Северный сфинкс

Когда Петер и Иннар подошли с двух сторон к нему, Крузенштерн неожиданно схватил их за загривки и столкнул лбами. Раздался глухой стук.

«Минус два», – подумал я, выхватывая из-за пояса нунчаки.

Вжик – шмяк, и пистолет, выбитый из рук хрипатого, улетел в кусты.

Развернувшись на одной ноге, я провел классический «маваши гери». Хрипатый, получив удар ногой в подбородок, мешком повалился на присыпанную прошлогодней листвой землю. Заметив кол, который должен был обрушиться на мою голову, я успел рукой отбить его, после чего ударом сомкнутыми в «ехон нукитэ»14 пальцами в горло погрузил неразумного эста в нирвану. Или отправил в Валгаллу – во всяком случае, этого орла я отоварил от всей своей щедрой славянской души.

Обернувшись, я увидел пятого, последнего нападавшего, поверженного наземь лихим ударом Крузенштерна.

«Происходи все это на ринге, – подумал я, – то, не задумываясь, выбросил бы на канаты полотенце. Чистый нокаут. И где только Иван Федорович насобачился так махать кулаками?»

– Когда я служил в британском флоте, – подмигнув, ответил на мой вопрос Крузенштерн, поглаживая кулак правой руки, – то мне приходилось не единожды биться с британскими моряками. Уж очень они любят кулачные бои.

Вместе с ним я осмотрел поверженных противников. С двумя из них мог беседовать лишь апостол Петр. Мы с Иваном Федоровичем, похоже, чуток перестарались. Трое остальных после длительного и умелого лечения все же имели шанс вернуться к прежней жизни. Только вряд ли это произойдет – в лучшем случае им придется до скончания века заниматься заготовкой древесины в Сибири. Или чем тут промышляют арестанты…

Изъяв оружие и связав пластиковыми стяжками начавших подавать признаки жизни бандитов, я отправил Крузенштерна за бричкой. Негоже было оставлять на поле боя трупы и пленных. Первых следовало где-нибудь втихаря прикопать, а вторых – тщательно допросить. Заодно я вызвал по рации и своих орлов.

Совместными усилиями мы упаковали грузы «200» и «300» и, еще раз проверив место происшествия на предмет изъятия всего лишнего, отправились в Ревель. Наша встреча с представителями британских спецслужб закончилась полным их разгромом, да еще и всухую.



Вечер 10 (22) апреля 1801 года.

Ревель, английская резидентура.

Джулиан Керриган, правая рука резидента

Никогда я еще не видел Виконта в такой ярости. Но, заметив меня, он попытался изобразить на лице улыбку, в результате чего его физиономия стала похожа на монстра из страшных сказок, которые в детстве рассказывала мне мама.

– Заходи, О’Нил. Садись. Мне надо с тобой серьезно поговорить.

У меня внутри все похолодело – неужели Виконт о чем-то пронюхал? Но в комнате я не обнаружил ни одного его мордоворота. Даже Шварц куда-то подевался. А англичанин продолжал:

– Хочешь виски? Нет? Ну и ладно! А я себе налью – что-то хреново все получилось!

Что именно хреново получилось, он не уточнил. Вместо этого набулькал себе полный стакан виски, выпил половину залпом, поставил стакан на стол и продолжил чуть заплетающимся языком:

– Ты, наверное, знаешь, что Томас допился до того, что ему стали мерещиться змеи?15

Я кивнул, хотя, если честно, подозревал, что громила-немец не просто так вырубился в забегаловке «У двух салак». По всей видимости, ему в этом помогли мои хорошие знакомые.

– А тот, кого ты сильно побил по дороге обратно, тоже был моим человеком. Мы тебя просто хотели проверить. Надеюсь, ты понимаешь… Ведь нужно же было удостовериться, что тебе можно доверять.

Что-то в этом духе я и подозревал, поэтому снова понимающе кивнул головой.

– Вот только накостылял ты ему от всей души, так что он теперь нескоро сможет быть нам полезен. Нет, к тебе у меня претензий нет. Ты поступил правильно. Только вот прикинь, что у нас получилось. Из людей, на которых можно положиться, оставался один лишь Леонард. Точнее, двое – он и ты, – последние сказанные мне слова меня приятно удивили.

– А эсты? Вы разве им не доверяете?

– Эсты… Эти образины больше похожи на двуногих животных, чем на людей. Глупые, подлые, не говорят по-английски, а немецкий лишь немногие из них понимают, да и то с грехом пополам. Их можно использовать как грубую силу, не более того. Так вот. Послал я Леонарда и двоих наших в Мариен… Ну, в общем, не столь важно, куда именно. Там еще и другие наши люди были. Увы, такие же эсты, разве что двое немного по-немецки умели говорить. Так вот, всех пятерых избили и повязали двое – слышишь, всего лишь двое! – русских. Причем один из них был из тех самых странных людей – ты, наверное, о них слышал?

– Что-то слыхал краем уха, но не придал значения. Мало ли что люди рассказывают… Некоторые по пьяни такое несут… Помнится, один парень на нашем корабле про «Черную собаку» рассказал. Грим вроде ее зовут. Знаете, в Англии говорят, что она по ночам бродит и людей убивает. Впрочем, другой ему сразу заявил – да нет, у нас рассказывают, что она безвредная, только народ пугает. Третий говорит – а у нас в Дартмуре такие собаки одного прямиком в ад утащили. Дескать, он еще при жизни душу свою нечистому продал. Ну, а четвертый ему возразил – как сейчас помню – да нет, все совсем не так! Этого пса кличут Черным Шаком, и живет он у нас в Эссексе. Если кто злой, то Шак его загрызть может. А вот женщина в лесу заблудилась, волки ее окружили, так Шак ее спас и вывел из леса. Вот только врут они – откуда в Англии волки? Вроде перебили их всех давно…

– Может, когда-то давно это все и было. Такие истории и я в детстве слышал. Только вряд ли этот Грим существует на самом деле. А вот странные люди и в самом деле есть. Именно они захомутали нашего Леонарда, и тех, кто был с ним. И нам очень хочется знать, кто они такие и что им нужно. Поэтому я и хочу поручить тебе одно важное дело.

Я послушно кивнул, а Виконт, задумчиво посмотрев в окно, продолжил:

– Скажи, как ты относишься к особам женского пола?

– Весьма положительно, – ответил я с удивлением. – Как же иначе-то?

– Разное бывает, – пожав плечами, неопределенно ответил англичанин, причем на его лице появилось странное выражение. – Впрочем, и твои соседи – бывшие соседи – Томас и Леонард – имели несколько иные предпочтения… Но меня радует, что ты не из их числа. А какие именно дамы тебе нравятся?

Я не стал ему говорить, что к женщинам отношусь с уважением, потому что так меня воспитала матушка. Но в этой комнате я был не Джулианом Керриганом, а Джоном О’Нилом. Поэтому, похабно осклабившись, я произнес:

– Я здесь сижу взаперти и даже не знаю, есть ли в этом городе соответствующие заведения. А насчет баб – желательно, чтобы… э-э-э… тыквы за пазухой у них были побольше, и тут… – я изобразил руками широкое седалище.

Мне, если честно, нравились стройные девушки, и не из «соответствующих заведений», а особенно одна… Впрочем, о ней сейчас лучше не вспоминать.

– Увы, та, с которой тебе неплохо бы познакомиться, отличается несколько меньшими размерами. Но красивая, – ухмыльнулся Виконт.

– Так в чем же дело? Скажите, а где я могу ее найти! Ну, и главное – зачем мне это все надо?


– А вот зачем… Эта дама, точнее, девица, судя по всему, из тех самых «странных людей». Красивая, но худая. Да, и еще – с ней всегда рядом огромная черная собака, размером с того самого мифического Грима. Или Шака. Вот только пес сей из плоти и крови. И зубы у него острые.

«Мадемуазель Дарья!» – возликовал я, но сумел сохранить на лице каменное спокойствие, лишь равнодушно уточнив:

– А мне-то что с ней делать?

– Ты что, совсем болван, как Томас? Тебе надо познакомиться с ней. И попробовать ее окучить. Если получится, убрать собаку и захватить эту девку.

– Ну, это-то проще простого…

– Не скажи. Говорят, что эта мисс умеет хорошо драться, почище некоторых мужиков. Так что может у тебя ничего и не получиться – тогда лучше ничего не затевать, а всего лишь докладывать мне о ее передвижениях, как и все, что тебе станет известно о ней и ее приятелях.

– А почему она должна клюнуть на меня?

– У тебя смазливая физиономия. Такой, как ты, должен ей понравиться. И прилично себя вести ты тоже умеешь.

– А почему не вы сами? Вы, как я вижу, человек благородный.

Виконт чуть приосанился, – было видно, что ему пришлась по душе моя лесть.

– Я бы и рад, да не могу – ее друзьям не следует знать, как я выгляжу. Ну а ты уж постарайся.

– Да где я ее найду-то?

– Она каждое утро и каждый вечер гуляет со своим Шаком по Брайтештрассе.

– Но, сэр…

– И слышать ничего не хочу. Вот тебе на расходы – не хватит, еще дам.

Виконт высыпал мне в ладонь пригоршню серебряных русских монет и, махнув мне рукой, отвернулся, вновь потянувшись за бутылкой, показывая тем самым, что аудиенция окончена.





Глава 2

Шпионские страсти




11 (23) апреля 1801 года.

Санкт-Петербург, Михайловский замок.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

Вот те раз! Сказать честно, никогда бы не подумал, что все может обернуться именно так…

Ребята из Тайной экспедиции поднапряглись и раскрутили-таки дело об убийстве генерала Палена. Именно об убийстве – как я и предполагал, один из руководителей заговора против императора был отравлен. И яд в пищу узнику царевой темницы в Алексеевском равелине подложил один из тюремщиков. Сделал же он это по наущению агентуры, только не британской, а французской.

Нет, ни Наполеон, ни Фуше не имели никакого отношения к этому убийству. Тут поработали роялисты. Да-да, те самые, которые боролись за восстановление на престоле династии Бурбонов. Ведь еще совсем недавно в Митаве во дворце бывшего фаворита императрицы Анны Иоанновны герцога Бирона жил граф Прованский, младший брат свергнутого и казненного короля Франции Людовика XVI. Впрочем, узнав о смерти племянника – семилетнего дофина Людовика Жозефа, он поспешил провозгласить себя королем Людовиком XVIII – королем без королевства.

Как удалось выяснить агентам Тайной экспедиции, покойный Пален установил дружеские отношения с графом Прованским еще в Митаве. Ведь в свое время Пален был начальником всех остзейских губерний. Будучи королем лишь по названию, граф Прованский не обладал ни богатством, ни властью. Но роялистское подполье во Франции не сложило оружие, и, вполне вероятно, после насильственного свержения Бонапарта, липовый король имел немалые шансы стать законным французским монархом. Что, собственно, и произошло после отречения Наполеона в 1814 году.

Правда, вскоре после примирения императора Павла I с Наполеоном, граф Прованский был лишен пенсии и выслан из России. Но его агентура – в основном французские эмигранты, бежавшие от якобинского террора – осталась. Они занимали немалые посты в Российской империи.

Взять, к примеру, того же вице-адмирала маркиза де Траверсе. Этот боевой офицер французского королевского флота еще в 1792 году был своего рода связным между императрицей Екатериной II и личным представителем графа Прованского принцем Луи де Кон-де. В настоящее время маркиз командовал на Балтике гребной флотилией и должен был вместе с адмиралом Ушаковым сразиться с британским флотом. Я прикинул, что неплохо было бы послать к де Траверсе заместителя с самыми широкими письменными полномочиями, в том числе и с правом, если тот будет явно саботировать боевые действия против англичан, отстранения маркиза от командования.

Надо сказать, что в раскрытии убийства Палена в немалой степени помог и Федор Ростопчин, у которого имелись свои люди в окружении графа Прованского.

– Василий Васильевич, – сказал он мне, – поверьте – роялисты так же, как британцы, если даже не больше, ненавидят нашего государя. Ведь он собирается заключить союз с Бонапартом. А по их рассуждению, это то же самое, что заключить союз с дьяволом. Ведь если Наполеон провозгласит себя императором – а это, скорее всего, произойдет в самое ближайшее время, – то надеждам графа Прованского стать настоящим королем Франции наступит конец. Потому-то роялисты и не успокоятся, пока не погубят нашего императора. А мы должны не допустить этого.

– Полностью согласен с вами, Федор Васильевич. То, что мы не приняли в расчет этих господ – наша большая ошибка. К тому же роялисты получают деньги на войну с Бонапартом от тех же британцев.

– Не только от британцев, Василий Васильевич, не только, – Ростопчин тяжело вздохнул. – Вы, наверное, слышали о мсье Жане Лавале. Том самом, который женился на девице Александре Козицкой, наследнице миллионов уральского промышленника Мясникова. Родители этой девицы поначалу воспротивились этому браку, но влюбленная в мсье Лаваля Александра написала всеподданнейшее прошение и опустила его в специальный ящик, поставленный у дворца государя. Император Павел Петрович пожелал лично разобраться в прошении и потребовал разъяснений от Екатерины Ивановны, матери девицы. Та причиной отказа указала на то, что Лаваль «не нашей веры, неизвестно откуда взялся и имеет небольшой чин». Резолюция императора была краткой: «Он христианин, я его знаю, для Козицкой чин весьма достаточный. Обвенчать через полчаса».

Лаваль и Александра Козицкая немедленно были обвенчаны в приходской церкви без всяких приготовлений. Александра Григорьевна принесла мужу огромное приданое, около двадцати миллионов рублей, в том числе Воскресенский медеплавильный завод на Урале. Благодаря своим связям и богатству супруги, Лаваль сумел добиться, чтобы его пожаловали в камергеры дочери государя, великой княжны Марии Павловны.

– Федор Васильевич, я слышал об этой занятной истории. Но при чем тут роялисты?