Теневые блики

Говорят, меня в прямом смысле этого слова собирали по кускам. Не хочу об этом думать. Благодаря родителям Кадии — они возглавляют могущественный Дом Мчащихся, второй по важности после королевского Дома Ищущих — меня лечили так быстро и энергично, как никого и никогда. Шолох, знаете ли, давно уже ни с кем не воюет, а в мирное время мало находится идиотов, умудряющихся себя взорвать…

Я кое-как оклемалась. Главной задачей лекарей было заставить работать мою собственную магию, сделать так, чтобы она полностью посвятила себя задаче регенерации. Никто не может вылечить человека, кроме самого человека. Магия послушно сделала, что могла, а потом, судя по всему, сказала, что с нее хватит, и гордо хлопнула дверью.



Тогда я уже была в сознании, чем создала для лекарей проблему. Вырубить меня заклинанием не представлялось возможным — организм и так претерпевал слишком много магического вмешательства. Я лежала, привязанная к койке, и с ужасом наблюдала, как мое тело светится всеми цветами радуги поочередно.

— Постарайся не напрягаться и вообще не думать, — советовала мне медсестра. — Твое сознание сейчас из-за всех сил пытается захватить как можно больше унни, не мешай ему.



Я пыталась, но это было сложно. В голову лезли мысли, в том числе такие как «не думать, не думать, не думать, прахов прах, я должна не думать. Или я не должна думать, хм, как будет правильнее с точки стилистики, аааа, стоп, остановись!». И так далее.

До сих пор боюсь, что в последующем исчезновении магии виноваты именно те размышления. То есть моего счастья меня лишила не случайность и не глупость в выпускную ночь, а просто невозможность вовремя вырубить поток сознания.

Потом сияние просто прекратилось. Медсестра нахмурилась и подошла поближе. Выяснилось, что магия не завершила свою работу — левое ухо осталось разорванным, а кожа возле него пестрила шрамиками.

Сначала лекари решили, что мне нужно передохнуть и процесс выздоровления продолжится, но нет… В тот день спектакль закончился и занавес задернулся окончательно. Судя по всему, унни сочла, что я слишком распустила руки и решила разорвать наши отношения. Навсегда.



Существует множество теорий о том, что такое магия, откуда она берется и почему некоторые люди колдуют лучше, чем другие.

Но все философы сходятся в одном — у магии есть какое-то подобие разума. Если ты хочешь творить волшебство, то ты снова и снова вступаешь в схватку с унни.

Унни — это энергия, пронизывающая мироздание. Из нее состоит все сущее: деревья, моря, воздух, люди и животные. Когда ты колдуешь, то ты не просто потребляешь унни, а как бы навязываешь ей свою волю, порабощаешь какую-то частичку ее и, как победитель, меняешь на свой манер вселенную. Поэтому самые сильные маги зачастую выглядят как спортсмены: сильное, направленное вовне волшебство требует колоссального мышечного напряжения, как и всякая нормальная драка. Зачастую доунни еще и непросто добраться: ведь она скрыта под материей бромой. Единство унни, бромы и искр (другие народы называют их душами) создает мир, каким мы его знаем.



Осенью мне каким-то чудом удалось в сжатые сроки найти, «победить» и «сожрать» достаточно большое количество унни для того, чтобы восстановить свое бренное тело. И, кажется, в ходе той схватки она раз и навсегда уяснила для себя, как нужно уворачиваться от моей воли.

Это честно и нечестно одновременно. Но, в любом случае, до ужаса тоскливо.



Почти так же тоскливо как то, что завтра мне все-таки придется признаться в собственных проблемах с магией. Несмотря на мою яростную тираду друзьям, я не могу иначе. Затягивать ситуацию с Ведомством — не только бесчестно, но и себе дороже. В темноте я нащупала свеженькую татуировку Ловчей: герб с картой мира и розой ветров, голова ястреба под ним. Интересно, больно будет ее сводить?..

Мне представился Полынь со своими многочисленными висюльками и воспаленными черными глазами. Наверное, в дальнейшем мы бы подружились. Так что лучше пусть он сразу узнает, что стал куратором для неведомой зверушки, ни на что не годной — пока это не так горько для обеих сторон.



Я немного всплакнула, потому что восторг ушел, и осталось только привычное чувство собственной ничтожности, а потом наконец-то заснула, прижав ладонь к разорванному уху.



[1] Осома — волшебная трава, дает мягкий зеленоватый свет. Популярный вариант для освещения, один из четырех в Шолохе. Там, где растет осома, земля подсвечивается сама по себе. Благодаря тому, что осома очень неприхотлива и ей нужно совсем немного земли и воды, ею активно засаживают светильники-аквариумы: стеклянные чаши всевозможных форм. Осомой обычно подсвечивают вывески магазинчиков и таверн, аквариумы с ней расставляют по книжным полкам, небольшие кубы носят в руках на манер фонарей.





ГЛАВА 6. На острове-кургане




Профессиональная форма для тринапа включает в себя шлем, защитное снаряжение на шею (что-то вроде широкого твердого ошейника), плотный комбинезон из мистральной упружной ткани, а также гномьи наплечники, налокотники и наколенники. Любители могут играть в обычной одежде, но я не рекомендую. Вы думаете, вам больно, когда вы безответно влюбляетесь в какого-нибудь красавчика — так вот, НЕТ. Вам будет по-настоящему больно, если лассо зацепит вас за шею или стеганет по лицу.



"Из вводной лекции о правилах игры в тринап",



Мастер Пнивколено, тренер женской юношеской сборной

В девять утра ровно — звонкие часы на Ратуше не дадут соврать — я стояла перед зданием Иноземного Ведомства.

Обрамленное по бокам, как бакенбардами, крепкими молодыми дубами, оно щерилось на меня тремя парами беспрестанно распахивающихся входных дверей. Работники бегали туда-сюда, не давая им спокойно закрыться. У всех в руках были папки. Папки, папки и еще раз папки. Строгие, кожаные, с непременным ястребом и картой мира на обложке, с прицепленным на тонкую цепочку пером: ведь, по сути, госслужащие так же беспечны и забывчивы, как и дети, которым сквозь зимнее пальто пропускают варежки на веревочках… Я собиралась с духом, поэтому сжимала и разжимала кулаки, будто в кабинете лекаря перед плановой сдачей крови. Готовилась к признанию. Боялась и злилась. В голове играла воинственная музыка — для острастки.



— Привет! Готова к первому делу? Очень, очень интересное, — я вздрогнула от неожиданного хлопка по плечу.


— Полынь?

— Полынь, все верно, но в дальнейшем не уточняй очевидные вещи. Разворачивайся, нам сегодня надо во Дворец. Считай, тебе повезло — нечасто новички сходу попадают в святая святых Шолоха, — куратор выглядел таким бодрым и довольным, что у меня аж зубы заболели — очень не хотелось признаваться. Все его амулеты и талисманы были начищены до блеска, переливаясь на майском солнышке, как лучшая в мире иджикаянская лавка драгоценностей. Вот-вот окрестные сороки слетятся.

Я прокашлялась и, ковыряя носком сандалии землю, промямлила:

— Подожди, пожалуйста, надо кое-что обсудить. По идее, еще вчера стоило уточнить этот момент, но я сглупила, поэтому говорю только сейчас…

— Минуту, — он предостерегающе выставил вперед ладонь. На каждом пальце было по кольцу, на указательном — аж три. — От того, что ты хочешь мне сказать, зависит чья-то жизнь?

— Ээээ… Скорее нет.

— Тогда отложим на потом, — в ответ на эту реплику я тихо выдохнула. Будто едешь сдавать важный экзамен, но на полпути передумываешь и воровато разворачиваешься — прогуляю! Стыд и облегчение одновременно.

— А как же вступительные тесты? Селия вчера говорила, что…

— Тоже на потом. — Сердце выдало барабанную дробь. Полынь посмотрел на меня очень внимательно, будто прислушиваясь к этому сердечному соло, и осторожно, под локоть увел меня прочь от Ведомства.

То, что я промолчала — это слабость? Или веление судьбы? Предпринять еще попытку раскрыть карты или внять предостережению обстоятельств?



— Тинави, ты знаешь, кто такой баргест? — Спросил между тем куратор. Мы быстро удалялись от Нижнего Закатного Квартала в сторону Дворца. По дороге приходилось как следует работать локтями: Министерская площадь в Шолохе — одно из самых популярных у туристов мест.

Я на секунду замешкалась, так как мысли мои были далеко, но потом все же ответила, постаравшись выказать максимум эрудиции:

— Баргест — это нейтральный дух, предвестник смерти или несчастья. Чаще всего предстает в образе черного косматого пса. Является исключительно людям, в чьих жилах течет кровь срединного народа[1], то есть представителям семнадцати знатных Домов. Если постараться и принять меры, предсказанное баргестом можно миновать — собственно, обычно ради этого дух и приходит. Хотя история знает случаи, когда он просто злорадствовал, являясь за несколько минут до катастрофы — чисто чтобы посмеяться.

— Молодец, — кивнул Полынь. Сегодня его черные дреды были собраны в огромный клубковатый пучок на темечке, который смешно подпрыгивал при каждом шаге куратора. — Ты верно сказала — баргесты являются только знатным шолоховцам. В теории я могу представить расклад, когда баргест явится обычному горожанину — возможно, в нем есть гены срединников, хотя титул и не унаследован. Но вот чтобы баргест явился дриаде… Из ряда вон выходящая ситуация.

— Баргест и дриада? Это и есть наше дело? — удивилась я.

— Да, — подтвердил куратор, как ни в чем не бывало. Потом хитро взглянул на меня: — Вероятно, ты думала, что мы сходу начнем заниматься международными преступлениями, массовыми убийствами и шантажом высшего уровня? Такое у Ловчих тоже случается. Но текучка состоит из мелких дел. От того не менее интересных, впрочем. Баргест и дриада! Сущности из очень разных картин мира, как считаешь?

— Пожалуй, — я согласилась. — Может, дриада просто врет?

— Самое логичное объяснение выглядит именно так. Но она третий день подряд приходит в Ведомство и клянется, что видит баргеста — и при даче показаний ее так трясет, что департамент сжалился и решил все-таки отправить кого-то на проверку.

— Понятно.



Мы подошли к тяжелому кованному мосту, ведущему на остров-курган. Мрачные гвардейцы скрестили алебарды и перегородили нам путь. Яркий плюмаж на их шлемах никак не сочетался со зверскими физиономиями.

Помню, когда Кадия поступила на службу в Военное ведомство, ей, из уважения к Дому Мчащихся, сразу предложили тепленькое местечко в королевской гвардии. Она отказалась и до сих пор этому рада. Стоять на одном месте, не шевелясь, по шесть часов в день в дурацком головном уборе — сомнительное удовольствие! Для Кадии, самой энергичной личности в мире, точно не вариант.



Один из злобных стражей, сплюну вна землю при виде нашей парочки, рявкнул басом:

— Кто? Куда? Зачем?

— Ловчие. Во Дворец. По вызову, — передразнил его интонацию Полынь. Когда гвардеец заскрежетал зубами от подобного «неуважения», глаза Ловчего проказливо блеснули.

— Удостоверение?

Полынь начал скучающе, неторопливо заворачивать рукав на левой руке. Я с замиранием сердца стала повторять за ним, еще медленнее, что окончательно взбесило стража. Он аж вспотел, хотя, возможно, это из-за жаркой формы. Ох-ох-ох. Мое «удостоверение» так и не засияло, и сейчас, когда это обнаружится, кому-то будет бо-бо.

Но вот Полынь разобрался со своими многочисленными рукавами (да, он опять был в своей «маечной» хламиде-манаде) и поднял левую руку, приложив тыльную сторону ладони ко лбу. На предплечье вспыхнула татуировка, увидев которую, гвардейцы расступились. Я мигом отцепилась от собственного плаща и бочком-бочком проскользнула за куратором.



Когда пересекаешь Трекованный мост, то будто попадаешь в другой мир. Шолох — город, который последовательно и упорно отвоевывает у вездесущего леса пространство для жизни. Но дворцовый остров, напротив, решил капитулировать перед матушкой-природой. Здесь все утопает в зелени.

Кролики мирно скачут в густой траве. Среди кустов порхают желтые бабочки. Воздух наполнен упоительными запахами жасмина и гудением пчел. Вдалеке то и дело слышится приглушенный звон мечей: перед главным зданием дворца проходит тренировка.



Вперед убегала извилистая дорожка, каждые десять метров утыканная все новыми и новыми гвардейцами. Видимо, вместо кипарисов. Неприхотливы и функциональны, а молчат похлеще деревьев.

Дорожка привела нас к главному зданию Дворца — тому, что ступеньками поднимается по крутому склону кургана и представляет собой многоуровневое ажурно-игольчатое безумие. Безумие цвета взбитых сливок. Будто торт для великаньей свадьбы. Не помню, при каком из королей строили дворцовый комплекс, но тот правитель явно обожал все сладкое и воздушное. И заодно был очумевшим любителем ботаники: многочисленные плющи и вьюны водопадами спускались с разных этажей здания, превращая его в некое подобие травяного торта.