Шторм в тихой гавани

– Ты, скорее всего, права, – с горечью в голосе вынуждена была согласиться Ксения, – только я не подумала об этом сразу. А теперь мне ничего другого не остаётся, как уехать.

– А я думаю, что ты торопишься. Ещё не поздно поговорить с Адой Константиновной.

– Я уверена, что она не захочет меня видеть.

– В этом нельзя быть уверенной, пока ты не попытаешься.

– Нет! – испуганно воскликнула Ксения. – Даже не уговаривай меня.

– Ну, как хочешь, – пожала Тамара плечами, – во всяком случае тебе сначала надо позавтракать.

– Я не хочу есть!

– Это неважно, – рассудительно заметила Тамара, – но если вы не поедите, то не сможете вести машину и, не дай бог, ещё попадёте в аварию.

– Мне этого делать нельзя!

– И я о том же, – спокойно заметила горничная, – так что поесть нужно обязательно.

– Я не хочу спускаться в столовую.

– Я принесу вам завтрак сюда.

– Хорошо, спасибо тебе, Томочка, за всё.

– Не за что, – вздохнула девушка, не зная, как уговорить Ксению не уезжать. Она была уверена, что если тётка и племянница поговорят наедине, то козни Рудольфа рассыплются в прах. Мать Тамары, кухарка Ефросинья Павловна Ганина, давно твердила дочери, что сопляк Лихолетов мечтает захомутать хозяйку. И если ему это удастся, то прислуге придётся несладко. Самой Тамаре интриги Рудольфа были глубоко безразличны. Но её отцу и матери ещё работать в этом доме. Так что всё семейство Ганиных секретаря хозяйки, мягко говоря, недолюбливало.

«Да и Сашка, – думала она, – никуда не хочет отсюда уходить. Делами сада в основном ведает Агриппина Егоровна, а с ней Сашка ладит». Тамара, чтобы успокоить мать и в какой-то мере себя, говорила Ефросинье Павловне, что их хозяйка хоть и капризная, но не дура же.

– Не знаешь ты, дочка, какие мысли посещают стареющих женщин, – отвечала Ганина. – Гнездо не свила, птенцов не вывела, а старость не за горами.

– Мама, – отмахивалась Тамара, – ты преувеличиваешь – миллионы женщин не помышляют ни о гнезде, ни о птенцах. Тем более что Ада Константиновна богата и может до глубокой старости менять любовников как перчатки. Альфонсов на её век хватит.

– Так то альфонсов, – вздыхала Ганина.

– А Лихолетов кто? – хмыкала Тамара. – Ты сама мне говорила, что он тоже из этих.

– Погорячилась я. Он всё-таки работает.

– Подрабатывает, – не сдавалась дочь.

Их перепалки о Лихолетове обычно заканчивались ничьей, и они забывали о нём на несколько дней, а то и недель.





Глава 13




Сразу после завтрака, принесённого ей Тамарой, Ксения собрала свои вещи и чуть ли не на цыпочках спустилась вниз, чтобы никем не замеченной отправиться в гараж. От Тамары она знала, что Ада Константиновна в город не уехала, так как готовится к вечеринке, которую она решила устроить сегодня. Гости уже приглашены.

Ксении никого не хотелось видеть, особенно её страшила вероятность встретиться с тёткой. Но ей в какой-то мере повезло, если это, конечно, можно считать везением, – на пути к гаражу ей встретился только управляющий.

– Куда это вы, – произнёс он вместо приветствия, – с утра пораньше собрались?

– Уезжаю я, Глеб Лазаревич.

– Вижу, что уезжаете, вот я и спрашиваю куда.

Ксения чуть ли не под нос сунула ему свои вещи:

– Домой уезжаю!

Невозмутимость Ганина если и поколебалась, то лишь на одно мгновение:

– Что значит домой? – недоверчиво спросил он. – А Ада Константиновна разрешила?

– Для того чтобы покинуть навсегда этот дом, – резко выпалила Ксения, – мне не требуется разрешения вашей хозяйки.

– Ну, как знаете, – протянул Ганин и, отвернувшись от Ксении, зашагал в сторону дома.


«Доносить помчался», – презрительно подумала девушка. Но она ошиблась, управляющий и не думал ставить в известность Рудневу об отъезде или, точнее сказать, бегстве племянницы. Его отъезд Ксении вполне устраивал. Ада Константиновна вспомнила о племяннице только после обеда, когда Агриппина Егоровна обратила её внимание на то, что Ксении не было за завтраком и к обеду она не вышла.

– Может быть, ей просто стыдно за своё поведение, – сердито ответила Ада Константиновна.

Руднева-старшая заметила, что секретарь при этих словах хозяйки хмыкнул, и спросила громко:

– За что же, Адочка, девочке может быть стыдно? В чём это она перед тобой провинилась?

– Это неважно, – ответила Руднева-младшая.

– Как сказать, – отозвалась Руднева-старшая, сверля сердитым взглядом Лихолетова.

– Агриппина Егоровна, право, – натянуто улыбнулась Ада Константиновна, – вы сейчас в Рудольфе дырку своим взглядом просверлите. Но уверяю вас, он здесь ни при чём.

– А мне кажется, что Рудольф в последнее время причастен ко всему, что делается в этом доме! – Агриппина Егоровна отъехала от стола на своём кресле-коляске, бросила скомканную салфетку и покатила из столовой.

Ехала она на своём инвалидном транспортном средстве передвижения так горделиво, как королева-мать в золочёной карете, запряжённой шестёркой гнедых.

– Инвалидка, а мнит о себе бог знает что, – прошипела ей в спину Ада Константиновна.

– Адочка, – льстиво прошептал Рудольф, – ты не должна сердиться на Агриппину Егоровну.

– Это ещё почему?!

– Потому что у неё нет ни твоей красоты, ни молодости.

– Ты считаешь меня молодой? – усмехнулась Руднева.

– А ты сомневаешься?

– Я думаю, что ты умелый лжец, – довольно рассмеялась женщина.

Рудольф скорчил обиженную мину.

– Ну, ладно, ладно, – сказала она. И переключилась на другую тему: – А ведь и впрямь интересно, почему эта дрянная девчонка игнорирует наше общество.

– Так вы же сами сказали, – начал он.

– Мало ли что я сказала, – оборвала она его довольно грубо.

«Змея, – подумал про себя Рудольф, – а что, если она и впрямь перепишет завещание и вычеркнет из него не только Ксению, но и меня? Что же делать?» – Его мысли заметались в голове, как летучие мыши, перепуганные неожиданным вторжением на чердак постороннего.

Руднева, между тем выйдя из столовой, решила найти управляющего. Но на ловца, как говорится, и зверь бежит, с Ганиным она столкнулась нос к носу, не сделав и пары шагов. – Глеб Лазаревич, – воскликнула она, – вы-то мне как раз и нужны.

– А что случилось? – спросил Ганин.

– Глеб Лазаревич! Где Ксения?

– Так она того, – ответил управляющий, озадаченно почёсывая в затылке, – уехала.

– Куда уехала?!

– Не доложилась, – солгал он.

– А что она сказала?

– Сказала – прощайте, Глеб Лазаревич!

– И всё?

– И всё.

«Знает кошка, чьё мясо съела», – злорадно подумала Ада Константиновна и взмахом руки отпустила управляющего. Она была рада, что Ксения уехала. Ей не хотелось выяснения отношений с племянницей. Она боялась, что в процессе разговора Ксения убедит её, что Рудольф солгал. И что тогда делать? Прогонять от себя Лихолетова Аде Константиновне не хотелось. А с отъездом племянницы всё упрощалось, раз уехала, значит, виновата именно девчонка. Вычеркнуть же Ксению из завещания Ада Константиновна решила в любом случае. Для неё уже было не столь важным, заигрывала ли Ксения с Рудольфом; или это Лихолетов преследовал девушку. Ксения была виновата уже в том, что понравилась Рудольфу. А в том, что она ему понравилась, Руднева не сомневалась.

Покинув посёлок, Ксения первые километры мчалась с такой скоростью, словно за ней гналась стая голодных волков, но, переехав переезд и оказавшись на дороге, идущей через лес, девушка сбросила скорость и вытерла пот со лба. Других машин на дороге не было. Девушке показалось, что она выпала из реальности и оказалась в заколдованном лесу. Устремляясь вершинами высоко в небо, деревья переплетались ветвями и образовывали небольшой туннель. И впереди, и сзади светило яркое солнце. А здесь, под сенью живой арки, только шёпот ветра и пение птиц.

Ксения прижалась к самому краю дороги, вышла из машины и углубилась в лес. Куда она идёт, девушка не задумывалась. Просто ей нужно было побыть совсем одной, среди первозданной природы. И даже если это было всего лишь иллюзией, девушке казалось, что здесь она не встретит ни одного человека на тысячу вёрст окрест.

Устав идти, Ксения присела на поваленное дерево и стала смотреть на букашку, ползущую вверх по зелёному стебельку. «Интересно, куда она ползёт, – подумала девушка, – до вершины стебля, чтобы прыгнуть вниз? Или она благоразумно поползёт обратно?» Ксения печально вздохнула. Но букашка, вопреки её ожиданию, не поползла обратно и не спрыгнула вниз. Она просто расправила спрятанные до поры до времени крылышки и улетела.

– Ну, вот, – вырвалось у Ксении вслух, – даже букашка от меня улетела. И осталась я одна-одинёшенька. Крыльев у меня нет, и улететь я не могу.

Она почувствовала, что слёзы подступили к её глазам. И тут, опомнившись, она подумала с укором – нашла время жалеть себя. Бедная она, несчастная, её, видите ли, обидели и не поняли! Лучше бы подумала о том, что Ада Константиновна помогла маме! «Неважно, как Руднева относится ко мне. Во всяком случае она моя тётя, не чужой мне человек, я должна вернуться, попросить у неё прощения и рассказать ей правду. Но если я расскажу ей правду, – тут же подумала Ксения, – то за что тогда мне просить у неё прощения? И тут же ответила себе: да хотя бы за то, что повела себя как последняя дура! И почему я сразу же не послушалась Тамару?» Ксения с нежностью вспомнила девушку, от которой она видела только хорошее. Поднявшись с дерева, она решительно отряхнулась и отправилась назад к оставленной на дороге машине с твёрдым решением вернуться и расставить все точки над «i».