтобы поговорить с вами о том времени, когда вы преподавали, в Винстаде.

Он сразу же заметил, как изменилось выражение ее лица.

— Вы долго там проработали?

Сёльви пробормотала что-то, что он расценил как «два года», медсестра подтвердила его догадку.