Шрамы как крылья

– Было и прошло, – говорю я. – Обмен впечатлениями о пережитом с кучкой таких же уродцев не изменит прошлого.

– Ты не уродец. Знаешь главное правило ковбоя? Если тебя сбросила лошадь…

– Залезь на нее снова, – договариваю я за него поговорку, которую частенько повторяли в нашей семье.

Гленн кивает.

– Если только ты упал не на кактус. Тогда ты некоторое время будешь кататься по земле, воя от боли. И надеюсь, ты помнишь, что это тоже нормально.

Ну да, как будто мой нервный срыв не нарушил бы негласного перемирия, которое установилось между Гленном, Корой и мной в прошлом году. Кора плачет за закрытыми дверями. Гленн забывается в работе. Я тихонько живу в тени Сары.

Мы постоянно изменяем и дополняем наше соглашение, но оно всегда сводится к одному: у каждого из нас свое горе – и говорить об этом не нужно.

На светофоре зажигается зеленый, и Гленн сворачивает налево, в сторону общественного центра. Комиссия сказала свое слово.

– Кстати, а где Кора?

Я-то ожидала увидеть ее с помпонами для чирлидинга в руках и плакатом с надписью «Добро пожаловать на психотерапию!».

– Она хотела приехать, но не смогла – у нее сейчас повторное собеседование на работу. – Гленн отвечает наигранно-веселым тоном, словно пытаясь радоваться тому, что Кора станет управляющей в продуктовом магазине.

– Понятно.

Руки Гленна крепко держат руль, под ногтями въевшаяся грязь – он работает в собственной автомастерской и возвращается домой все позже и позже. А теперь еще и Кора носится с мыслью о работе – мол, ей необходимо новое занятие. Не верю. До того, как я стала жить у них, Кора никогда не работала, однако в их семье все равно были деньги на отпуск, танцевальные лагеря и все, чего хотелось Саре.

Девятнадцать операций положили этому конец. После пожара несколько человек из моего родного города устроили сбор средств для пострадавших, но этих денег было недостаточно. За закрытой дверью спальни Гленн и Кора негромко обсуждают, что лимит по полису исчерпан, и тетя по телефону спорит со страховой о доплатах и франшизах.

Трагедия обходится дорого во всех смыслах.

– Ах да, Кора просила сказать тебе, что в группе поддержки есть девушка из этой же школы. Твоего возраста и все такое.

Типичная Кора. Думает, что дружба решит все мои проблемы. Я согласилась переехать в этот город именно потому, что мне не нужны друзья. Мои прежние друзья смотрели на меня в больнице как на незнакомку. Я ждала, что Хлоя рассмеется или Эмма начнет рассказывать о новом бойфренде, но они лишь пялились на меня, сдерживая слезы. Я поняла, что наши отношения уже не будут прежними. Я слишком отличалась от них и от себя прежней.

После моего переезда они пытались со мной связаться. Особенно усердствовала Хлоя. Но я не отвечала. Никому не надо, чтобы я была рядом, заставляя всех чувствовать себя неловко. Уж лучше так – им не придется иметь дело со мной, и я не буду смотреть на их попытки.

Так что я не ищу новых друзей или новой жизни.

К тому же Сара была моей двоюродной сестрой, моей лучшей подругой с самого детства.

Я выжила. Она умерла.

Конец истории.

– Мне не нужны друзья. Сколько можно говорить? Мне никто не нужен.

Похлопав меня по колену, Гленн снова повторяет, что эта группа может оказаться именно тем, в чем я нуждаюсь. Он улыбается уголком рта, искренне надеясь, что эти встречи исцелят и мое тело, и душу.

Я же надеюсь, что там хотя бы есть закуски и напитки.





Глава 7




Как только я захожу в комнату отдыха общественного центра, тут же попадаю в объятья доктора Лейн.

– Я так рада, что ты пришла!

– Кора и Гленн меня заставили, – уточняю я, чтобы не внушать ей ложных надежд.

Я снова чувствую себя виноватой. Из всех мозгоправов с их кликающими ручками и блокнотами доктор Лейн казалась действительно заинтересованной во мне, и не только во время наших получасовых бесед. Возможно, потому, что сама пережила подобное. При помощи косметики она творит чудеса, поэтому обожженная половина ее лица кажется всего лишь немного огрубевшей. Шрамы слегка стягивают кожу в уголке губ и испещряют руки, а в остальном доктор Лейн выглядит и действует как здоровый человек. У нее двое детей. Муж. И карьера.

Уверена, Кора надеется, что доктор Лейн, подобно фее, осыплет меня своей волшебной восстанавливающей пыльцой.

Я сажусь на один из стульев, выставленных кругом в центре огромного зала с безликой обстановкой, одинаково подходящей как группе жертв пожара, так и игрокам в лото. Кроме меня в этом кольце неловкости лишь двое подростков. Парень-старшеклассник сидит, сложив руки на груди, – одну нормальную, другую в морщинистых шрамах от ожогов, заканчивающуюся культей. Напротив него девушка теребит платье. Если у нее и есть ожоги, их не видно.

За четыре месяца, проведенных в ожоговом отделении, я неплохо научилась разбираться в шрамах. Насчет девушки ничего не могу сказать, но парень, судя по рубцам на лице и отсутствию правой кисти, явно держал в руках что-то взрывчатое. Они же, в свою очередь, пытаются «прочитать» мои шрамы. Их глаза потрясенно расширяются. Победа! Из нас троих я главный фрик.

История моих шрамов такова: потолок обрушился прежде, чем отец вытолкнул меня в окно, так что моя голова, руки и спина обгорели. С ногами вышло так: колени и лодыжки обожжены, бедра и ступни нет – благодаря шортам и тапочкам. Пижамная кофта спасла мой живот, грудь и поясницу – они почти не пострадали.


Разумеется, забор трансплантата подпортил целостность неповрежденной кожи, а потом мне пересадили еще и большой палец с ноги, так что теперь на мне практически не осталось места, не пострадавшего от пожара. Когда говорю про пересадки, то создается ощущение, будто меня похитили космические пришельцы и ставили на мне опыты.

Порой я мечтаю, что доктор Шарп однажды и в самом деле меня вылечит. Я даже сохраняю статьи и фотографии о хирургических операциях по имплантации бровей, об ушных протезах и о пузырях с водой, вводимых под кожу волосистой части головы, чтобы растянуть ее, а затем подшить к местам, где волосы не растут.

Разумеется, мои провисшие веки стоят на первом месте в списке воображаемых операций, которые никогда не будут сделаны, – страховые компании не хотят платить за дорогущую косметическую хирургию. К тому же после пересадки большого пальца с ноги на руку мы решили устроить перерыв. Дать передышку моему телу и банковскому счету Гленна.

Откровенно говоря, я наслаждалась отдыхом от беспрерывной череды операций, пересадок кожи и хождения закутанной в бинты, точно мумия. Каждый раз я надеялась, что, сняв тонкую ткань, вновь увижу себя прежнюю.

Надежда выматывает.

Доктор Лейн стоит в центре круга, одетая подобающим психологу образом: в юбку-карандаш и блузку с коротким рукавом. Я о такой и мечтать не смею – в ней станут видны шрамы на руках. Доктор Лейн начинает приветственную речь, когда двери вдруг распахиваются и в зал въезжает девушка на кресле-каталке.

– Извините за опоздание! – громкий голос разносится эхом.

Ее темные волосы забраны в высокий хвост, открывая ожоги на шее, – багровое пятно почти доходит до подбородка. Правый рукав у нее в ярко-розовую полоску, и я не сразу понимаю, что это компрессионное белье.

Правая нога тоже полосатая, а левая закована в такой же ярко-розовый, но без рисунка, гипс. Девушка походит на плод любви зебры и психоделического клоуна.

Она въезжает в круг из стульев и обводит нас взглядом.

– Хм, что-то это не похоже на сборы перед забегом по пересеченной местности.

Скрывая смешок за кашлем, я замечаю, что кроме меня никто не смеется. Девушка улыбается мне, а доктор Лейн терпеливо улыбается ей.

– Мы как раз собираемся познакомиться друг с другом. Пайпер, может, начнем с тебя?

Девушка выпрямляется в кресле.

– Я Пайпер. Попала в автокатастрофу шесть недель назад, в канун Нового года. Бо́льшая часть правой стороны моего тела покрыта ожогами второй степени. Все кости в моей ноге раздроблены. – Она хлопает по розовому гипсу. – У меня немного поврежден позвоночник, но это излечимо, так что в кресле я, тьфу-тьфу, ненадолго. А вот шрамы останутся со мной навсегда. Что еще? – Она задумчиво гладит подбородок. – Ах да, я люблю долгие прогулки на кресле по пляжу. По гороскопу я Телец.

Вторым представляется парень, но закончить у него не получается – он начинает плакать, и сквозь всхлипы мне удается разобрать что-то о костре и взрыве канистры с бензином. Я угадала.

Девушка без ожогов почти десять минут рассказывает о своих невидимых нам повреждениях от пожара, произошедшего из-за утечки газа, когда она была маленькой. Почему она до сих пор об этом переживает?

Слушая их признания, я мысленно переношусь в ожоговое отделение, пациенты которого мерились степенями ожогов и процентами повреждений кожи, словно наградами.

У меня обожжено шестьдесят процентов кожи, и почти везде третья степень – просто жуть. Огонь уничтожил все на своем пути: волосяные луковицы, потовые железы, жировые клетки и нервы. Руки обгорели практически до костей – это четвертая степень. Есть ожоги и второй степени, но они выглядят несерьезно по сравнению с остальной выжженной территорией. Да, они красные, припухлые и бросаются в глаза, однако затронут только верхний слой кожи.

Самое странное, что поначалу именно они чертовски сильно болят, в то время как ожоги гораздо хуже практически не ощущаются – нечем чувствовать, нервные окончания сожжены. Настоящей боли не чувствуешь, пока медсестры не начнут удалять обожженную кожу перед пересадкой.

Когда раны настолько глубоки, боль причиняет их излечение.

Я понимаю, что все смотрят на меня.

– Повторите, пожалуйста, что я должна сказать.

– Что-нибудь о себе. Решай сама, сколько и о чем, – говорит доктор Лейн.

Шею закололо, будто иголками. Все смотрят на меня и ждут подробностей возникновения моей лоскутной кожи.

– Меня зовут Ава. Я недавно переехала сюда из Юты. Учусь в школе «Перекресток».

Они ждут, но я молчу, и все взгляды устремляются на доктора Лейн. Первой тишину нарушает Розовая Зебра.

– Э-э… ты не собираешься рассказать нам о своих шрамах?

– Пайпер, я же просила тебя, – вмешивается доктор Лейн.

– Доктор Лейн, по-моему, она знает, что обожжена. – Розовая Зебра поворачивается ко мне и в насмешливом испуге прижимает руку к губам. – О боже, неужели я только что раскрыла твой секрет?

– Пайпер! Хватит! – обрывает ее доктор Лейн. – Следующие несколько месяцев вы все можете рассказывать о себе ровно столько, сколько захотите. Не существует правильных ответов и правильного количества информации.

Бросив пристальный взгляд на невинно улыбающуюся девушку в инвалидном кресле, доктор Лейн принимается рассказывать о том, что каждую неделю мы будем обсуждать новые возможности, придающие нам силы.

– Сегодня мы вкратце обсудим силу слов. Они имеют силу, потому что мы придаем им значение. Ненависть. Любовь. Надежда. Гнев. Давайте начнем со слов, которые описывают вас. Какое слово подходит вам больше всего?

Воцаряется неловкая тишина. Доктор Лейн обводит нас взглядом, однако молчит даже Болтушка без шрамов.

Доктор Лейн приятно удивлена, когда я поднимаю руку.

– Сегодня одна девушка назвала меня Фредди Крюгером.

– Ого, неслабо отожгла, – хихикает Пайпер.