Шторм в тихой гавани

– Но как узнать, какой хороший, а какой не очень, – засомневался Данила.

– Надо обратиться к человеку, которого ты знаешь или которого знают твои знакомые.

– Сам я никого не знаю, – развёл руками Данила.

– Так уж и не знаешь, – хитро прищурилась Люся.

– Нет, – он покачал головой.

– А Славу Волгину?

– Так она вроде после института следователем подвязалась, – с сомнением проговорил он.

– Следователем, – передразнила его Стефанович, – подвязалась. – И обругала от души: – Недотёпа! Мирослава теперь частный детектив. К ней уже полгорода со своими проблемами сбегало.

– Так уж и полгорода? – не поверил он.

– Ну, может быть, чуть меньше, – вынуждена была согласиться она, – но зато и из других городов приезжают!

– А Шура Наполеонов с ней?

– Шурка-то? – переспросила Люся и отмахнулась: – Куда ему! На следовательской должности штаны протирает.

– Значит, она одна работает?

– Кабы одна, – вздохнула Людмила, – у неё в помощниках сам Морис Миндаугас.

– А кто это? – озадаченно переспросил Данила.

– Ты что, никогда не слыхал о Миндаугасах? – притворно удивилась Люся.

– Ни разу, – признался Данила, – и кто это такие?

– Как кто?! – притворно возмутилась Люся. – Миндаугас, или Миндовг, – Стефанович многозначительно подмигнула Чижову, – первый и единственный король Литвы.

– Перестань прикалываться! – рассердился Данила. – Мне не до твоих глупых шуток!

– Да я и не шучу вовсе! – в свою очередь, вспылила она.

– Зато несёшь ахинею!

– Сам ты ахинея!

– И ещё хочешь, чтобы я поверил, что со Славой бок о бок трудится литовский король.

– Нет, – с сожалением ответила Стефанович, – тот король был коронован в Новогрудке в 1253 году.

– Ты что, в историю бывших союзных республик ударилась? – не смог удержаться от насмешки Данила.

– Ни обо что я не ударилась, – тяжело вздохнула Людмила, – просто с некоторых пор меня Миндаугас волнует.

– А что он так долго живёт? – невольно хихикнул Данила.

– Кто? – не поняла Стефанович.

– Да этот твой литовский король!

– Король умер, – проговорила она, – но да здравствует король! В смысле потомки-то живы.

– Ладно, я пошёл! – Данила попытался подняться со скамьи.

– Куда это ты пойдёшь? – осадила его Людмила и с такой силой дёрнула за руку уже успевшего приподняться Данилу, что он вскрикнул от боли, шлёпнувшись обратно на скамью.

– Ты мне весь зад отбила, – пожаловался он.

– Ничего, – успокоила она, – главное, чтобы мозги были в целости и сохранности. Слушай сюда! Ты позвонишь Славе, вот тебе её телефон, – Людмила быстро накорябала на вырванном из блокнота листке номер телефона.

– Но здесь семь цифр! Ты ничего не путаешь?

– Это стационарный телефон агентства «Мирослава». Позвонишь туда, попросишь подозвать к аппарату Мирославу. Славка не любит, когда дают номер её сотового, – Людмила посмотрела на Данилу и, вздохнув, проговорила: – Была не была, ты же не чужой нам человек, – и, вырвав из рук Чижова листок, накорябала ещё ряд цифр. – А я сначала предупрежу её, чтобы она тебя не шуганула.

– А может? – опасливо покосился на неё Чижов.

– Может, – заверила его Людмила, – скажи, что тебе очень надо встретиться с ней, так как в беду попал очень близкий тебе человек.


– Я могу ей сразу всё рассказать.

– По телефону она ничего слушать не станет. Вот назначит тебе встречу, приедешь и всё ей выложишь. А она уж придумает, как помочь твоей девушке. Но это, учти, только в том случае, если твоя Ксения и вправду не виновата.

– Люсь, – неуверенно проговорил Данила, – ты думаешь, Слава в самом деле может помочь?

– Я в этом даже не сомневаюсь, – усмехнулась она самоуверенно.

– Но как? Она же не адвокат.

– Так она и не будет доказывать невиновность твоей Ксении, а просто найдёт настоящего убийцу.

Расставаясь с Люсей, Данила спросил больше из вежливости:

– А ты как тут оказалась?

– Машину клиенту пригоняла, – небрежно отозвалась она. – У нас же с отцом автосервис.

– Наслышан. А как же ты теперь доберёшься домой?

– Чудак человек, – рассмеялась она, – сейчас позвоню к себе, и кто-нибудь из девчонок за мной подъедет. Я просто сначала хотела немного в парке погулять. В этом районе не так часто бываю. А этот парк вызывает у меня ностальгию, в детстве папа с мамой часто нас сюда возили.

– Нас? – неосторожно спросил Данила.

– А ты что, не помнишь, – загорелась Стефанович, – что у нас была неразлучная четвёрка? Мирослава, я, Шура и Витя.

– Припоминаю. А где сейчас Виктор? Он ведь двоюродный брат Мирославы?

– Да. Витька военным стал, мотается теперь по горячим точкам. И чего ему дома не сиделось, – вздохнула она с сожалением.

– Это он от тебя убежал, – попытался сострить Данила. Но понял, что пошутил неудачно, так как Люся погрозила ему кулаком.

В ответ на этот недружественный жест Данила промямлил:

– Но он же тебе вроде бы нравился.

– Мне много кто нравился, – отрезала она.

– Ладно, не сердись, – проговорил он примирительно, – давай лучше я тебя до сервиса твоего подброшу.

– А ты уверен, что нам по пути? – усмехнулась она.

– Это неважно! – горячо заверил он.

– И то верно, – согласилась она, – ты сейчас небось ни о чём другом, кроме своей Ксении, и думать не можешь?

Данила кивнул, и лицо его сделалось мрачным.

– Ничего, не отчаивайся, – Люся похлопала его по плечу, – вот увидишь, Чижик, всё будет хорошо.

– Твоими бы устами…

– Ладно, ладно, – перебила она его, – не кисни! Твоей Ксении нужен сейчас энергичный помощник, а не тюха-матюха.

Данила невольно улыбнулся, встал со скамьи и протянул руку Стефанович:

– Пошли уже, моя энергичная однокашница.

Она рассмеялась, ухватилась за его руку, поднялась со скамьи, и они направились в сторону автостоянки. Посторонний наблюдатель вполне мог принять их за влюблённую парочку.

Высадив Людмилу возле автосервиса, Данила отказался от приглашения зайти и выпить чашку чая с её отцом, сославшись на то, что настроение у него для гостевания неподходящее.

Уже выйдя из машины, Люся наклонилась к окну и с невинным видом поинтересовалась у Данилы:

– Чижик, а ты хотя бы знаешь, как переводится Миндаугас?

– Ну и заноза же ты! – усмехнулся он и, уже трогая автомобиль с места, расслышал: «Эта фамилия переводится как много мыслящий».

«Люсю не сможет исправить никто и ничто», – добродушно подумал он о своей однокашнице.