Щепотка магии

– Про тюремную башню? Да то же, что и всем, по большому счету.

– Кое-что и я знаю, – сказала Бетти. – Знаю, что она была частью старой крепости и что там держали ведьму, Соршу Спеллторн. Мне интересно, можете ли вы рассказать что-нибудь еще.

Фингерти снова окинул ее долгим взглядом.

– А почему спрашиваешь?

Бетти посмотрела на него в упор – так дерзко, как только могла.

– Если я вам расскажу, получите даром только одну пинту вместо двух.

– Справедливо. – Фингерти поскреб щетинистый подбородок длиннющим ногтем. – Сорша Спеллторн. Кто-то звал ее ведьмой, но я бы назвал иначе – колдуньей.

У Бетти что-то трепыхнулось внутри. Колдунья. Это звучало куда внушительнее, чем ведьма, – и уж конечно, колдунья была способна наслать проклятие. Если Фингерти хоть что-то знает о том, как она это сделала, а главное – зачем, то, возможно, это проклятие получится снять.

– Когда говорят о ведьмах, обычно упоминают всякие пустяки, – продолжал Фингерти. – Примочки от бородавок, любовные зелья – так, ерунда. Но Сорша… насколько я знаю, у нее был особый случай.

– Из-за этого ее и заточили в башне?

– А это смотря кого послушать. Видишь ли, кто-то говорит, что свое колдовство она применяла во вред. А кто-то… ну, кто-то думает, что ее ложно обвинили. – Он сидел, глядя в огонь, и его хмурое лицо смягчилось – мрачность понемногу перешла в обеспокоенность. – Ну и не забывай: давно это было, больше сотни лет назад. Думаешь, это сейчас у нас народ суеверный? Да ты просто не представляешь, что было тогда…

– А вы что думаете? – спросила Бетти.

– Что я думаю – неважно. – Фингерти надул щеки так, что стал похож на хомяка, и шумно выдохнул. – Но я расскажу тебе, что знаю, ну или, по крайней мере, до чего дошел своим умом, если ты хоть на минуту перестанешь встревать. Это моя история, и я ее рассказываю по-своему. А рассказывать истории лучше всего с начала, ясно тебе?

Бетти кивнула, не смея больше перебивать.

– Никто не знал, откуда она взялась, – начал Фингерти, откидываясь на спинку стула. – И это странно – учитывая, что почти все знали, чем она кончила. – Он отхлебнул пива. – Сорша Спеллторн родилась на Туманных топях в ненастную зимнюю ночь, в маленькой лодке. О ее рождении записей не осталось, но считается, что тогда был день зимнего солнцестояния. Самый короткий день, самая долгая ночь – которая стала последней для трех человек.

Кто-то вошел в «Потайной карман», и по ногам потянуло сквозняком. Бетти подвинулась ближе к огню.

– Она появилась из ниоткуда, – продолжил Фингерти. – Утлую лодчонку выбросило штормом на мель; дно у нее было пробито; она застряла и начала тонуть. Ближе всего было до острова Невозврата, но расстояние все же было далековатым, а ночка выдалась слишком бурная. Когда островитяне посмотрели в подзорную трубу, они увидели на мели женщину. Трое человек сели в лодку, чтобы спасти ее, – двое мужчин и женщина. Это были два контрабандиста и шпионка, а в остальном о них ничего и не известно. Когда они добрались до места, то обнаружили, что женщина только что произвела на свет крошечную дочурку. Они умудрились перенести обеих в свою лодку – за пару мгновений до того, как пробитую посудину затянуло под воду, – и пустились в обратную дорогу на остров Невозврата. Путь выдался тяжелым: одного из контрабандистов и шпионку забрали топи, а наутро другой контрабандист, доставивший мать с ребенком на землю, тоже умер – слишком много воды нахлебался, легкие не выдержали.

Фингерти умолк и покачал головой. Бетти сделала глубокий вдох, чувствуя, как глаза щиплет от слез: частично из-за того, что она только что услышала, частично – из-за мыслей о собственной утонувшей маме.

– Они жили на острове Невозврата, всеми презираемые, – прошептала она сквозь слезы. – И все же они пожертвовали жизнью, чтобы спасти двух незнакомцев.

– Угу. И не только жизнью. Когда люди вот так умирают, жертвуя собой… ради ребенка… – Фингерти уставился в стакан с пивом. – Даже теперь они известны только по своим преступлениям. Их имен никто не помнит – вспоминают только их ошибки. Нет полностью хороших людей, нет целиком плохих. Иногда лучшие люди совершают самые ужасные поступки, а худшие, наоборот, самые благородные и героические. Что бы они ни делали прежде.

– Тот ребенок – это была Сорша? – спросила Бетти.

Фингерти кивнул.

– Они остались на острове Невозврата – в благодарность за спасение. Сорша выросла, из ребенка превратилась в девочку, потом – в молодую женщину. И люди начали подмечать, что с ней что-то не так. Замечать всякие странности.

– Какие, например? – спросила Бетти, почувствовав, что на этот раз Фингерти специально сделал паузу и чего-то ждет.

Он кивнул на стакан. Бетти и сама не заметила, как он опустел. Она схватила его и побежала к стойке, где Флисс заканчивала кого-то обслуживать. Бетти с нетерпением забарабанила по стойке, и Флисс второпях пролила часть пива мимо стакана и чуть ли не швырнула посетителю сдачу. Бетти увидела, как молодой человек, которому она наливала пиво, собирает монетки, раскатившиеся по всей стойке.

– Хорошо, что бабушка этого не видела. Как и того, что он по тебе вздыхает.

Флисс пренебрежительно махнула рукой. Она явно забыла, что недавно вздыхала по нему сама. В этом вся Фелисочка, подумала Бетти.

– Что сказал Фингерти? – спросила Флисс.

– Мы пока разговариваем. Он кое-что знает про девушку из башни, – сказала Бетти. От предвкушения тайны ее колотило, и она беспокоилась, сможет ли донести пиво до стола, не расплескав. – И он еще не все рассказал. Давай скорее!

Флисс поставила чистый стакан возле бочки с «Пестрой хрюшкой» и налегла на кран. Наружу вырвалась пенистая струя.

– Он и вправду такой мерзкий, как говорят?

– И да, и нет, – ответила Бетти. – Он, конечно, тот еще вредный старикан, но на уговоры он поддался легче, чем я рассчитывала. – Она произнесла это не без гордости, радуясь тому, что тоже может быть убедительной… пусть даже благодаря подкупу, а не личному обаянию.

Флисс поставила полный стакан на стойку.

– Может быть, все, что ему нужно, – немного тепла. Может, он рад, что кто-то в кои веки решил его выслушать.

Бетти фыркнула.

– А может, ты надышалась пивом. Как только закончится бесплатная выпивка, историям тоже придет конец. Вот увидишь.

Она вернулась за столик к Фингерти, поставила перед ним пиво и села, заметив краем глаза, что Флисс крутится неподалеку в надежде что-то подслушать. Фингерти неспешно сделал глоток, и над губой у него остались усы из густой пены.


– Хорошо, – сказал он, снова откидываясь на стуле. – Ну, слушай.

И он начал историю Сорши Спеллторн.





Глава 11

История Сорши




Плюх! Яйцо просвистело мимо Сорши и угодило прямо в Прю. По непонятной причине оно отскочило от нее и разбилось, упав на землю у ног девочки и перепачкав ботинки склизким белком и золотистым желтком.

– Эй! – гневно воскликнула Сорша, но виновники происшествия уже нырнули в переулок за рынком – только их смех звенел в воздухе. Сорша вздумала было погнаться за ними, но услышала, как всхлипывает сестренка, и отказалась от этой мысли.

– Все хорошо, Прю, – пробормотала она, наклоняясь и доставая платок. Она тщательно оттерла ботинки, стряхивая осколки скорлупы в дорожную пыль. Сорша чувствовала, что люди на них смотрят, но дело происходило на шумном рынке, и зеваки рядом не задерживались. Она привыкла к чужим взглядам.

– Вот так. Почти все отчистилось. Ты видела, кто это сделал?

Прю задумалась.

– Сын свинопаса и еще несколько человек. Они кричали всякое про нас… и про маму. – Она снова всхлипнула, смаргивая слезы.

– Не плачь, – сказала Сорша, уже мягче. – Спорить готова, что они в тебя даже не целились. Наверное, хотели попасть в меня.

Прю тут же перестала плакать и просветлела лицом, и Сорша почувствовала себя не в своей тарелке – хотя не смогла бы объяснить почему.

– Что они говорили? – спросила Сорша, уже сама обо всем догадываясь.

– Что мы не настоящие сестры. Что вы с мамой – ведьмы из топей. Что вы принесли людей в жертву с помощью злого колдовства, чтобы выжить. И что она околдовала папу, а потом…

– Тише, – попросила Сорша, заметив, что пронзительный голосок Прю привлекает любопытные взгляды.

Прю не мигая смотрела на нее своими удивительными глазами. Они с Соршей были совершенно непохожи. В то время как Сорша унаследовала необычную внешность матери – золотисто-каштановые волосы, смуглую кожу, зеленые глаза, – Прюденс выглядела как типичная островитянка, бледная и русоволосая. А глаза у нее были такие светлые, что трудно было сказать, какие они – серые, зеленые, голубые, есть ли у них вообще хоть какой-то цвет. Их часто описывали как «рыбьи», и, хотя Сорша чувствовала, что это грубо, втайне она была согласна с таким определением.

Сорша вздохнула, подняла корзину и засунула грязный платок в карман передника.

– Идем.

Она взяла Прю за руку и повела с рынка домой. Через несколько минут она попыталась выпустить ее липкую ручонку, но Прю упрямо вцепилась в ладонь сестры. Прюденс было восемь, всего на два года меньше, чем Сорше, и все же временами казалось, что разница между ними куда существеннее.

– Мы – сестры, – сказала Сорша, как только они оказались на тихих улочках. – Что бы кто ни говорил.

Они шли молча, быстрыми шагами. Наконец Прю отпустила руку Сорши, чтобы потуже завернуться в шаль. Было прохладное весеннее утро, и на лугах до сих пор сверкал иней. Домики были разбросаны вдоль дороги, словно хлебные крошки. Их собственный находился на отшибе – изгой, как и они сами.

Когда их глазам открылся луг, задул сильный ветер, напоминая, что до прибрежных скал отсюда рукой подать.

– Интересно, как оно там, за топями? – по своему обыкновению спросила Прю, кивая в сторону далекого туманного берега.

– Лучше, – ответила Сорша. Иногда, когда они с мамой отправлялись на прогулку, она смотрела на большой остров Вороний Камень с вершины утеса. В ясный день можно было различить крыши, церковный шпиль и маленькие лодочки на воде. – Люди там могут приезжать и уезжать, когда им вздумается. Не то что здесь.

– Там живет папина семья, – не без гордости заметила Прю. – Так мама говорит.

– Может, так оно и есть, – сказала Сорша. – Но ты с ними никогда не встречалась и вряд ли встретишься.

Прю упрямо вздернула подбородок.

– Иногда люди туда попадают.

– Иногда, ага.

Мама слышала, что когда-то давно люди с острова Невозврата зарабатывали себе пропуск на большой остров – совершив что-то хорошее, сделав что-то во имя всеобщего блага. Но за те десять лет, которые Сорша провела на острове, люди покидали его разве что в заколоченных ящиках, отправляясь в свой последний приют на острове Утраты.

Мама никогда не говорила с ними об отце Сорши или о том, где она жила, прежде чем оказалась на острове. Отца Прю тоже давно с ними не было. Едва он вышел из тюрьмы и прибыл на остров Невозврата, он встретил маму и потерял голову – вопреки предостережениям прочих островитян. У Сорши сохранились смутные воспоминания о его ярких голубых глазах и обветренном лице, но Прю своего отца вообще не помнила. Ей был всего год, когда он ушел рыбачить к берегам острова Утраты и не вернулся: его лодка разбилась о коварные скалы, известные как Чертовы Зубы. Злые языки шептались, что и этому виной мамино колдовство. Но с течением лет общее внимание сместилось на Соршу и на необъяснимые вещи, связанные с ней.

Поначалу она не понимала, что отличается от других. Откуда ей было знать, что другие дети не умеют так хорошо прятаться? Или что они не могут увидеть человека перед собой, едва подумав о нем? Или… или делать еще кое-что такое, что нельзя списать на хитрость или воображение. Не успела она опомниться, как островитяне уже запретили своим детям с ней водиться, и больше никто не хотел с ней играть.

Со временем она научилась скрывать свои необычные способности, но их уже успели заметить, и теперь на нее повсюду глядели с подозрением и тыкали пальцем ей вслед.

Сорша углубилась в свои мысли и поняла, что потеряла осторожность, только когда ком наполовину промерзшей земли прилетел откуда-то сбоку и запрыгал по дороге. Она охнула, подхватила Прю и укрылась за живой изгородью. Через пару мгновений послышался голос: