Теневые блики
Часть 35 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Кто такой Плюмик? — спросила я.
— Вот тот красавец, — Андрис кивнула в сторону маленькой совушки, сидевшей на ветке. Это был крохотный шарик, состоящий, казалось, из одних только мягких перьев и круглых глаз. Умилительный в любых других обстоятельствах, сейчас совенок сидел, насупившись, и смотрел на меня недобро. Видимо, тоже не выспался. — Ты следуй за Плюмиком на моей лошади, а у меня уже другое задание. Где тут ближайший двор кентавров?
Я махнула ей рукой в нужном направлении, и Андрис бодро отправилась туда. Кожаный рюкзачок подпрыгивал у нее на спине при каждом шаге. Плюмик нетерпеливо заухал и нахохлился.
— Тороплюсь, тороплюсь, — пообещала я, устраиваясь в седле.
Минуту спустя мы во весь опор мчались сквозь город. Небо только-только начинало розоветь на востоке. Я изо всех сил прижалась к шее лошади, потому что мое невыспавшееся тело так и клонило то в одну, то в другую сторону. Плюмик, смешно размахивая крыльями, летел впереди и на ходу умудрялся приветствовать начинающийся день каким-то странным кудахтаньем, неожиданно громким для его миниатюрных размеров.
***
Полчаса спустя совенок опустился на ветку сирени. Судя по всему, это был конец нашей скачки. Я остановила лошадь и огляделась. Мы находились в конце Посольского квартала, расположенного в самом сердце города. Вокруг царили удивительные постройки, соответствующие вкусам тех или иных иноземных дипломатов. Ничто не нарушало рассветную тишину, кроме стрекота одинокой цикады. Я недоуменно посмотрела на совушку.
Плюмик моргнул раз, другой, после чего — клянусь! — вполне по-человечески вздохнул и пролетел еще метров десять. За чьим-то бамбуковым садом виднелись воды рва Рейнича, а за ними — сам дворцовый остров.
— Мне что, вплавь до Дворца добираться? Крыльев-то нет, как у тебя, — буркнула я, обходя дипломатический участок.
Купания, впрочем, не потребовалось. Когда я подошла вплотную ко рву, то охнула от неожиданности. От Посольского квартала и почти до противоположного берега вела ледяная тропинка. И это в середине мая! Правда, тропинка эта выглядела крайне ненадежно — вся в лужах, частично уже совсем прозрачная. Дырявая по самый не горюй, короче, но все-таки. Зато там, в конце, она внезапно крепла, превращаясь в небольшую льдину ярко-белого цвета. Очень даже реальную льдину, судя по тому, что к ней были приставлены две лодочки, а на самой льдине стоял человек в знакомом сложносочиненном одеянии.
Я боязливо попробовала мыском лед. По ощущениям самый настоящий, но идти по нему не вариант, конечно — вон, даже те люди на лодках плыли, а как же я? За спиной у меня раздалось недовольное клекотанье Плюмика. Я обернулась. Совушка клювом указала мне еще на одну крохотную лодочку, привязанную уже на моем берегу, просто поодаль.
— Да ты умнее меня, зараза! — на свой манер похвалила я птичку. Залезла в плавсредство, подняла с днища весла и погребла к льдине.
До людей было метров десять. Это были Полынь, незнакомая мне Ищейка и два коронера. Ищейка и медики сидели в лодочках. Полынь склонился над телом на льдине. Льдина опасно трещала при каждом его движении.
— Я тут — возвестила я, подгребая. Коллеги кивнули мне в ответ. Объектом их внимания — и сидящих, и стоящего, — оказалась мертвая женщина. Она лежала на льду, лицом вверх, и все голые участки ее тела были покрыты странными символами и цифрами, изображенными черной краской. — Ох…. — выдохнула я. — Это что, шестая жертва?
— Как видишь, — буркнул Полынь.
— Уже известно, кто это? — я обплыла льдину по кругу, чтобы осмотреть тело со всех сторон. Залезать туда не стоило — лед стремительно таял, расходясь трещинами под куратором и трупом. Полынь тоже увидел это и поспешил спрыгнуть ко мне в лодочку. Нас жутко зашатало, но обошлось. Не хотелось бы стать завтраком для ливьятанов!
— Достоверно неизвестно, но у меня есть очень веское предположение… Момент.
Куратор достал имаграф и поколдовал немного. Мы все послушно замерли. Когда раздался хлопок и стеклянный шар для «быстрых картинок» заволокло туманом, Полынь раздал указания сотрудникам Ведомства, а сам погреб вместе со мной прочь. Коронеры начали осторожно стаскивать труп в свою лодочку.
Судя по ругани и вскрикам за спиной, получилось у них не очень. Надеюсь, не выронят: лодочки у всех у нас — одно название!
— Так что же у тебя за предположение? — спросила я.
— Думаю, это одна из наших подозреваемых, Айрин. Вчера Ищейкам так и не удалось обнаружить ее среди ста двадцати проживающих в Шолохе женщин с таким именем… Та же ситуация была с Мелиссой. Но несколько часов назад произошли два события. Во-первых, городской патрульный обнаружил эту льдину и труп на ней. Поскольку наше дело о маньяке неизвестно общественности, он сначала вызвал Смотрящих. Те вспомнили, что где-то недавно фигурировали трупы в краске, отправили запрос, поняли, что это наше дело, послали за дежурным Ловчим, тот вспомнил обо мне и вызвал меня. Все они бесконечно плавали туда-сюда и общались с помощью официальных ташено-бланков, заполненных по всем правилам. Это вечное бюрократическое промедление, чтоб его… Короче, когда я приехал сюда, случилось еще кое-что, что и натолкнуло меня на мысль о личности убитой. Помнишь, я повесил Сеть Знания на дом Бундруми? В общем, за полчаса до рассвета к нему прилетела ташени с текстом: «Господин Бундруми, Айрин у вас? Мелисса». Бундруми ей ответил: «Дорогая Мелисса, этой ташени вы выдали себя Ловчим. Я уже сутки под домашним арестом. Будьте прокляты со своей подругой за то, что испортили мне жизнь. Бундруми».
— Ого! Интересненько, — развеселилась я. Под нашей лодочкой меж тем мелькнула черная извивающаяся тень ливьятана: длинное тело, слегка проступающие над поверхностью шипы. Подводный змей начал лениво виться вокруг лодки. Я тяжело сглотнула, а Полынь, не мудрствуя лукаво, шлепнул его по голове веслом: «Сгинь!». Тварюга испугалась и быстро поплыла прочь. Я выдохнула.
— Вот и я так подумал — интересненько, — ответил мне куратор. — При этом, судя по допросу Бундруми, тексту обоих ташени и тому факту, что подозреваемая не знала о его аресте, ювелир действительно не был близко знаком со своими заказчицами. А значит, то, что Мелисса написала ему — это из ряда вон выходящее поведение. Вероятно, она была взволнована и нигде не могла найти Айрин. В общем, я послал Андрис к дому Бундруми — пусть отследит ташени. Ну а по дороге она разбудила мою ленивую ассистентку, — покосился на меня он, недовольно сузив чернющие глаза. Я гордо проигнорировала это взгляд.
Он продолжил:
— Тем более, заметь — в этот раз маньяк не стал как-либо скрывать труп. Наоборот, он буквально бросил его на виду, черной краской и рисунками наружу. Я бы сказал, что это своебразный вызов.
— Значит, когда Андрис сделает свое дело, мы поедем по адресу и схватим Мелиссу?
— Да. Если она еще жива.
Мы вылезли из лодочки, привязали ее и сели на берегу рва Рейнич. Точнее, это я села на скамейку, а Полынь начал задумчиво шагать вокруг оной. Мне кажется, если мы пробудем тут достаточно долго, он вытопчет еще один мини-Рейнич, который будет охранять не Дворец, а меня.
— Вообще, если избавляться от подельников, то логичнее сразу от двух, — прикинула я. — Точно нигде нет седьмого трупа?
Полынь остановился и со значением поднял указательный палец:
— Вот-вот. Я тоже подумал об этом и запросил срочный обход территории Дворца. Пока все чисто, то есть Мелисса, может, и убита, но точно не по всем «правилам» нашего маньяка. Если при этом окажется, что на льду у нас Айрин, сложно будет переоценить важность такого открытия.
— Получится, что маньяк не готов убивать сразу двоих по ритуалу с черной краской, — я кивнула.
— Именно. А значит, двухнедельная пауза между убийствами все меньше становится похожа на совпадение: он может совершать лишь одно убийство за раз. Или, другая опция, — не все люди на территории Дворца подходят для целей маньяка. Например, Айрин подошла по каким-то параметрам, а Мелисса — нет.
— Что-то легче не становится…
— Становится-становится. Много смутных гипотез куда лучше, чем ноль аксиом, — не согласился со мной куратор.
Я потеребила больное ухо — есть у меня такая привычка в случае усиленного мысленного процесса.
— Полынь, а как ты думаешь, почему Айрин убита не на острове-кургане? Почему здесь вообще была тропинка изо льда?
Он пожал плечами:
— Точно не знаю. Возможно, именно так наш маньяк всегда и проходил на остров: чтобы не светиться в записях охраны. И в этот раз подумал, что магия кургана — если ему все-таки важен именно этот момент — сработает и на таком расстоянии… — Полынь критично окинул взглядом лед, розовеющий в лучах пробивающегося сквозь деревья солнца.
Неожиданно глаза куратора расширились:
— Погоди! — почти крикнул он и снова начал наворачивать круги, куда более быстрые, чем до этого. — Это не маньяк сделал ледяную тропку. Это Айрин сделала ее для него. Вероятно, она всегда ходила с ним на убийства, создавая вот такой проход. Создавала и уничтожала, когда они перебирались на другой берег, чтобы никто не заметил. Но, когда маньяк решил избавиться от нее, он сделал это на полпути, не доходя до Дворца — по одной простой причине…
Я резво вскочила на ноги, потому что меня тоже осенило. Ох, это же самое прекрасное чувство на свете — когда у вас в голове неожиданно вспыхивает яркая, ясная, наверняка правильная идея!
Я отбарабанила, быстро-быстро, чтобы Полынь не смог опередить меня:
— Маньяк убил ее на дорожке, потому что иначе не смог бы вернуться с острова. Дорожка могла бы растаять, как сейчас. У него все-таки нет магии! Я не зря сказала тогда про голубей, Полынь, юхуууу! — я запрыгала, радуясь, как ребенок.
Куратор, впрочем, поспешил остудить мой пыл:
— Нет, погоди. Может быть, он просто не умеет превращать воду в лед, потому что не шарит в магии преобразования — это весьма специфическая дисциплина. Но ты молодец.
— «Но сильно не рассчитывай, но так держать, но-но-но-но», — передразнила его я, вспоминая вчерашнюю беседу.
Полынь хохотнул:
— Но… Но пищи для размышлений у нас с тобой теперь полно.
Мы примолкли, потому что на фоне рассветного неба в нашу сторону неслась ярко-желтая ташени. Не успела бумажная птичка долететь до адресата, как ее с уханьем перехватил Плюмик. После этого совенок с мгновенно обмякшей ташени сел на плечо Полыни и вручил хозяину послание.
— Ну ты и ревнивый вырос, — хмыкнул куратор. Я удивилась:
— Это что, уже взрослая птица? — Плюмик, сидя на плече Ловчего, едва дотягивал по росту до уха человека.
— Ага, карликовая порода…. Так. К Мелиссе я поеду один. А ты дуй в Иноземное Ведомство и жди меня в кабинете.
Я запротестовала:
— Хей, так нечестно! Зачем я тогда вообще приперлась сюда в такую рань?
— Принятые начальством решения не обсуждаются. Не забудь, кстати, насыпать овса лошади Андрис в ведомственном стойле, — куратор зевнул, — и, пожалуйста, купи нам кофе по дороге.
— Хорошо, босс, — буркнула я.
Полынь пошел прочь. Плюмик на его плече повернулся на сто восемьдесят градусов, клювом ко мне, и ехидно надулся, издав какой-то мерзкий звук на мотив чаячьего крика. Прах побери, почему это сова-недорослик так ко мне относится?!
***
Лошадка Андрис оказалась умницей: по дороге я позорно заснула, но она шла так мягко, что я даже не свалилась. Достижение, однако!
Оказавшись на Министерской площади, как и было велено куратором, я направилась не сразу в Ведомство, но, сначала, в кафе по соседству — за кофейком. Времени было уже почти семь утра, и, значит, столица оживала — любителей рано вставать у нас тут выше крыши. Несколько столиков забегаловки были заняты. Я попросила кофе и булочки на вынос и присела в ожидании.
— Доброе утро, Тинави! — неожиданно окликнули меня из-за соседнего стола. Оглянувшись, я увидела лыбящегося в мою сторону белобрысого Мелисандра Кеса. Я обратила внимание, что при свете дня его загорелая бронзовая кожа на тон темнее волос — признак южанина. Вызывающе-белая рубашка, не до конца застегнутая, красная бабочка прямо на голой шее и черные брюки казались очень экстравагантными для раннего утра. Зато ноги чужака были босые, волосы всклокочены, под глазом огромный фингал. Очков, кстати, нет. Я подскочила вместе со стулом.
— Мелисандр! Почему вы так выглядите, во что вы ввязались ночью?
Историк захохотал и радостно хлопнул ладонью по столу. Стол вздрогнул. Наше громкое поведение очень не понравилось хозяйке и остальным клиентам. Во избежание конфликта, я подсела к иноземцу, дабы мы стали потише. Он радостно заявил:
— Отличная формулировка! Нет чтобы спросить, все ли у меня хорошо. В ваших же словах сходу слышно и обвинение, и профессиональное желание поскорее дополнить свой отчет, и намек на то, что про мой день вам все известно.
Я покачала головой:
— Вы анализируете то, что анализировать не надо — что пришло в голову, то и сказала. Так все же, что случилось?
— Подрался, — он пожал плечами. — А обувь проиграл в карты, — у меня от удивления открылся рот. — Мы, асеринцы, весьма эмоциональные люди, так что не волнуйтесь. Два бокала — и я начинаю воспринимать мир слишком серьезно для бесконфликтного поведения.
— Разве историки дерутся?