Сестра Керри
Часть 56 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да, я тоже так думаю, — подтвердил Герствуд.
В этот день тревога, нависшая над маленькой квартиркой, несколько рассеялась, и это обстоятельство было ознаменовано вкусным обедом. Герствуд вышел побриться и вернулся с порядочным куском мяса для бифштекса.
«Ну, завтра я тоже отправлюсь искать работу!» — подумал он и с ожившей надеждой поднял свои вечно потупленные глаза.
Керри вовремя явилась на следующий день в театр, и ей предложили присоединиться к артисткам хора и кордебалета. Она увидела перед собой огромный, пустой, полутемный зал, роскошно отделанный в восточном вкусе и еще сохранивший всю пышность убранства и все запахи предыдущего вечера. Керри глядела вокруг, проникаясь восторгом и священным ужасом. Ведь это была сказка, ставшая явью. О, она приложит все усилия, чтобы оказаться достойной этого места! Здесь она чувствовала себя так далеко от всего обыденного, далеко от безработицы, неизвестности, нужды. Люди приезжают сюда в экипажах, разодетые, смотреть на таких, как она. Здесь средоточие веселья и яркого света. И она — частица всего этого. О, только бы ей удалось остаться здесь, как радостно потекли бы тогда ее дни!
— Как вас зовут? — спросил режиссер, руководивший репетицией.
— Маденда, — ответила Керри, мгновенно вспомнив имя, выбранное для нее Друэ еще в Чикаго. — Керри Маденда.
— Так вот, мисс Маденда, станьте вон туда! — весьма любезно, как показалось Керри, предложил ей режиссер.
Затем он вызвал молодую особу, которая уже некоторое время состояла в труппе.
— Мисс Кларк, вы будете в паре с мисс Маденда!
Мисс Кларк сделала шаг вперед, и, таким образом, Керри узнала, где ей нужно стать.
Репетиция началась. Вскоре Керри убедилась, что, хотя обучение актеров, в общем, и было похоже на то, как их учили в Чикаго, здесь режиссер вел себя совсем иначе. Ее и тогда поражала настойчивость и самоуверенность мистера Миллиса, теперешний же режиссер был не только настойчив, но и порядком груб. По мере того как репетиция подвигалась вперед, он становился все раздражительнее, вскипал из-за пустяков и орал во всю глотку. Было очевидно, что он с величайшим презрением относится ко всякому проявлению чувства собственного достоинства или скромности со стороны подчиненных ему молодых женщин.
— Кларк! — кричал он, подразумевая, конечно, мисс Кларк. — Почему вы идете не в ногу?
— По четыре направо! Направо! Направо, говорю я! Не спите же, черт вас возьми!
Его голос переходил при этом в оглушительный рев.
— Мейтленд! Мейтленд! — внезапно крикнул он.
Маленькая, хорошо одетая девушка, волнуясь, выступила вперед. Сердце Керри наполнилось жалостью и страхом за нее.
— Да, сэр! — сказала мисс Мейтленд.
— Что у вас, уши заложило?
— Нет, сэр!
— Вы знаете, что значит, «колонна, налево»?
— Да, сэр!
— Почему же вы кидаетесь направо, когда я командую налево? Хотите испортить всю репетицию?
— Я только…
— Мне нет никакого дела до ваших «только»! Откройте уши шире!
Керри уже не только жалела девушку, но и дрожала за себя.
Еще одна молодая особа навлекла на себя гнев режиссера.
— Стоп! — гаркнул он, вскидывая в отчаянии обе руки; вид у него был разъяренный.
— Элверс! Что это у вас во рту? — закричал он.
— Ничего, сэр! — ответила мисс Элверс, между тем как остальные девушки смущенно улыбались, нервно переступая с ноги на ногу.
— Вы разговариваете во время репетиции?
— Нет, сэр!
— В таком случае не шевелите губами!.. А теперь все вместе еще раз!
Пришла наконец и очередь Керри. Ее старание исполнять возможно лучше все, что требовалось, как раз и навлекло на нее беду.
— Мейсон! — раздался голос режиссера. — Мисс Мейсон!
Керри оглянулась, желая узнать, к кому это относится.
Девушка, стоявшая позади, слегка подтолкнула Керри, но та все еще не понимала.
— Вы! Вы! — рявкнул режиссер. — Оглохли вы, что ли?
— О! — вырвалось у Керри.
Она густо покраснела, и ноги у нее подкосились.
— Разве ваша фамилия не Мейсон? — спросил режиссер.
— Нет, сэр, меня зовут Маденда.
— Так вот скажите, что такое делается с вашими ногами? Неужели вы совсем не умеете танцевать?
— Умею, сэр! — ответила Керри, давно уже овладевшая этим искусством.
— Почему же вы не танцуете? Почему вы волочите ноги, точно мертвая? Мне нужны девушки, в которых жизнь бьет ключом.
Лицо Керри пылало. Губы ее слегка дрожали.
— Слушаю, сэр! — сказала она.
Три часа продолжались беспрестанные окрики раздражительного и неугомонного режиссера. Керри ушла из театра, утомленная физически, но слишком возбужденная, чтобы обращать на это внимание. Она хотела поскорее добраться домой, чтобы попрактиковаться в пируэтах, как это было ей велено. Впредь она постарается ни в чем не ошибаться.
Герствуда не было дома. «Очевидно, он отправился искать работу!» — догадалась Керри. Она лишь слегка закусила и сейчас же стала упражняться, окрыленная надеждами на освобождение от материальных забот.
«И славы звон звучал в ее ушах…»
Герствуд вернулся домой далеко не в том радостном настроении, в каком он покинул квартиру. Керри вынуждена была прервать упражнения и приняться за стряпню. Это вызвало в ней сильное раздражение. Разве мало ей работы? Неужели она будет одновременно играть в театре и заниматься хозяйством?
«Нет, я на это не согласна, — решила она. — Как только я начну играть, ему придется обедать где-нибудь в другом месте!»
Каждый день приносил новые заботы. Керри убедилась, что быть статисткой далеко не такая радость, как ей казалось. Узнала она также, что ей назначили всего двенадцать долларов в неделю. Через несколько дней она впервые узрела «сильных мира сего» — артистов и артисток, игравших первые роли. Сразу бросалось в глаза, что это привилегированные особы, к которым все относились с уважением. Она же ничто, просто ничто!
А дома Керри ждал Герствуд, который не доставлял ей ничего, кроме огорчений. Он, по-видимому, и не думал искать работу. Тем не менее он позволял себе расспрашивать Керри о ее успехах в театре. Судя по тому, с какой настойчивостью он задавал ей одни и те же вопросы, можно было заподозрить, что он и в дальнейшем собирается жить на ее счет. И теперь, когда у Керри появились собственные средства существования, поведение Герствуда особенно раздражало ее. Этот человек готов был позариться на ее жалкие двенадцать долларов!
— Ну, как дела, справляешься? — участливо спрашивал он.
— О, вполне, — отвечала Керри.
— Тебе не очень трудно?
— Я думаю, что привыкну.
И Герствуд снова углублялся в газету.
— Я купил по дороге немного масла, — сказал он как-то, словно случайно вспомнив об этом. — Может быть, ты захочешь испечь печенье?
Спокойствие, с каким этот человек относился к своему положению, изумляло Керри. Забрезжившая перед нею независимость сделала ее более смелой в своих наблюдениях, и у нее часто возникало желание высказать Герствуду несколько неприятных истин. И тем не менее она не могла разговаривать с ним так, как говорила в свое время с Друэ. Что-то в этом человеке всегда внушало ей особое уважение. Казалось, в нем еще таилась какая-то скрытая сила.
Однажды, приблизительно через неделю после первой репетиции, выплыло то, что Керри давно уже ждала.
Вернувшись домой и положив на стол мясо, Герствуд заметил:
— Нам придется экономить. Ведь ты еще не скоро получишь жалованье?
— Нет, — ответила Керри, возившаяся у плиты.
— У меня осталось всего тринадцать долларов сверх квартирной платы, — добавил он.
«Вот и начинается! — подумала Керри. — Теперь я должна буду отдавать свой заработок».
Она вспомнила, что рассчитывала приобрести кое-какие вещи, в которых очень нуждалась. Ей почти нечего было надеть. Старая шляпка имела жалкий вид.
«Разве может хватить моих двенадцати долларов на хозяйство и на квартиру? — думала она. — Мне одной с этим не справиться. Почему он не возьмется за какую-нибудь работу?»
Настал наконец вечер первого представления. Керри даже не предложила Герствуду пойти посмотреть спектакль, да и у него самого не явилось подобного желания. Это было бы лишь ненужной тратой денег, а роль у Керри была ничтожная.
В газетах уже появились объявления о премьере, повсюду были расклеены афиши с именами примадонны и других артистов. Керри была ничто.
Как и в Чикаго, Керри охватил страх сцены, когда настало время выхода кордебалета. Но постепенно она пришла в себя. Явная и обидная незначительность ее роли отогнала прочь страх. Керри чувствовала себя каплей в море. Не все ли равно, как она будет держать себя? Хорошо еще, что ей не пришлось выйти в трико. Она была в числе двенадцати девушек, одетых в красивые золотистые юбочки, на дюйм не доходившие до колен.
То стоя на месте, то расхаживая по сцене и время от времени присоединяя свой голос к общему хору, Керри имела возможность мельком наблюдать за публикой и понимала, что оперетта имеет большой успех. Зрители не скупились на аплодисменты, но Керри прекрасно видела, как плохо играют некоторые из признанных актрис.
«Я сыграла бы несравненно лучше!» — не раз отмечала она про себя.
И надо отдать Керри справедливость: она была права.
Едва спектакль кончился, она быстро переоделась. Режиссер дал нагоняй нескольким девушкам, но Керри он не тронул, и она поняла, что удовлетворительно справилась со своей ролью. Ей хотелось поскорее уйти из театра; она почти никого там не знала, а «звезды» принялись сплетничать между собой.