Штамм. Вечная ночь

— Сомневаюсь, что людей здесь оставляют одних, — включился Эф.

Гус, привлекая их внимание, шикнул, а потом сказал:

— Смотрите на стропила.

Эф поднял голову, развернулся на триста шестьдесят градусов и наконец увидел фигуру, которая двигалась по мосткам, расположенным вдоль стены на двух третях ее высоты.

Это был человек в длинной серой куртке и широкополой шляпе. Шел он быстро — насколько мог на узких мостках с перилами.

— «Стоунхарт», — сказал Фет. — Лига попутчиков Элдрича Палмера. После смерти Палмера лига принесла клятву верности Владыке, когда тот установил контроль над громадной промышленной инфраструктурой корпорации Палмера. Они стали сторонниками стригоев и (в рамках новой экономики, где единственным заработком могли быть еда и крыша над головой) выгодоприобретателями.

— Эй!

Человек никак не отреагировал, только опустил голову и прибавил шагу.

Эф повел взглядом вдоль мостков до угла: на широкой треугольной платформе (представлявшей собой наблюдательный и снайперский пост) виднелся длинный ствол станкового пулемета, направленный в потолок в ожидании стрелка.

— Уходим! — крикнул Фет, и все бросились врассыпную.

Гус и Бруно побежали к выходу, Фет ухватил и потащил Нору за угол курятника, Эф поспешил к овчарне, а Хоакин — к огороду.

Эф, пригнувшись, несся вдоль ограждения — неожиданности такого рода и страшили его больше всего. Он давно решил для себя, что не погибнет от руки человека. Здесь, на этой безмятежной, хорошо освещенной ферме, они были прекрасными мишенями, но Эф не собирался сдаваться.

Взволнованные овцы блеяли слишком громко, и Эф не слышал ничего, кроме них. Он кинул взгляд назад и увидел, что Гус и Бруно бегут к приставной лестнице. Стоунхартовец добрался до поста и теперь направлял ствол пулемета вниз. Для начала он дал очередь в сторону Гуса, пули взрыхлили землю за ним, но Гус и Бруно уже были вне сектора обстрела, они поднимались по левой стене, но лестница находилась не точно под постом, так что стрелок мог зарядить еще раз, прежде чем они доберутся до мостков.

Эф отбросил проволочные петли, запирающие загон, распахнул ворота, и блеющее стадо высыпало на площадку. Он нашел подвешенную на петлях секцию в ограждении и перегнулся через нее, сдвинул наружную защелку, потом ухватился за забор и вовремя подтянул ноги, чтобы не попасть под копыта, когда секция открылась, выпуская обезумевших овец.

Он услышал выстрелы, но не стал оборачиваться — побежал к коровнику, толкнул вверх подъемную дверь и выпустил животных. Это были не упитанные представители голштинской породы, а тощие существа с обвислой шкурой, бельмами на глазах и голодные. Они бросились кто куда, часть поскакала в сад, где заметалась между хилых яблонь.

Эф обошел молочный цех, поглядывая, где остальные. Вдали справа он увидел Хоакина за одной из огородных ламп. В руках он держал лопату, с помощью которой навел мощную лампу на стрелка в углу. Гениальная идея сработала идеально — отвлекла стоунхартовца, что позволило Гусу и Бруно успешно преодолеть опасный участок лестницы… Хоакин бросился в укрытие, а стоунхартовец пальнул в лампу, которая рассыпалась дождем искр.

Фет побежал, затем, укрывшись за коровой, метнулся к лестнице на ближайшей стене справа от стрелка. Эф выглянул из-за угла молочного цеха, прикидывая, не ринуться ли и ему к стене, но тут пули подняли клубы пыли под ногами. Он отпрыгнул — и вовремя: пули прошили угловую доску в том месте, где только что была его голова.





* * *


Приставная лестница содрогалась под весом Фета, который ступенька за ступенькой поднимался к мосткам. Стоунхартовец стоял к нему спиной, пытаясь достать огнем Гуса и Бруно, но они были низко на галерее, и пули лишь цокали по металлическим ступенькам. Кто-то внизу направил еще одну лампу на стоунхартовца, и Василий увидел искаженное гримасой лицо стрелка, словно тот чувствовал, что его ждет поражение. Кто эти люди? Кто по доброй воле исполняет приказы вампиров?

«Недостойно человека», — подумал Фет.

И эта мысль помогла ему преодолеть последние ступеньки. Стоунхартовец все еще не знал об опасности с этой стороны, но мог повернуться в любую минуту. При мысли о направленном на него стволе пулемета Фет заторопился, на ходу вытаскивая меч из рюкзака.

«Суки бесчеловечные».

Стоунхартовец услышал грохот ботинок и развернулся, глаза его были широко распахнуты, пулемет все строчил, хотя он даже не успел его повернуть. Но он опоздал: Фет был слишком близко. Крысолов вонзил меч в живот стрелка и тут же вытащил его.

Человек недоуменно посмотрел на Фета и рухнул на колени. Казалось, он был потрясен тем, что кто-то попрал новый вампирский порядок, в той же мере, в какой Фета поражало предательство, совершенное этим типом по отношению к роду людскому. Оскорбленное лицо пулеметчика обезобразила судорога, и на дымящийся ствол пулемета хлынула рвотная масса с желчью и кровью.

Человеческая агония так не походила на вампирскую. Убивать таких же, как он, людей для Фета было в новинку. Серебряный меч прекрасно справлялся с вампирами, но был малоэффективен против человека. С другого мостка прибежал Бруно и, прежде чем Фет успел среагировать, ухватил стрелка и перебросил через невысокое ограждение вниз. Стоунхартовец перекувырнулся в воздухе, оставляя за собой кровавый след, и приземлился на голову.

Гус ухватил приклад горячего оружия, развернул его, оглядел искусственную ферму, потом поднял ствол, прицелился в мощные светильники, похожие на кулинарные лампы.

Фет услышал крик и узнал голос Норы. Он нашел ее взглядом внизу: девушка, стоя среди несущихся овец, показывала на пулемет.

Крысолов ухватил Гуса за руки чуть ниже плеч. Не обездвиживая его, а привлекая внимание.

— Не делай этого, — сказал он, имея в виду лампы. — Эта еда — для людей.

Гус поморщился. Ему хотелось разнести все к чертям. Он опустил ствол и продырявил очередью дальнюю стену. На пол площадки посыпались гильзы.





* * *


Нора первой вышла из дверей фермы. Она чувствовала, что остальные мысленно торопят ее — бледный свет потихоньку меркнул. С каждым шагом отчаяние росло. Наконец она пустилась бегом.


Следующее здание было обнесено оградой, на которую накинули плотную черную материю. Она видела здание за оградой, сооружение более старое, чем предыдущее, похожее на прежние цеха для переработки продуктов и не такое огромное, как ферма. Безликое промышленное строение словно кричало о своем назначении: «бойня».

— Это оно? — спросил Фет.

За зданием показался поворот наружной лагерной ограды.

— Если только… если только они не изменили что-то относительно карты.

Она цеплялась за надежду. Перед ними явно было не заведение для «активного отдыха», да и атмосфера здесь царила вовсе не гостеприимная.

— Позволь, я пойду первым, — остановил девушку Фет. — А ты подожди здесь.

Она проводила его взглядом, остальные сомкнулись вокруг нее, точно сомнения, обступившие разум.

— Нет, — крикнула она вдруг и бросилась следом.

Дыхание перехватывало, слова прозвучали тихо:

— Я тоже пойду.

Фет откатил ворота ровно настолько, чтобы можно было пройти. Остальные последовали за ними к незапертой боковой двери, в стороне от главного входа.

Внутри гудели какие-то механизмы. В воздухе висел тяжелый запах, определить который сразу было затруднительно.

Металлический запах старых монет, зажатых в потной ладони. Запах человеческой крови.

Нора еще больше помрачнела. Она, даже не дойдя до первого бокса, знала, что увидит дальше.

Боксы были ничуть не больше, чем туалетные кабинки для инвалидов, в них стояли кресла-каталки с высокими спинками, к которым тянулись витки пластиковых трубок, отходящих от длинных трубопроводов наверху. Эти трубки, в настоящий момент промытые, отводили человеческую кровь в большие сосуды, подвешенные к балкам. Боксы пустовали.

Они прошли дальше в холодильную камеру, где продукт страшного конвейера собирался, фасовался и складировался. Предельный срок хранения продуктов крови составлял сорок два дня, но кровь в чистом виде, как ее использовали вампиры, возможно, имела еще меньший срок хранения.

Нора представила, как сюда приводят стариков, сажают в кресла-каталки, отсасывают через трубки кровь из шеи. Она представила, как закатываются их глаза, подумала, что, возможно, Владыка управляет их старыми немощными мозгами, заставляя приходить на заклание по доброй воле.

Тревога все возрастала, и Нора поспешила дальше. Она уже знала правду, но была не в силах ее принять. Она звала мать, и ответная тишина ужасала, слышалось только звенящее отчаянием эхо ее собственного голоса.

Они вошли в широкую комнату, стены здесь на три четверти высоты были отделаны плиткой, а в заляпанном красными пятнами полу виднелись сточные отверстия. Бойня. Сморщенные тела висели на крюках, содранная кожа, словно шкурки пушных животных, грудой лежала на полу.

Нора ощутила сильный рвотный позыв, но желудок был пуст. Она схватила Фета за руку, и он подхватил ее.

Барнс, подумала она. Мясник в адмиральской форме и лжец.

— Я его убью, — прошептала Нора.

Рядом с Фетом появился Эф:

— Нам пора.

Нора стояла, опустив голову на грудь, но почувствовала, что Василий кивнул.

— Они пришлют вертолеты. Полицию со стрелковым оружием, — настаивал Эф.

Фет обнял Нору и повел к двери. Она больше ничего не хотела здесь видеть. У нее осталось одно желание — покинуть этот лагерь навсегда.

Гаснущее небо светилось желтушным отблеском. Гус забрался в кабину экскаватора, припаркованного по другую сторону грунтовки около ограды. Он повозился с рычагами управления, и вскоре взревел двигатель.

Нора почувствовала вдруг, как напрягся Фет, и подняла голову. С десяток похожих на призраков людей в комбинезонах стояли поблизости — они покинули бараки в нарушение режима. Их явно привели сюда выстрелы и любопытство, с чем связана тревога. А может быть, они вытащили короткие спички.

Гус вышел из экскаватора и принялся кричать на них, обвиняя в трусости и бездействии. Однако Нора попросила его замолчать.

— Они не трусы, — сказала она. — Они плохо едят, у них низкое кровяное давление… Нужно помочь им, чтобы они спасли себя сами.

Фет отпустил Нору, забрался в кабину экскаватора, потрогал рычаги.

— Гус, — окликнул Бруно. — Я остаюсь здесь.

— Что?

— Я остаюсь, чтобы расхерачить этот долбаный лагерь. Пусть нюхнут немного мести. Я им докажу, что они ужалили не того сукина сына.

Гус понял. Ему сразу же все стало ясно.

— Ты чертовски крутой герой, hombre.

— Самый крутой. Круче тебя.