Шесть высочеств и одна ассара

– Никто, – замотала Юля головой, стараясь не поддаваться панике.

Перевода не требовалось, потому как второй из начальства в одно движение оказался рядом, вздернул ее наверх, впечатал в стену так, что в спине хрустнуло, а затылок стрельнул болью. Также он сдавил многострадальное горло.

Незнакомые слова стегали по лицу, но хуже был огонь безумия, горящий в глазах мужчины. Зрачок расширился, каряя радужка налилась золотом. Юля могла поклясться, что смотрит в глаза собственной смерти, но оторвать взгляд не могла – настолько дикими и притягательными были ярко-оранжевые с черным зрачком глаза. В них хотелось погрузиться, им хотелось рассказать все. Эти глаза обещали покой.

Юля моргнула, стряхивая дурман. Мужчина чуть ослабил хватку, а мерцание в глазах снизило интенсивность.

– Лучше признайтесь, – устало посоветовали сбоку, – здесь знают толк в пытках.

Долбаное средневековье. Долбаное сострадание. Надо было пройти мимо, но Совенок… Нет, пройти мимо было нельзя. Надо было просто оставить малыша у себя, а не возвращать в семью убийц, которая еще и в пытках знает толк!

– Не упорствуйте, хуже будет, – уговаривал «русский», в то время как второй сильнее сдавливал горло – у нее уже цветные пятна плыли перед глазами.

Юля захрипела, хватаясь рукой за ладонь мужчины – тело испуганно цеплялось за остатки жизни, и мучитель ослабил давление. Ей дали набрать воздуха в легкие, но отпускать не спешили, контролируя жизнь.

В этот момент Юле хотелось одного – чтобы все закончилось. Можно было не гадать, какое наказание ждет причастного к побегу принца. И какая разница – сейчас она умрет или чуть позже? Так хоть выскажет все, что думает об этих придурках.

Вернуть под свою власть впавшие в панику мозги было непросто, но она справилась.

– Идиот! – крикнула на выдохе Юля в лицо монстра. – Вы все идиоты! Не зря Аль сбежал от вас.

Имя ребенка монстр уловил, нахмурился, вопросительно посмотрел на товарища. Тот перевел, потом спросил недовольно:

– Кто дал вам право так его называть?

Не все ли равно, как она называет Совенка, когда ее обвиняют в похищении? Юля прикрыла глаза, отказываясь отвечать на глупые вопросы, ее встряхнули, снова приложив затылком о стену, еще и медленно подняли руку, заставляя тянуться следом и встать на цыпочки. Юля зашипела от боли, искренне желая всем сдохнуть.

Желала вслух, уже не стесняясь – первым от боли скончалось воспитание, и «русский» хмыкнул, однако переводить не спешил. Мужчины заспорили, прервавшись, лишь когда в пыточную вбежал юноша и с поклоном передал тряпочный мешочек ее мучителю. Тот убрал руку с горла девушки, и Юле пришлось приложить усилие, чтобы позорно не сползти по стеночке. Поваляться в ногах она всегда успеет, но пока есть силы, останется на своих.

– Ну все, ты попала, – прокомментировал «русский», подрастеряв вежливое «вы». – Доупрямилась? Теперь я не смогу тебе помочь.

Если это помощь, то она – ежик в тумане. Впрочем, до пыток пока не дошли. Так, может, он действительно помогал и зря она упрямилась? Только чем ей помочь «русскому», если она не знает, ни кто заплатил за «похищение», ни на кого ей нужно «работать». Даже соврать вразумительно не сможет. Засада… А в простую доброту здесь не поверят.

Воин между тем достал из мешочка знакомый камень – мыслевик, прижал его к коже на виске и скривился – процедура была явно неприятной, и Юля полюбовалась его перекошенной физиономией.

– Ты, – на выдохе сказал он по-русски, навис сверху, обхватив затылок «каменными» пальцами, – отвечай сейчас же.

Юля ответила бы, покаялась, авось и поняли бы головы чугунные, что она тут ни при чем, но была у нее одна черта характера, из-за которой даже местные хулиганы с ней не связывались. Страх с адреналином шли у нее рука об руку. Грубо говоря, Юля была из тех, у кого от страха сносило крышу, и падала эта крыша исключительно на противника.

Вот и сейчас, чувствуя, что теряет контроль, а здравый смысл машет ручкой и уходит за горизонт, Юля выдохнула, расслабляясь. Бесполезно мешать тому, кто сейчас вылезет на сцену. Понесло так понесло…

– А что, товарищ «Черный властелин», самим слабо догадаться? Умишко не варит?

Мужчина ошарашенно моргнул карими с оранжевыми искорками глазищами, и Юля наконец поняла, что за странность цепляла в них. Глаза у мужчин были еще круглее и больше, чем у малыша, а ресницы густые и темные, точно наращенные. И зрачок был неестественного вида – чисто как у совы. Сходство усиливалось, когда радужка становилась оранжевой. Совы, одним словом. И такие же заторможенные. Смешок она задавила не до конца, и тишина в подвале стала напряженной. «Русский» тяжко вздохнул, однако вмешиваться не стал. Не по рангу, видать, против «Черного властелина» идти.

– Отвечай, – повторил уже не так уверенно мучитель.

– А смысл мне общаться с идиотами? – пожала плечами Юля. Бушующий в крови адреналин позволил забыть о боли и недавно порезанном горле.

Она вывернулась из-под захвата – точнее, ей позволили это сделать, шагнула к стоявшим в подвале мужчинам.

– Где вы были, когда ребенок сбегал из дому? Это ведь ты, – повернулась Юля к «русскому», и тот отвел взгляд, – оставил камень переноса без присмотра и позволил его взять? Ты?

«Властелин» вскинул брови, его совиный взгляд потерял кровожадность, и в нем мелькнули искры интереса.

– Хоть представляешь, каким опасным может быть мой мир для маленького ребенка, который никогда в жизни механизмы не видел? Просто чудо, что он не попал под машину или его не переехал поезд. Наши механизмы нельзя остановить мгновенно. Хотя кому я это объясняю? – Она махнула рукой, отворачиваясь. Говорить становилось все труднее, голос подводил, не выдерживая. Да и запал уже прошел. – Только и умеете, что ножичками размахивать. А как воспитывать, так сразу «похитили», «заплатили»! Слабо признать, что от тебя такого, – обвела его Юля оценивающим взглядом, – самонадеянного просто сбежали? – Она уже перешла на шепот, так как каждое слово давалось ей с болью. – Ты был там, наблюдал. Неужели это было хоть немного похоже на похищение?

– Обвиняешь меня? – вздернул брови главный из «сов».

– Она в чем-то права, – подал голос «русский», за что тут же схлопотал:

– Лучше молчи, с тобой я еще разберусь. А ты идешь со мной, – указал на Юлю.

Сказал – сделал. Он ухватил ее за плечо и направился прочь из подвала. Девушка не возражала – в памяти был жив способ доставки сюда. Закатить истерику и поболтаться на плече – еще успеется.

На узкой лестнице мужчина заставил Юлю идти впереди, и та ощущала ввинчивающийся ей под лопатку взгляд. Так и представлялась тюрьма, конвой и ствол автомата, смотрящий в спину.

Поднявшись, они оказались в широком мрачном коридоре. Теплый свет местных ламп лишь подчеркивал скорбный вид темно-серых, кое-где покрытых мхом камней. Через десяток шагов ее провожатый остановился, притормозив девушку за плечо. Он рассек ладонью воздух, камни на его браслете на мгновение полыхнули синим, пространство дрогнуло и подернулось рябью, а следом за этим проступил совсем другой интерьер.

Словно сквозь мутное стекло, Юля смотрела на огромный зал с высоченными колоннами, а собственные ноги приросли к полу, не желая делать шаг за грань.

– Испугалась? – поинтересовались сзади.


Девушка фыркнула – этого варвара бы в лифт или в метро, тогда бы они сравнили свои страхи.

– Кто знает, как хорошо ты учился в школе, – пробормотала Юля, не рассчитывая на ответ, но ей ответили.

Мужчина развернул ее лицом к себе, впиваясь злым взглядом:

– Сомневаешься в моих силах, чужачка?

Нависший над ее головой здоровяк, который был шире Юли раза в два, мог задавить девушку, просто прижав к стене, – даже меч не понадобился бы. И как-то сразу вспомнилось, что русский здесь понимают и надо бы следить за языком.

– Опасаюсь чужих технологий.

Мужчина хмыкнул, склонился еще ниже. Юля с удовольствием бы отступила, но за спиной была разорванная грань пространства. Пришлось терпеть.

– Опасаться здесь стоит только меня. И, чужачка, разве в твоем мире не принято говорить «вы» тем, кто выше?

– Ты хотел сказать – старше? – уточнила Юля. Нет, а что? Хочет на «вы», будет ему уважительное обращение к старшему поколению. – В моем мире, если тебе тыкают в лицо, нечего ждать вежливости в ответ.

– «Вы», – поправил Юлю воин, – не заставляй меня повторять, а с возрастом, о котором ты говорила, мы разберемся после. Нас ждут, – он подхватил ее под мышки, точнее сказать, попытался, потому как Юля со словами:

– «Вы говорили», – сделала шаг назад.

Нечего ее таскать, она и сама пойдет, а варвару придется выучить, что уважение должно быть взаимным.

Юля сглотнула, прогоняя тошноту, – в этот раз переход прошел легче, затем огляделась. Они находились в гигантском, размером со стадион, зале. Высокие колонны, расходясь лепестками кверху, поддерживали сводчатый потолок. Здесь было светло, хотя окон заметно не было, а мягкий свет излучали поверхности. Белый цвет был повсюду – точнее, белым было абсолютно все. Но Юля сразу выцепила темное пятно – коленопреклоненного Совенка.

В фигурке со склоненной головой было столько печали, что сердце девушки сдавила боль.

– Аль, – бросилась девушка к ребенку.

Тот вздрогнул, однако позы не изменил. Варвар неподвижной статуей застыл неподалеку, не мешая.

– Аль. – Юля опустилась на колени, прижала к себе застывшее тело малыша, покрыла жесткие волосенки поцелуями, взяла холодные руки в свои ладони, пытаясь согреть их теплом. Если это наказание, то пусть наказывают ее. Совенок столько всего пережил в чужом мире, что он уже давно раскаялся, что сбежал. Она не позволит над ним издеваться.

– Юля, – мальчишка выдохнул, оттаивая и расслабляясь, – ты пришла. Я так боялся, что ты умрешь. – И он спрятал лицо у нее на груди, а она стояла на коленях, гладя узкую спину.

Внутри все клокотало. Хотелось выть от злости – нелюди даже не сочли нужным сказать, что с ней все в порядке, а ведь последнее, что видел малыш, как ей вскрыли горло мечом.

Страстно хотелось защитить ребенка, спрятать от жестокого мира, а всю долбаную семейку пустить в расход. Юля никогда, даже к брату, не ощущала такого всепоглощающего чувства. Это было странно, но желания анализировать не было. Внутри все горело от решимости утащить малыша с собой и не делить его ни с кем.

Юля подняла голову – ей показалось, что сбоку мелькнули тени. Юля притянула Совенка крепче и поймала себя на порыве зарычать. Тени заволновались. Девушка неотрывно, с охотничьим интересом следила за едва заметным колебанием воздуха, а внутри нее зрела уверенность – тени живые. А раз живые, то им можно и глотку порвать. Даже нужно. Она сглотнула, явственно ощущая привкус горячей крови во рту. Это чувство, а еще глухое, едва слышимое рычание – мамочки, это что, она? – отрезвили.

Юля встряхнулась, моргнула, и этого мгновения теням хватило, чтобы исчезнуть. Еще какое-то время она с подозрением изучала пустоту, потом успокоенно выдохнула, чуть отпуская Совенка.

А вообще странно – в таком огромном зале нет никого, кроме них троих. И мебели тоже нет, даже захудалого трона. Это специальный зал для провинившихся? Богато живут, однако. Столько места для одного наказанного ребенка.

Но если вспомнить, как легко прятал Совенок артефакты, то что мешает спрятать целый полк варваров? Пусть прячут. Юля приказала себе сосредоточиться на ребенке, забыть о собственном помешательстве, а все, кто пока не угрожает малышу, могут жить.

– Когда это я помирать собралась? – выдавила она из себя смешок, добавив нарочито весело: – Я, между прочим, неубиваемая, как… – она запнулась – малыш ведь не знал никого из земных супергероев, – как ящерица, вот! Ей хвост отрежешь, а она новый отрастит, – болтала девушка, усаживая Совенка к себе на колени. Деть обхватил ее за шею, словно боясь, что она исчезнет.

– Да-а-а? – недоверчиво протянул малыш. Его дыхание приятно щекотало кожу, и Юля ощутила, как расслабляется, напряжение отпускает, а странная жажда крови проходит. – Наши ящерицы так не могут.

– И вряд ли у вас получится отрезать ей хвост, – добавил варвар.

И когда только он успел подкрасться так близко, что оказался у нее за спиной? Юля нервно дернулась, оборачиваясь, но малыш вцепился в нее, жарко дыша в ухо.

– Ю-ли-я, – протянул мужчина по слогам, наклонился, оглядел, точно увидел впервые, и добавил: – А вы полны сюрпризов.

Это он на ее проснувшуюся кровожадность намекает? Напрасно. Ей не стыдно. Стыд скончался, когда ей горло перерезали. Вдобавок в материнском инстинкте нет ничего ужасного, разве что странно испытывать такое к малознакомому ребенку, но тут Юля не пыталась анализировать, записав внезапно проснувшееся чувство в область иррационального. А вот вежливость товарища – даже имя вспомнил – настораживала.

– Отпусти ее, братишка, а то задушишь, – посоветовал варвар, и Совенок ослабил хватку.

Отстранился, заглядывая в лицо совиными глазами, на которых уже наворачивались первые слезы.

– Ты ведь останешься, да? Не уйдешь?

Юля замерла, забыв, как дышать, не сразу осознав, что варвар назвал Совенка братом.

– Не уходи, прошу. И на работу тебе не надо, брат обо всем позаботится, обещаю.

О! Варвар, безусловно, позаботится. Навесит с десяток обвинений – похоже, у аборигенов нехватка подозреваемых – и подберет место в камере. Под ложечкой засосало. Догадка, что она может не вернуться домой, стала отчетливей.

Япона мама! Если Юля не появится дома в понедельник утром… На работе удивятся, засчитают прогул, а не дозвонившись – поставят вопрос об увольнении. Альбина Андреевна не прощала наплевательского отношения к дисциплине. Сотрудники из ее отдела вылетали и за меньшее, а Юля продержалась полтора года только из-за личного усердия и самоотдачи. Зато платили больше, чем в других компаниях. И вот теперь из-за одного тупого варвара все старания псу под хвост?!

Ладно работа, но что подумает мама, если она не выйдет на связь в понедельник? Даже представлять не хотелось.