Тень разрастается

Несколько часов спустя мы все-таки взобрались на указанный Анте Давьером горный пик. Экспедиция, конечно, оказалась не сахар — ну, разве что по цвету.

Сначала все было хорошо. Дорога вниз, благодаря сколозкам, прошла весело. Бодрое настроение задавали разудало гикающий и то и дело срывающийся вниз Мелисандр, деловитая Йоукли, откуда-то умеющая прекрасно кантоваться (давьерово словечко), и Кадия. Последняя, не мудрствуя лукаво, просто села на свою сколозку попой и поехала вперед ногами, ровненько, аккуратненько, тормозя, где надо, выставленными по сторонам руками. Очень гордая собой и тем, что Дахху уступил ей все-таки белый рюкзак взамен пестрого. Сам Смеющийся не выразил большого энтузиазма на тему зимних видов спорта. Он предпочел держаться возле Полыни, который покрыл склон за пять Прыжков, после чего практически перестал быть видимым.

— Твой выход, Тинави, — цокнул языком куратор, когда мы оказались в нижней точке межгорья. Шапка, шарф и пальто на прозрачном теле смотрелись жутковато.

Я подняла взгляд на гору, встающую перед нами, будто белоснежная стена здания:

— Надеюсь, мне снова повезет, и никого из нас не расщепит!

— Эй, дитя богов, может, тебе как-то размяться для начала? — обеспокоился Мелисандр, отнюдь не вдохновившись глаголом «расщеплять». — Попрыгай сама туда-сюда, взбодрись — а там уже и нас прихватишь, а, Ти?

Ребята горячо поддержали его предложение, но Анте Давьер категорично покачал головой:

— Не стоит думать, что ее силы безграничны. Тинави быстро выдохнется, а нам определенно стоит поторопиться, — и он кивнул на замороженного Лиссая, который, и впрямь, казался уже не таким стеклянным, как прежде.

— Если что, помрем все вместе и за благое дело, — улыбнулась я. — И портал заодно уничтожим, от Зверя мир избавим.

У всей моей бравой команды будто разом заболели зубы — так их перекосило.

— Да, это ты утешила, конечно! — Кадия озадаченно почесала голову, но тотчас первая, смело, подхватила меня под локоток. — Ну, дерзай!

Остальные также обступили меня.

Я Прыгнула.

И — та-да! Успешный успех. Мы оказались на примеченной мною площадке почти на вершине искомой горы. Эдакое плато, выпирающее полукругом, напоминающее скорее искусственную столичную смотровушку, нежели природное образование. Плато обрывалось сногсшибательными видами, а сзади, будто забором, было окружено острыми пиками скал.

После Прыжка я не чувствовала такой уж усталости — скорее, приятное возбуждение от осознания своей, как мне казалось, постепенно растущей магической мощи. Как будет здорово, когда мы с унни окончательно сроднимся! И что это я расстроилась давеча?

— Красиво-то как… — выдохнул Дахху. Смеющийся приставил одну руку козырьком ко лбу, а другой вытащил из-за пазухи дракошку. Посадив ящерку на ладонь, он кивком головы привлек ее внимание к простирающейся внизу горной долине: — Смотри, Бурундук! Это все — твоё.

— Кря, — отнюдь не по-царски сказала Бурундук.

Горы лежали под нами, угловатые, объемные, воздушные, будто бумажные фигурки, сложенные рукой мастера. Белые хлопья облаков, разметанные непокорным северным ветром, цеплялись за острые вершины и легонько подрагивали на них, как огромные пуховые бабочки. Солнце играло по всей долине, заставляя снег нестерпимо блестеть. Прищурившись, я увидела, что небесные лучи преломляются в вышине: пробиваясь сквозь некую прозрачную преграду, ломаются, меняя угол наклона.

— Это вот это купол над драконами? — я указала Давьеру на едва уловимый эффект.

— Да, — кивнул маньяк. — Как видите, мы уже под ним.

— А его-то мы как разбивать будем, чтобы до моря добраться? — полюбопытствовал Мелисандр.

— Его разбивать не придется. Выйти через него может кто угодно. Он запрещает только вход, — невозмутимо пояснил маньяк.

— А ты откуда-с-с-сс знаешь-с-с-с-с? — спросил очень подозрительный, сильно шепелявый голос из-за наших спин.

Мы все дружно подпрыгнули, вызвав, тем самым, небольшую лавину. Но нам было все равно, ибо мы обернулись и увидели говорившего.

— Грёк твою налево… — Кадия едва слышно, но все же рискнула выразить всеобщую эмоцию.

Я ограничилась тем, что тяжело сглотнула и вытаращила свои и без того круглые глаза. Дахху успел спрятать королеву Бурундук под куртку и теперь прижимал руки к сердцу так отчаянно, что я испугалась, что у него инфаркт. Полынь и Андрис синхронно — обвиняюще, в стиле Иноземного ведомства, — сложили руки на груди, а Мелисандр со вкусом присвистнул.

— Я много чего знаю, Петр, — высокомерно ответил Анте Давьер.

В отличие от нас, он обернулся только сейчас. До этого маньяк с небывалым интересом следил за ходом лавины, которая быстро переросла в большую, очень даже большую, с грохотом заволакивающую межгорье слоями сходящего снега.

— Тебе извес-с-с-с-стно мое имя-я-я-я? — озадаченно протянул Петр, высовываясь еще чуть сильнее из-за частокола окружавших наше плато скал.

— Равно как и тебе — мое, — развеселился Давьер, и, кажется, я впервые засекла на его лице беззаботную улыбку.

— Как таааааааак-с-с-с? — Петр наклонил удлиненную башку вбок, и один из острых шипов, растущих у него из весьма лопоухих ушей, чуть не сбил стоящую на краю обрыва фигуру Лиссая. Охнув, я метнулась туда, и на всякий случай больше не отходила от своего несчастного принца.

Дракон — а Петр был именно драконом — проводил меня задумчивым взглядом. Он моргнул — и я с легким оцепенением увидела, как прозрачная вуаль — третье веко — затягивает и снова обнажает сплошной зрачок дракона, слева направо, вслед за веками обычными. Глаз дракона был размером с мою. Голова дракона — с миниатюрное магретто. Сам дракон — неизвестно, ибо туловище его, чешуйчатое, переливающееся всеми цветами фиолетового, скрывалось за ближайшей скалой. К нам же — на разведку — была выпущена лишь голова на длинной, гибкой шее.

— Петр-Петр… — наигранно сокрушался Анте Давьер.

Мы все удивленно косились на маньяка. Даже с большой натяжкой его нельзя было назвать «легким» человеком (и это если забыть о всем его преступлениях): обычно рядом с Анте неприятно находиться, он будто высасывает из тебя силы и настроение. Но сейчас — сейчас он казался вполне очаровательным:

— А еще говорят, у драконов хорошая память!

— Не понимаю-с-с-с-с-с! — сощурился Петр. Где-то там, за скалой, мы услышали удар. В воздух взметнулась белая крошка — кажется, ящер хвостом стукнул о снежный наст, как раздраженный кот.


В долину межгорья побежала еще одна лавина.

Теннет проследил за ней взглядом, вздохнул и перешел на какой-то незнакомый нам язык. Глаза дракона расширились:

— О?! — сказал он, и теплое его дыхание на этом звуке разом согрело всю нашу маленькую экспедицию.

— Да, — с жаром сказал Теннет, и снова пустился в объяснения.

— О… — дракон сокрушенно покачал головой из стороны в сторону, и я еще крепче обхватила закачавшегося было Лиссая.

— Ты дальше послушай! — пылко возразил Теннет и начал, судя по интонациям, рассказывать какой-то анекдот.

Это он, конечно, маханул.

Смех дракона мы пережили еле-еле. Только сбившись крепкой кучкой и склонившись до самой земли, как прибитый ветром озерный камыш, мы смогли удержаться на ногах, а не бесславно улететь на дно ущелья…

Тут Давьер понял, что надо сворачиваться.

— Петр, проводи нас в лагерь. У нас подарок, который придется драконам по вкусу, — сказал маньяк.

— Хорошо-с-с-с-сс… — затрепетал смешными ушами дракон и втянул голову куда-то за скалу. — Пойдемтес-с-с-с….

Подталкиваемые взглядом Анте Давьера, мы дружно засеменили по огромной борозде, оставленной в снегу драконьей шеей. Вперед двинулись Полынь с Мелисандром, с руганью волочащие принцеву фигуру, дальше Дахху и Андрис.

Кадия же приблизился к маньяку и негодующе прошептала, тыча пальцем ему в лицо:

— И ты хотел убить этого лапочку?!

— Не этого, — маньяк помрачнел. — Петр — мой старый друг, привратник. Я бы выбрал кого-то из спящих, незнакомых ящеров.

— Все равно отвратительно… — выдохнула стражница и потопала за остальными.

— Кэйди… — жалобно — я не шучу, правда жалобно! — крикнул ей в спину Теннет. А потом обернулся ко мне за поддержкой.

— Я на ее стороне! — быстро сказала я. — А что это за язык, на котором вы говорили?

— Латынь. Если тебе это что-то даст, — с Анте Давьера в одно мгновение сползла вся его недолгая приятственность. Передо мной снова стоял злобный и высокомерный типчик.

А что ты ему сказал? — поинтересовалась я. — Ему как вообще — нормально, что тут чужаки расхаживают по их долине?

— Петр — весьма добрый дракон. А еще, будучи Привратником, он единственный, кто не спит. Вообще не спит уже больше тысячи лет — с тех пор, как погибла прежняя самка. Оберегает остальных. Поэтому он рад компании, даже, скажем так, несанкционированной.

— А остальные драконы столь же милы? — подозрительно уточнила я.

Но Давьер уже отвернулся и не удостоил меня ответом.

Ой-ой-ой.





* * *


Мы долго шли за Петром.

По дороге Анте Давьер предпринял еще пару попыток приблизиться к Кадии и, видимо, как-то перед ней оправдаться. Как и следовало ожидать, ответом ему было лишь ледяное и непроницаемое выражение лица подружки. А потом прямо в нос маньяку и вовсе прилетел плотный и, наверное, весьма болезненный снежок, «нечаянно» запущенный Мелисандром.

— Извиняй, мужик! — с широченной и наглой улыбкой извинился саусбериец, — Я в Тинави целился, чтоб, значит, она не расслаблялась. Но промахнулся. Без обид?

Давьер не ответил.

Зато невидимый Полынь впереди, все еще играющий роль принцева грузчика, подал голос:

— Господин Кес, я вас как бы жду.

— Иду-иду! — осклабился Мелисандр.

Второй снежок прилетел Давьеру в лоб.

— Ой! Опять промахнулся! — притворно ахнул Кес и, гогоча, пошел помогать куратору с драгоценной ношей.

Маньяк, молча утерев лицо, по широкой дуге обошел всех ребят перед ним и догнал ползущего впереди Петра. Они с драконом о чем-то живо заговорили — все на том же неизвестном языке.