Штамм. Закат
Часть 41 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну что же, доброго вам вечера, доктор Гудвезер, – произнес Палмер, откатываясь от стола. – И до свидания.
– Он же там обращает людей налево и направо, причем совершенно бесплатно! – воскликнул Эф. – Поэтому задайте себе вот какой вопрос. Если вы, Палмер, столь важны, черт побери, то зачем ставить вас в очередь?
Палмер не прореагировал – он медленно катился прочь в своем кресле. Господин Фицуильям рывком поднял Эфа на ноги. Эфу повезло: припрятанный им серебряный нож, заткнутый за пояс, лишь слегка оцарапал бедро.
– А что вам-то со всего этого? – спросил Эф господина Фицуильяма. – Вы слишком здоровы, чтобы мечтать о вечной жизни в обличье кровососа.
Господин Фицуильям ничего не ответил.
Пока он вел гостя по залу, а потом сопровождал на крышу, Эф все время ощущал на бедре свое оружие, крепко прижатое к боку.
Ливень[40]
БУ-БУММ!
При первом же ударе Нору охватила дрожь. Его почувствовали все, но лишь немногие поняли, что это было. Нора и сама не очень-то много знала о тоннелях под Норт-Ривер, которые соединяли Манхэттен с Нью-Джерси. Она полагала, что в нормальных обстоятельствах – которых, если посмотреть правде в лицо, больше не существовало – вся поездка глубоко под ложем Гудзона заняла бы, возможно, две, максимум три минуты. Одностороннее движение, никаких остановок. Единственный доступ к тоннелю – через вход на поверхности земли, единственный путь из тоннеля – через выход тоже на поверхности земли. Они, вероятно, не достигли еще срединной точки, на самой большой глубине. Бам-БАММ-бам-бам-бам.
Еще один удар, громкие звуки и тряска, словно бы колеса поезда что-то перемалывали в колее. Дрожь, шедшая от начала поезда, прокатилась под ногами Норы – ее даже немного подбросило, – затем удалилась к концу состава и стихла. Как-то раз, много лет назад, во время поездки в горах Адирондак Норин папа, ведя «кадиллак» ее дяди, переехал большого барсука, – сейчас звук был почти такой же, только намного громче.
И это был не барсук.
Человеком, как подозревала Нора, это тоже не было.
Нору обступил ужас. Звуки ударов разбудили ее мать, и Нора инстинктивно сжала слабенькую руку пожилой женщины. В ответ мама одарила ее лишь рассеянной улыбкой и бессмысленным взглядом.
«Лучше так», – подумала Нора, и ее снова обдало холодом.
А еще лучше, если и вовсе обойдется без маминых вопросов, страхов и подозрений. Норе хватало своих собственных.
Зак по-прежнему был в плену своих наушников – глаза прикрыты, голова тихонько покачивается над рюкзаком, лежащим на коленях, – не поймешь, то ли мальчик весь ушел в музыку, то ли просто дремлет. В любом случае Зак, казалось, вовсе не замечал толчков, сотрясавших поезд, равно как не ощущал озабоченности и тревоги, нараставших в вагоне. Вот только пребывать в забвении ему оставалось недолго…
Баммм-ХРРРРСТ!
Словно бы у всех разом перехватило дыхание. Удары участились, звуки усилились. Нора взмолилась, чтобы они выскочили из тоннеля как можно скорее. Была только одна вещь, которую она ненавидела в поездах, как наземных, так и подземных: ты никогда не видишь, что творится впереди. Не видишь то, что видит машинист. Все, что тебе достается, – это мелькание по сторонам поезда. И ты никогда не знаешь, что тебя ждет.
Удары все чаще и чаще. Норе показалось, что она различает хруст костей и… Еще удар! Вот оно – нечеловеческий визг, словно где-то там, внизу, зарезали свинью.
Машинист явно решил, что с него хватит, и включил экстренное торможение. Раздался пронзительный металлический скрежет – словно бы кто-то провел стальными ногтями по меловой доске ужаса, распростершейся в душе Норы.
Стоявшие пассажиры ухватились за спинки сидений и багажные полки. Толчки замедлились, но стали резкими, мучительно ощутимыми, – это поезд всей своей массой давил тела под колесами. Зак вскинул голову, его глаза распахнулись, и он посмотрел на Нору.
Поезд пошел юзом… неистовый визг колес… вагон страшно затрясся… и вдруг состав содрогнулся так, что все пассажиры повалились на пол.
Испустив последний металлический вопль, поезд остановился. Вагон завалило вправо.
Он сошел с рельсов.
Вот оно – крушение поезда.
Свет помигал и погас. Вагон наполнился стонами, в них отчетливо слышались панические нотки.
Затем зажглись бледные, тусклые огоньки – аварийное освещение.
Нора подняла Зака на ноги. Пора двигаться. Потянув за собой маму, она направилась в переднюю часть вагона, стремясь опередить других пассажиров, которые пока еще не пришли в себя. Нора хотела посмотреть на тоннель в свете поездных фар. Сделав всего несколько шагов, она поняла, что дальше пройти невозможно – слишком много людей на полу, слишком много свалившегося багажа.
Нора покрепче затянула на себе лямку оружейной сумки и стала толкать маму с Заком в обратном направлении – к выходу между вагонами. Поначалу она была сама вежливость – останавливалась, выжидала, когда другие пассажиры подберут сумки, аккуратно обходила их, продвигалась дальше. И вдруг Нора услышала вопли.
Все головы повернулись к передним вагонам.
– Пошли! – прикрикнула она на своих.
Таща за собой маму и Зака, Нора принялась продираться между телами пассажиров к выходу. Пусть все остальные смотрят куда им угодно, у нее на руках две жизни, которые она обязана защищать, не говоря уже о своей собственной.
В конце вагона какой-то парень пытался раздвинуть автоматические двери. Ожидая, пока он справится с задачей, Нора все-таки оглянулась.
Поверх голов недоумевающих, ничего еще не понявших пассажиров она увидела в соседнем вагоне какое-то бешеное мелькание… быстрое движение неясных, темных фигур… а затем в прозрачную перегородку, разграничивающую отделения вагона, ударила, рассыпая по стеклу красные брызги, струя артериальной крови.
* * *
Охотники снабдили Гуса и его команду бронированными «хаммерами» – черными машинами с хромовой отделкой. Бо́льшая часть этого хрома уже исчезла – в силу того что при передвижении по мостам и улицам волей-неволей приходилось прибегать к таранам.
Гус гнал по Пятьдесят девятой улице навстречу движению. Фары его машины были единственными огнями на дороге. Габаритный Фет сидел впереди. У его ног лежала сумка с оружием. Анхель и остальные следовали во второй машине.
Радиоприемник был включен. Спортивный комментатор поставил диск с какой-то музыкой – видимо, чтобы дать отдых голосовым связкам, или, возможно, ему нужно было отойти и облегчить мочевой пузырь. Фет распознал – как раз в тот момент, когда Гус круто вывернул руль и взлетел на тротуар, чтобы обогнуть скопление брошенных автомобилей, – песню Элтона Джона «Don’t Let the Sun Go Down on Me».
Василий резким движением выключил радио, пояснив:
– Это не смешно.
Машина лихо затормозила у высокого здания, фасадом выходящего на Центральный парк. Именно в таком месте, как всегда представлялось Фету, и должны обитать вампиры. Если смотреть, задрав голову, с тротуара, оно вырисовывалось на фоне дымного неба, как готическая башня.
Фет бок о бок с Сетракяном прошел в парадную дверь. Оба держали в руках серебряные мечи. Вплотную за ними шествовал Анхель, а следом – вроде как беспечно, даже насвистывая – двигался Гус.
Стены фойе были оклеены дорогими коричневыми обоями. Здесь царили сумрак и пустота.
У Гуса нашелся ключ, который приводил в действие пассажирский лифт – небольшую клетку из железных прутьев, окрашенных в зеленый цвет; несущие тросы были отчетливо видны. Викторианский стиль – что внутри, что снаружи.
Коридор самого верхнего этажа был в процессе ремонта – или, во всяком случае, его специально оставили в таком виде. Гус выложил свое оружие на столообразную поверхность нижнего яруса строительных лесов.
– Все должны разоружиться здесь, – сказал он.
Фет посмотрел на Сетракяна. Профессор даже не пошевелился, чтобы расстаться с тростью, поэтому Фет лишь крепче сжал свой меч.
– Ладно, будь по-вашему, – согласился Гус.
Оставив Анхеля в коридоре, Гус подвел профессора и Фета к единственной на этаже двери. Они поднялись по короткой – в три ступеньки – лестнице и вошли в темную прихожую. В воздухе ощущался легкий, привычный уже смрад – смесь нашатыря и запаха земли. А еще здесь чувствовалось тепло, причем оно было явно не искусственного происхождения. Гус раздвинул тяжелую занавесь – за ней обнаружилась широкая комната с тремя окнами с видом на парк.
На фоне каждого окна очерчивалось по силуэту. Три силуэта – трое существ: безволосых, лишенных какой бы то ни было одежды. Они стояли неподвижно, казалось, даже более неподвижно, чем само здание, словно статуи, назначенные кем-то в караул над каньоном Центрального парка.
Фет вознес свой серебряный меч – лезвие было наклонено вперед, словно стрелка прибора, среагировавшего на присутствие зла. В ту же секунду он почувствовал сильный удар по правой руке, и рукоятка меча вылетела из его пальцев. Левая рука, та, что держала оружейную сумку, вдруг стала совсем легкой и сама по себе дернулась вверх, сложившись в локте.
Кто-то срезал ручки сумки. Фет едва успел повернуть голову, чтобы увидеть, как его меч пронесся к боковой стене, глубоко вошел в нее и застыл, подрагивая; с рукоятки свисала оружейная сумка.
А еще через мгновение Василий почувствовал, как к его горлу приставили металл. То был не серебряный клинок, вовсе нет, – шею Фета готова была пронзить длинная железная спица.
Рядом с ним возникло лицо, очень бледное, едва не светящееся. Глаза глубокого красного цвета говорили о вампирской одержимости, рот кривился в беззубой злобной гримасе. Раздувшаяся глотка пульсировала – то было не биение крови: горло твари полнилось предвкушением.
– Эй… – только и успел сказать Фет, потому что голос его как-то вдруг сошел на нет, иссяк, растворился без следа.
Василий понял: с ним покончено. Скорость, с которой перемещались эти твари, была просто невероятной. Они двигались куда быстрее, чем звери в дикой природе.
Что же касается троих существ, стоявших у окон, то они даже не шевельнулись.
Сетракян.
Голос прозвучал непосредственно в голове Фета, а вместе с ним пришло странное оцепенение, – ощущение было такое, будто на мозг опустился туман.
Фет попробовал перевести взгляд на старого профессора. Тот по-прежнему опирался на свою трость, смертоносное лезвие оставалось в ножнах, скрытое от глаз. Около Сетракяна стоял еще один охотник, держа в руке такую же спицу, как у первого, – острие упиралось в висок профессора.
Августин Элисальде, пройдя между Фетом и Сетракяном, выступил вперед.
– Эти люди со мной, – сказал Гус.
Они вооружены серебром.
Голос охотника – не столь одурманивающий, как тот, что прозвучал сначала.
– Я здесь не для того, чтобы уничтожить вас, – произнес Сетракян. – На этот раз – нет.
Ты бы ни за что не подобрался к нам столь близко.
– Но в прошлом такое случалось, и вы это знаете. Давайте не будем пережевывать старые битвы. Отложим все это в сторону на какое-то время. Я отдаюсь на вашу милость, и тому есть причина. Я хочу заключить сделку.
Сделку? Что же ты можешь нам предложить?
– Книгу. И Владыку.
– Он же там обращает людей налево и направо, причем совершенно бесплатно! – воскликнул Эф. – Поэтому задайте себе вот какой вопрос. Если вы, Палмер, столь важны, черт побери, то зачем ставить вас в очередь?
Палмер не прореагировал – он медленно катился прочь в своем кресле. Господин Фицуильям рывком поднял Эфа на ноги. Эфу повезло: припрятанный им серебряный нож, заткнутый за пояс, лишь слегка оцарапал бедро.
– А что вам-то со всего этого? – спросил Эф господина Фицуильяма. – Вы слишком здоровы, чтобы мечтать о вечной жизни в обличье кровососа.
Господин Фицуильям ничего не ответил.
Пока он вел гостя по залу, а потом сопровождал на крышу, Эф все время ощущал на бедре свое оружие, крепко прижатое к боку.
Ливень[40]
БУ-БУММ!
При первом же ударе Нору охватила дрожь. Его почувствовали все, но лишь немногие поняли, что это было. Нора и сама не очень-то много знала о тоннелях под Норт-Ривер, которые соединяли Манхэттен с Нью-Джерси. Она полагала, что в нормальных обстоятельствах – которых, если посмотреть правде в лицо, больше не существовало – вся поездка глубоко под ложем Гудзона заняла бы, возможно, две, максимум три минуты. Одностороннее движение, никаких остановок. Единственный доступ к тоннелю – через вход на поверхности земли, единственный путь из тоннеля – через выход тоже на поверхности земли. Они, вероятно, не достигли еще срединной точки, на самой большой глубине. Бам-БАММ-бам-бам-бам.
Еще один удар, громкие звуки и тряска, словно бы колеса поезда что-то перемалывали в колее. Дрожь, шедшая от начала поезда, прокатилась под ногами Норы – ее даже немного подбросило, – затем удалилась к концу состава и стихла. Как-то раз, много лет назад, во время поездки в горах Адирондак Норин папа, ведя «кадиллак» ее дяди, переехал большого барсука, – сейчас звук был почти такой же, только намного громче.
И это был не барсук.
Человеком, как подозревала Нора, это тоже не было.
Нору обступил ужас. Звуки ударов разбудили ее мать, и Нора инстинктивно сжала слабенькую руку пожилой женщины. В ответ мама одарила ее лишь рассеянной улыбкой и бессмысленным взглядом.
«Лучше так», – подумала Нора, и ее снова обдало холодом.
А еще лучше, если и вовсе обойдется без маминых вопросов, страхов и подозрений. Норе хватало своих собственных.
Зак по-прежнему был в плену своих наушников – глаза прикрыты, голова тихонько покачивается над рюкзаком, лежащим на коленях, – не поймешь, то ли мальчик весь ушел в музыку, то ли просто дремлет. В любом случае Зак, казалось, вовсе не замечал толчков, сотрясавших поезд, равно как не ощущал озабоченности и тревоги, нараставших в вагоне. Вот только пребывать в забвении ему оставалось недолго…
Баммм-ХРРРРСТ!
Словно бы у всех разом перехватило дыхание. Удары участились, звуки усилились. Нора взмолилась, чтобы они выскочили из тоннеля как можно скорее. Была только одна вещь, которую она ненавидела в поездах, как наземных, так и подземных: ты никогда не видишь, что творится впереди. Не видишь то, что видит машинист. Все, что тебе достается, – это мелькание по сторонам поезда. И ты никогда не знаешь, что тебя ждет.
Удары все чаще и чаще. Норе показалось, что она различает хруст костей и… Еще удар! Вот оно – нечеловеческий визг, словно где-то там, внизу, зарезали свинью.
Машинист явно решил, что с него хватит, и включил экстренное торможение. Раздался пронзительный металлический скрежет – словно бы кто-то провел стальными ногтями по меловой доске ужаса, распростершейся в душе Норы.
Стоявшие пассажиры ухватились за спинки сидений и багажные полки. Толчки замедлились, но стали резкими, мучительно ощутимыми, – это поезд всей своей массой давил тела под колесами. Зак вскинул голову, его глаза распахнулись, и он посмотрел на Нору.
Поезд пошел юзом… неистовый визг колес… вагон страшно затрясся… и вдруг состав содрогнулся так, что все пассажиры повалились на пол.
Испустив последний металлический вопль, поезд остановился. Вагон завалило вправо.
Он сошел с рельсов.
Вот оно – крушение поезда.
Свет помигал и погас. Вагон наполнился стонами, в них отчетливо слышались панические нотки.
Затем зажглись бледные, тусклые огоньки – аварийное освещение.
Нора подняла Зака на ноги. Пора двигаться. Потянув за собой маму, она направилась в переднюю часть вагона, стремясь опередить других пассажиров, которые пока еще не пришли в себя. Нора хотела посмотреть на тоннель в свете поездных фар. Сделав всего несколько шагов, она поняла, что дальше пройти невозможно – слишком много людей на полу, слишком много свалившегося багажа.
Нора покрепче затянула на себе лямку оружейной сумки и стала толкать маму с Заком в обратном направлении – к выходу между вагонами. Поначалу она была сама вежливость – останавливалась, выжидала, когда другие пассажиры подберут сумки, аккуратно обходила их, продвигалась дальше. И вдруг Нора услышала вопли.
Все головы повернулись к передним вагонам.
– Пошли! – прикрикнула она на своих.
Таща за собой маму и Зака, Нора принялась продираться между телами пассажиров к выходу. Пусть все остальные смотрят куда им угодно, у нее на руках две жизни, которые она обязана защищать, не говоря уже о своей собственной.
В конце вагона какой-то парень пытался раздвинуть автоматические двери. Ожидая, пока он справится с задачей, Нора все-таки оглянулась.
Поверх голов недоумевающих, ничего еще не понявших пассажиров она увидела в соседнем вагоне какое-то бешеное мелькание… быстрое движение неясных, темных фигур… а затем в прозрачную перегородку, разграничивающую отделения вагона, ударила, рассыпая по стеклу красные брызги, струя артериальной крови.
* * *
Охотники снабдили Гуса и его команду бронированными «хаммерами» – черными машинами с хромовой отделкой. Бо́льшая часть этого хрома уже исчезла – в силу того что при передвижении по мостам и улицам волей-неволей приходилось прибегать к таранам.
Гус гнал по Пятьдесят девятой улице навстречу движению. Фары его машины были единственными огнями на дороге. Габаритный Фет сидел впереди. У его ног лежала сумка с оружием. Анхель и остальные следовали во второй машине.
Радиоприемник был включен. Спортивный комментатор поставил диск с какой-то музыкой – видимо, чтобы дать отдых голосовым связкам, или, возможно, ему нужно было отойти и облегчить мочевой пузырь. Фет распознал – как раз в тот момент, когда Гус круто вывернул руль и взлетел на тротуар, чтобы обогнуть скопление брошенных автомобилей, – песню Элтона Джона «Don’t Let the Sun Go Down on Me».
Василий резким движением выключил радио, пояснив:
– Это не смешно.
Машина лихо затормозила у высокого здания, фасадом выходящего на Центральный парк. Именно в таком месте, как всегда представлялось Фету, и должны обитать вампиры. Если смотреть, задрав голову, с тротуара, оно вырисовывалось на фоне дымного неба, как готическая башня.
Фет бок о бок с Сетракяном прошел в парадную дверь. Оба держали в руках серебряные мечи. Вплотную за ними шествовал Анхель, а следом – вроде как беспечно, даже насвистывая – двигался Гус.
Стены фойе были оклеены дорогими коричневыми обоями. Здесь царили сумрак и пустота.
У Гуса нашелся ключ, который приводил в действие пассажирский лифт – небольшую клетку из железных прутьев, окрашенных в зеленый цвет; несущие тросы были отчетливо видны. Викторианский стиль – что внутри, что снаружи.
Коридор самого верхнего этажа был в процессе ремонта – или, во всяком случае, его специально оставили в таком виде. Гус выложил свое оружие на столообразную поверхность нижнего яруса строительных лесов.
– Все должны разоружиться здесь, – сказал он.
Фет посмотрел на Сетракяна. Профессор даже не пошевелился, чтобы расстаться с тростью, поэтому Фет лишь крепче сжал свой меч.
– Ладно, будь по-вашему, – согласился Гус.
Оставив Анхеля в коридоре, Гус подвел профессора и Фета к единственной на этаже двери. Они поднялись по короткой – в три ступеньки – лестнице и вошли в темную прихожую. В воздухе ощущался легкий, привычный уже смрад – смесь нашатыря и запаха земли. А еще здесь чувствовалось тепло, причем оно было явно не искусственного происхождения. Гус раздвинул тяжелую занавесь – за ней обнаружилась широкая комната с тремя окнами с видом на парк.
На фоне каждого окна очерчивалось по силуэту. Три силуэта – трое существ: безволосых, лишенных какой бы то ни было одежды. Они стояли неподвижно, казалось, даже более неподвижно, чем само здание, словно статуи, назначенные кем-то в караул над каньоном Центрального парка.
Фет вознес свой серебряный меч – лезвие было наклонено вперед, словно стрелка прибора, среагировавшего на присутствие зла. В ту же секунду он почувствовал сильный удар по правой руке, и рукоятка меча вылетела из его пальцев. Левая рука, та, что держала оружейную сумку, вдруг стала совсем легкой и сама по себе дернулась вверх, сложившись в локте.
Кто-то срезал ручки сумки. Фет едва успел повернуть голову, чтобы увидеть, как его меч пронесся к боковой стене, глубоко вошел в нее и застыл, подрагивая; с рукоятки свисала оружейная сумка.
А еще через мгновение Василий почувствовал, как к его горлу приставили металл. То был не серебряный клинок, вовсе нет, – шею Фета готова была пронзить длинная железная спица.
Рядом с ним возникло лицо, очень бледное, едва не светящееся. Глаза глубокого красного цвета говорили о вампирской одержимости, рот кривился в беззубой злобной гримасе. Раздувшаяся глотка пульсировала – то было не биение крови: горло твари полнилось предвкушением.
– Эй… – только и успел сказать Фет, потому что голос его как-то вдруг сошел на нет, иссяк, растворился без следа.
Василий понял: с ним покончено. Скорость, с которой перемещались эти твари, была просто невероятной. Они двигались куда быстрее, чем звери в дикой природе.
Что же касается троих существ, стоявших у окон, то они даже не шевельнулись.
Сетракян.
Голос прозвучал непосредственно в голове Фета, а вместе с ним пришло странное оцепенение, – ощущение было такое, будто на мозг опустился туман.
Фет попробовал перевести взгляд на старого профессора. Тот по-прежнему опирался на свою трость, смертоносное лезвие оставалось в ножнах, скрытое от глаз. Около Сетракяна стоял еще один охотник, держа в руке такую же спицу, как у первого, – острие упиралось в висок профессора.
Августин Элисальде, пройдя между Фетом и Сетракяном, выступил вперед.
– Эти люди со мной, – сказал Гус.
Они вооружены серебром.
Голос охотника – не столь одурманивающий, как тот, что прозвучал сначала.
– Я здесь не для того, чтобы уничтожить вас, – произнес Сетракян. – На этот раз – нет.
Ты бы ни за что не подобрался к нам столь близко.
– Но в прошлом такое случалось, и вы это знаете. Давайте не будем пережевывать старые битвы. Отложим все это в сторону на какое-то время. Я отдаюсь на вашу милость, и тому есть причина. Я хочу заключить сделку.
Сделку? Что же ты можешь нам предложить?
– Книгу. И Владыку.