Северный сфинкс

Я лишь пожал плечами. Утонет – значит, такая у него судьба. Все корабли могут утонуть, а уж военные – тем более.

– Может быть, спустим шлюпки и поможем британским морякам спастись? – не унимался Макаров.

– Михаил Кондратьевич, – я вынужден был остановить неуместное в данный момент человеколюбие командующего Ревельской эскадрой, – во-первых, неприятельский корабль не спустил флаг и не поднял сигнал: «Терплю бедствие». А, во-вторых, направлять к нему шлюпки весьма опасно. Британцы могут нас неправильно понять и открыть огонь по своим спасителям. Вот когда кончится бой, тогда и окажем помощь тонущим.

– А вы знаете, Федор Федорович, – покачал головой Макаров, – что англичане не обучают своих моряков умению плавать. И если их корабль пойдет ко дну, то большинство его моряков погибнет.

– Что ж, это их выбор, – ответил я. – Мы не приглашали их сюда. И, как говорят французы: «а la guerre comme а la guerre».

А «Руссель» тем временем повалился на правый борт и начал тонуть. Вскоре над водой виднелось лишь его днище, обшитое медными листами. Экипаж корабля барахтался в воде среди обломков, пытаясь удержаться на поверхности. Некоторые, умеющие плавать, плыли в сторону берега. Но вода была еще холодная, и пытающие спастись быстро замерзали и шли ко дну.

Мы же тем временем продолжали сражаться с сильно поврежденными, но не думающими пока сдаваться английскими кораблями. Впрочем, вид тонущих своих собратьев, похоже, подействовал наконец на офицеров британской эскадры. Вдребезги разбитый и едва держащийся на плаву 74-пушечный «Рэмиллис» спустил «Юнион Джек» и поднял белый флаг. Его примеру последовали сильно поврежденные «Монарх», «Сент-Джордж», «Уориор», «Дифенс», «Ганджес» и «Дефайенс».

Сражение постепенно затихало. Последним сдался сильно поврежденный флагманский корабль «Эле-фант». Но, как мне стало известно, адмирал Нельсон погиб в самом начале сражения. Это печальное для британцев событие и предопределило исход битвы на ревельском рейде. С самого ее начала было заметно отсутствие единого руководства эскадрой – каждый британский корабль действовал и сражался как бы сам по себе.

По рации мне передали, что вражеский десант, пытавшийся высадиться на берег восточнее Ревеля, почти полностью уничтожен. Но вот в самом городе явно творилось что-то неладное. В районе замка были слышны выстрелы и взрывы. Похоже, что враг все же как-то умудрился пробраться в город и напал на наш штаб. Надо срочно послать людей на выручку…



23 апреля (5 мая) 1801 года. Утро.

Эстляндская губерния. Ревель.

Дмитрий Викторович Сапожников,

лейтенант Российского флота

Наш штаб и импровизированный медсанбат располагались в замке. В штаб я не лез – там и без меня начальства было больше, чем надо. Правда, генерал Кутузов – хитрюга еще тот – давал возможность всем «превосходительствам» выговориться, но распоряжения тем, кто был должен вступить в бой с британцами, он отдавал самолично. Кутузов уже неплохо научился пользоваться нашими радиостанциями и лучше всех был осведомлен о том, что происходит на суше и на море.

Конечно, я и сам хотел, как пацан, «сбежать на войну», но подполковник Баринов, отозвав меня в сторону, сказал:

– Послушай, Викторыч. Чувствую, что от «джеймсов бондов» недоделанных следует ожидать какой-то гадости. А потому я тебя прошу – будь здесь старшим, вроде военного коменданта. И находиться тебе я бы посоветовал у ворот замка. По боевому расчету к вам сюда будут свозить тяжелых раненых. Боюсь, как бы, под видом «трехсотых», британцы не сделали попытку ворваться в госпиталь. Мне доложили, что эти самые сэры и пэры мечтают выкрасть кого-нибудь из нас, пришельцев из будущего.

– Вообще-то, я тоже подумывал о такой пакости. Да и Дашка мне вчера об этом шепнула. Не удержалась, похвастала, что ты ей пистолет дал. Ох, зря это… Хотя, если начнется серьезная заваруха, то Дашка не даст себя в обиду. Не зря же я с ней столько возился.

– Викторыч, тут у тебя под рукой будут еще четверо наших – это не считая Дашки. От местных я откомандирую в твое распоряжение Бенкендорфа. Он, хотя и молодой еще, но не трус. Ну, и попрошу еще князя Багратиона дать с десяток егерей посмышленей. Так что, по рукам?

– Так точно, господин подполковник. А если серьезно, Михалыч, скажи – сколько этих самых британских суперменов на нас могут навалиться?

– Могу лишь предполагать, что их будет не меньше дюжины и не больше двадцати. С меньшими силами им трудно рассчитывать на успех, с большими – сложно остаться незамеченными. В общем, как начнется пальба, будь готов ко всяким неприятностям. Мне очень бы хотелось, чтобы я ошибся, и все прошло без ЧП, но…

И вот сегодня все началось. Сначала британцы высадили десант в районе Пириты, а потом загрохотали пушки у входа в гавань. Первые раненые появились где-то через час после начала боя. К тому времени наши медики развернули операционную, запустили генератор и были готовы к оказанию помощи тем, кто в ней нуждался.

За свою жизнь я насмотрелся всякого. И зрелище оторванных конечностей и окровавленных повязок воспринимал достаточно спокойно. А вот Дашка, непривычная к таким вещам, сбледнула с лица и едва не хлопнулась в обморок. Впрочем, она достаточно быстро собралась и стала помогать лекарям сгружать с повозок раненых, укладывать их на носилки, давала пить тем, кому это разрешали наши эскулапы. Потом тех, кому можно было помочь, несли в импровизированную операционную. Тех же, кто по дороге отдал Богу душу, укладывали у кирпичной стены замка.

Пока ничего подозрительного я не углядел. Раненых привозили как на армейских повозках, так и на обывательских подводах, которыми управляли хмурые и неразговорчивые эсты.

Джексон – вот умница! – словно бдительный часовой, встречал все прибывающие повозки, обнюхивал их, после чего молча отходил в сторонку. Так продолжалось довольно долго. Пушки уже гремели у самых стен Ревельской крепости. Раненых было не то чтобы очень много, но и немало. В основном их привозили с береговых батарей, которые проходившие мимо британские корабли щедро осыпали ядрами и картечью. С места боя наших егерей с вражеским десантом прикатили всего лишь две повозки. Там были в основном раненные пулями, выпущенными из английских «Браун Бесс»31. Со слов егерей, инглизам сильно достается от огня наших стрелков и единорогов конной артиллерии. Так что десантникам вряд ли удастся прорваться к городу.

А вот на дороге, ведущей к замку, показалось еще несколько повозок. Не знаю, почему, но они мне как-то сразу не понравились. Может быть, лошади, запряженные в повозки, не выглядели усталыми, а может быть, извозчики на них внешне не походили на здешних эстов.

– Внимание, приготовиться – возможно нападение! – передал я по рации.

Лешка, возившийся у электрогенератора, встрепенулся и передвинул кобуру с «макаром» на живот. Дашка немного побледнела, но тоже поспешила привести свое оружие к бою. Наши медики, к сожалению, в этот самый момент возились с тяжелым «трехсотым», и мы вряд ли могли, в случае чего, рассчитывать на их помощь.

Я подозвал к себе поручика Бенкендорфа.

– Вон, Александр, видите повозки с ранеными, которые сейчас к нам подъедут. Боюсь, что это совсем не раненые, а английские лазутчики. И вполне вероятно, что они сделают попытку на нас напасть. Я советую вам приготовиться к отражению нападения и достать шпагу. Кстати, а пистолеты у вас заряжены?

– Обижаете, господин лейтенант, – ответил будущий глава III отделения, откинув полы мундира и показывая пистолеты. – Значит, предстоит драка?

– Боюсь, что да. – Времени вести долгие беседы у нас не оставалось.

План, придуманный британцами, был неплох. И если бы мы не успели приготовиться к их нападению, шанс захватить нас врасплох у них был вполне реальным.

Всего повозок было пять. На каждой из них на соломе лежали по два «раненых» – здоровенных мужика, мундиры которых обильно вымазаны кровью. Кроме того, на повозке сидело по извозчику в одежде местных пейзан с кнутами в руках. Рядом с повозками шли четыре человека в матросских форменках, которые должны были изображать «легкораненых». У двоих видны были окровавленные повязки на руках, а двое старательно хромали, опираясь на длинные и крепкие палки. Впереди шагал «офицер» в егерском мундире, голова которого была замотана окровавленной повязкой.

При виде «офицера» Джексон предостерегающе зарычал. Видно, что фальшивый «раненый» явно не понравился нашему псу.

– Стойте! – скомандовал я, взяв на изготовку «ксюху». – Кто вы такие и откуда?!

«Офицер» замялся, не зная, что мне ответить. Потом он решил, что пора от слов переходить к делу, крикнув своим подчиненным: «Forward, lads!»32, и схватился за рукоятку пистолета, торчавшего у него за поясом. Но я успел выстрелить раньше него.


Убивать мне его не хотелось, ведь, подлечив и допросив этого ряженого, можно было узнать от него немало интересного. Получив пулю в предплечье, он выронил ствол, дернулся и свалился на землю.

– Леха! – крикнул я. – Присматривай за этим подранком!

А сам стал гасить короткими очередями неожиданно «выздоровевших» британцев, которые, разобрав спрятанное в соломе оружие, ломанулись в нашу сторону. Под ухом у меня бухнул выстрел поручика Бенкендорфа. Здоровенный «водитель кобылы», старательно целившийся в меня из карабина, получил пулю в грудь и рухнул под ноги своего коня.

Бой как-то сразу превратился в свалку. Все стреляли, орали и яростно пытались лишить жизни друг друга. На стороне британцев было численное превосходство, на нашей стороне – оружие, которого еще не было ни у кого в этом мире.

За пару минут боя мы сумели уполовинить число нападавших. Уцелевшие спрятались за перевернутые повозки и оттуда постреливали в нашу сторону. Раненный мною вожак очухался и попытался здоровой рукой подгрести к себе валявшийся на земле пистолет. Леха, которого я попросил присматривать за британцем, из ПМ всадил ему пулю в ляжку. Видимо, новое ранение очень сильно не понравилось неугомонному инглизу, и он отключился, похоже, что на этот раз надолго.

Дашка тоже выстрелила в кого-то несколько раз из-за укрытия и, похоже, ухитрилась даже попасть в цель. Но британцы продолжали нас обстреливать. Рано или поздно их пули могли зацепить кого-нибудь из нас. А это было бы крайне нежелательно.

Я достал из кармана разгрузки эргэдэшку, отогнул усики и громко крикнул: «Бойся!» Потом швырнул гранату в сторону перевернутых повозок. Взрыв гранаты стал полной неожиданностью для противника. Осколки кого-то задели – из-за повозок раздались вопли и проклятия. Не мешкая, я бросил еще одну гранату вслед за первой. После второго взрыва выстрелы на время прекратились. Видимо посовещавшись, один из британцев, знающий русский язык, закричал:

– Эй, хватит! Мы уходим! Мы не хотим больше воевать!

– А вот хрен вам, – сказал кто-то рядом со мной. Я оглянулся и увидел Алана – одного из бойцов майора Никитина, которого он оставил нам в качестве поддержки. Как человек, имевший медицинский опыт, он в момент нападения помогал нашему доктору во время операции. А сейчас, когда его помощь в операционной стала уже не нужна, он примчался к нам с СВД в руках.

– Викторыч, у тебя есть еще гранаты? – спросил он.

– Нет, все уже кончились.

– И у меня тоже нет. Есть только одна светошумовая. Давай я зафигачу ее в них, а потом попробую отстрелять оглохших и ослепших. Ты только скажи своим, чтобы они зажмурились и закрыли уши руками.

Я кивнул. Потом громко велел, чтобы все закрыли глаза и заткнули уши. «Градусник» метко забросил «Зарю»33 за повозки, точнехонько в то место, где укрывались британцы.

Громыхнуло неслабо. Нападавшие окончательно очумели и даже не думали сопротивляться. Мы легко связали тех, кто уцелел – а осталось их всего шестеро, – и перевели дух. Вроде все закончилось, хотя на море еще громыхали пушечные выстрелы, а наши егеря пока еще окончательно не добили высадившихся десантников.



23 апреля (5 мая) 1801 года. Вечер.

Эстляндская губерния. Ревель.

Подполковник ФСБ

Баринов Николай Михайлович.

РССН УФСБ по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области «Град»

«Это сладкое слово “победа”!» – подумалось мне, когда в штабе собрались люди, причастные к разгрому врага, – а именно слово «разгром» я употребил бы, чтобы охарактеризовать то, что произошло сегодня.

Британская эскадра как организованная сила перестала существовать. Часть кораблей потопили, часть спустили флаги и сдались на милость победителя. Десант же частично уничтожен, частично бежал. Я ошибся, наблюдая за тем, как уцелевшие десантники грузятся в шлюпки и направляются к своим вспомогательным судам. Мне показалось, что они попытаются высадиться в другом месте, чтобы оттуда попытаться снова прорваться к городу. На самом же деле десантники просто драпанули. Видимо, понесенные ими потери оказались настолько тяжелыми, что британские морпехи отказались снова идти в бой.

Наши потери оказались сравнительно небольшими. Четыре корабля – 74-пушечные «Всеволод», «Сысой Великий», «София Магдалина» и 66-пушечный «Не тронь меня» – получили незначительные повреждения корпуса от вражеских ядер. Людские же потери – убитыми три десятка моряков и артиллеристов с береговых батарей и около сотни раненых. Егеря князя Багратиона во время сражения с британским десантом потеряли 22 человека убитыми и 41 ранеными. Мои парни были все живы, лишь у двоих оказались легкие ранения конечностей. Помощь им уже оказали.

При нападении на наш госпиталь было убито тринадцать англичан. В плен мы захватили семерых, причем четверо из них нуждались в медицинской помощи. Времени на их качественный допрос пока не нашлось, но из краткого опроса удалось установить, что они входили в состав специальной группы, направленной в Ревель для захвата людей из числа новых фаворитов императора Павла. Подробности мы выясним после того, как их главарь, получивший в бою два сквозных пулевых ранения, немного очухается и будет готов к допросу.

Настроение в штабе было приподнятое. Все поздравляли друг друга и, наверное, в уме уже прикидывали, какие награды получат за отражение британского нападения на Ревель. Я был почему-то уверен, что некоторые уже отправили своих гонцов в Петербург, чтобы первыми отрапортовать императору о победе. Только зря они старались – депеша со всеми подробностями баталии уже отправлена по рации Василию Васильевичу Патрикееву, и сейчас Павел внимательно ее читает, как всегда в таких случаях, мурлыкая под нос одну из своих любимых песенок.

– Николай Михайлович, поздравляю вас! – генерал Кутузов с улыбкой подошел ко мне и приобнял за плечи. – А ведь славно мы им всыпали. Будут знать теперь, как связываться с русскими!

– Михаил Илларионович, – ответил я, – это, конечно, здорово, что мы разгромили британскую эскадру. Но, как мне кажется, это не последнее наше с ними сражение. Господа островитяне наверняка попробуют достать нас в другом месте. Или натравят на нас какое-нибудь государство, готовое воевать за щедрые подачки и не менее щедрые обещания.

– Я понимаю, – нахмурившись, произнес Кутузов. – Англичане – мастера на подлые дела. Думаю, что они станут пакостить нам и внутри России. Тут следует держать ухо востро.

– Полагаю, что государь примет все меры, чтобы сохранить порядок и спокойствие в империи. А мы, как его подданные, обязаны оказывать монарху всю возможную помощь.

Кутузов кивнул мне и отошел в сторону. Через пару минут я оказался рядом с генералом Багратионом, который оживленно беседовал о чем-то с майором Никитиным.

– Петр Иванович, ваши егеря прекрасно справились с поставленной им задачей. Они спокойно, как на учениях, отстреливали британцев. И те ничего не смогли с ними поделать. Недаром великий Суворов говорил: «Пехотные огни открывают победу!»

– Да, это так. Порой огневой бой бывает более действенным, чем рукопашная схватка. Только и ваши стрелки, господин майор, тоже немало сделали для того, чтобы нанести поражение британцам. Их было мало, но каждый, пожалуй, стоил целого капральства, а то и взвода!..

Потом я переговорил с адмиралом Ушаковым. Тот был немного огорчен тем, что моряки Ревельской эскадры фактически провели весь бой, стоя на якоре.

– Федор Федорович, – ответил я, – но ведь неприступную крепость на острове Корфу вы взяли, тоже ведя огонь с места. И от этого ваша победа ведь нисколько не умалилась? Кстати, наши фрегаты, отправившиеся в погоню за остатками британской эскадры, надеюсь, вернутся назад не с пустыми руками. Так что подводить итоги морского боя еще рано…

Как это часто бывает, кто-то из присутствующих предложил выпить за победу и за здоровье императора Павла Петровича. Никто, понятно, не стал возражать, и скоро совещание потихоньку переросло в веселую пирушку…