Серебряный путь

Люциан шагнул вперёд. Дверь бесшумно захлопнулась за ним.

Уйти от дневного света, который в реальности только наколдованный мираж — не такая уж большая потеря.

А окружающая его Тьма — всего лишь символ неизвестности, которая ждёт в будущем.

***

Видение рассеялось серебряным туманом.

Вынырнув из воспоминания Люциана, Мак обнаружил себя и его сидящими почти в полной темноте у догорающего костра.

Угли едва тлели, светясь красными линиями, которые отбрасывали лишь слабый отблеск на лицо его собеседника. Тот сидел, отрешенно прикрыв глаза, словно всё ещё пребывал в воспоминании, которое только что ему показал.

Мак поднялся, разминая затекшие ноги, и прошагал к навесу у дома. Прихватив несколько тонких поленьев из аккуратно сложенных запасов лесника, вернулся обратно.

— Значит, Испытание проходило совсем не так, как об этом рассказывают легенды, — подытожил Мак, подкладывая в костёр поленья и толстой палкой нагребая на них угли.

Кивок головы подтвердил, что Люциан его слышит.

— Служить миру, служа самому себе наилучшим образом — это выбор который ты тогда сделал, — Мак подбросил в костёр ещё тонких веток и сухие листьев в надежде на скорое пробуждение огня.

Едва заметное движение рукой со стороны Люциана и поленья вспыхнули ярким пламенем, радостно взметнувшимся в небо.

— Да.

— И это выбор белого мага, — Мак сделал паузу, прикидывая, как наиболее корректно задать неудобные вопросы.

Он ещё раз поворошил угли палкой, хотя в этом не было никакой необходимости — костёр и без того ярко горел.

— Но как произошло, что потом ты сделал другой выбор — служить только самому себе? Ведь это, по сути, выбор Тенебриса… Как ты стал темным? Выходит, Тенебрис всё-таки повлиял на тебя?

— Я всегда делал только один выбор.

— Всегда делал только один выбор?.. — Мак удивлённо поднял голову и встретившись со спокойным взглядом, в котором будто плескалось звездное море, на мгновение застыл.

— Но, как же ты объяснишь все эти войны, гнусные манипуляции людьми… и эти… ужасные события в Бездне — всё, что описано в Легенде о Вратах?..

— Кажется, ты хотел узнать, как маг Тенебрис Блэйн лишился тела, — Люциан будто намеренно игнорировал то, о чём спрашивал Мак.

— Не увиливай! Я хочу сначала узнать ответ на вопрос, который только что задал!

— А мы совместим и то, и другое, — Люциан улыбнулся ему.

— Совместим? А это возможно?

— Итак, история потери тела магом Тенебрисом. Как желаешь узнать — погрузить тебя в воспоминание потерявшего тело, есть у меня такое — прямо из его головы… или просто рассказать? Но тогда будет не так реалистично.

Мак представил, что почувствует, погрузившись в ощущения потерявшего тело Тенебриса, и замотал головой.

— Лучше просто расскажи!

— Хорошо.

Люциан повернулся к костру и проследил за полетом яркой искры в ночное небо.

— Примерно за двести лет с небольшим до моего Испытания, Тенебрис Блэйн, ставший уже тогда самым могущественным тёмным магом, решил, что одного этого мира ему недостаточно. И у него появилась новая цель.

Но для её реализации требовалось сделать почти невозможное — то, что никому до этого не удавалось — открыть древние врата магических коридоров.

В далекой древности маги были одержимы идеей тратить как можно меньше магической энергии на всякие бытовые вещи. Больше всего энергии в то время тратилось на перемещение в пространстве. Поэтому, чтобы не тратить огромные силы каждый раз на открытие разового магического коридора, они построили постоянно действующие магические коридоры и сделали между ними врата, которые поставили в важных центрах магических наук. Такими центрами были башни Высшего Волшебства и Школы магии.

Из-за того, что маршрут этих коридоров был постоянным, через них в наш мир начали проникать темные создания из Бездны и других планов бытия. Поэтому задолго до появления Тенебриса в этом мире доступ к вратам был утрачен — их запечатали.

Более того, некоторые из врат были полностью разрушены. В мире осталось только одно место, где ещё сохранились врата, позволяющие попасть в Бездну или в мир теней — крепость Кастеллум, где когда-то была древняя Школа магии.

Их и решил открыть Тенебрис, чтобы осуществить свой план: сразиться с правительницей мира теней, и самому стать там правителем — по сути, богом мира теней. Так он сразу получил бы доступ в мир богов, которых тоже надеялся одолеть с помощью своего могущества и стать единственным богом этого мира.

Но для того, чтобы открыть врата, Тенебрису нужен был светлый жрец — служитель Света, верный своей вере.

— Где-то я уже слышал эту историю! — удивленно воскликнул Мак. — Или очень похожую.

Люциан пожал плечами и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Эту роль Тенебрис предложил Дассиану, жрецу светлого бога Алафея, соблазнив его рассказами о новом справедливом мире, который наступит, когда он станет богом.


Для того, чтоб расчистить себе дорогу к вратам, Тенебрис пустил слух, что у гномов, на территории которых находилась крепость Кастеллум, скопились несметные богатства, которые они обманом захватили у степного народа — маджидов. Он быстро собрал огромную армию из маджидов, чтобы отвоевать мифические сокровища.

И вот, в день, когда под стенами Кастеллума сражались две армии, Тенебрис добрался до врат вместе с Дассианом, и с его помощью активировал древнее заклинание, которое должно было открыть вход в Бездну.

Но удержать это заклинание он не смог — слишком много было вокруг странной магической техники, которую использовали в сражении гномы. Все эти их устройства для метания камней или стреляния загорающимися в полёте стрелами, срабатывали через раз и в сражении были абсолютно бесполезны… Но их большое количество исказило поле заклинания, в результате произошёл огромнейший силы взрыв, который уничтожил и саму крепость, и обе армии. Дассиан погиб от взрыва, а вот Тенебрис, благодаря своей магической силе, сумел сохранить свой дух и остатки жизненных сил.

Так самый могущественный на тот момент маг потерял тело.

Он стал, по сути, обычной тенью — такой же, как все обитатели мира теней. Однако, не утратил навыки владения магией и не отказался от своих намерений.

Люциан замолчал. Теперь он просто смотрел на костёр, словно видел в мечущихся языках пламени нечто важное, заметное только ему.

— Никогда не слышал эту легенду о Тенебрисе, — произнёс Мак. — Зато часто слышал и даже изучал на уроках магической истории очень похожую легенду. Только в ней были другие участники и другая концовка. История повторяется? Прошло время и ты решил пойти по стопам Тенебриса?..

Он вопросительно взглянул на Люциана.

— С другими участниками ты попал в точку, но потом опять свернул мимо. История не повторяется! — он посмотрел на Мака почти гневно. — Во-первых, никто и никогда не станет добиваться того, что и так уже у него есть. Во-вторых, я всегда делал один и тот же выбор. Другой выбор!

Последняя фраза была произнесена с нажимом и четкой паузой между словами.

— Другой выбор, — так же с четкой паузой повторил Мак. — Один и тот же выбор.

И в голове у него начала складываться картинка.

Выбор Люциана «служить миру» совсем не вписывался в Легенду о Вратах. Он вообще никак в неё не попадал — ни в одно действие, описанное в легенде. Если переписать эту Легенду, учитывая выбор, который всегда делал Люциан, то получится, безусловно, весьма интересная история… но совсем другая.

— О, боги! — Мак на мгновение застыл.

«Эта история тебе уже знакома… только с другими действующими лицами», — так сказал Люциан в начале их разговора, когда не ответил сразу на вопрос о потере тела Тенебрисом.

— Выходит, Легенда о Вратах — это вовсе не твоя история? Это… это его история? История Тенебриса?

— Наконец-то! — Люциан щелкнул пальцами. — Твоя проницательность не знает границ.

— Но как же тогда… Что же это тогда за история о любви светлой жрицы Касинии и темного мага Люциана? Это уже какая-то третья история?

— Та же самая.

— Что?

— Это та же история, только с другими действующими лицами. Никакой светлой жрицы с именем Касиния никогда не существовало. В реальности был только жрец Дассиан, который помог Тенебрису открыть врата, а потом погиб от взрыва.

— Никогда не существовало… Немыслимо! Но эта история кажется такой реальной! Она вызвала у меня столько эмоций, когда первый раз её прочитал.

— Сам чуть ли не рыдал, когда узнал! Услышал год спустя после своего Испытания… Филарету стоило бы писать театральные постановки, а не руководить конклавом магов.

— Откуда же он всё это взял? Игра на гордости и сочувствии к слабым, борьба мага Люциана с самим собой и своими чувствами — всего этого просто не существовало?

— В жизни мага Люциана — нет. Но вполне могло существовать в жизни другого мага. Эта история с каждым годом обрастала новыми и новыми подробностями. Финалом стала приписка, что Люциан погиб, как и его мир.

— А заклинание Золотой цепи?

— Золотая цепь — не мое заклинание. Его добавил Тенебрис, когда ему удалось освободиться из артефакта.

— Значит, всё-таки, удалось… Но как же так?.. Я всегда считал, что в легендах могут быть какие-то неточности, но чтоб настолько всё переврать… Почему ты не опроверг всю эту ложь?

— У Филарета была цель очернить моё имя, а потом предать его забвению. И он её достиг. А я в то время находился вообще не здесь и был занят более важными делами, так что мне было не до сочинений главы конклава. И, в конце концов, ведь не ради дешевой славы я взялся служить миру!

— Но черную славу ты всё-таки получил! Хоть и славу другого человека… Филарету не удалось предать твое имя забвению. Тебя знает каждый: тебе ужасаются, тобой восхищаются, твоё имя учат на уроках магической истории! Тебя вспоминают даже на семейный праздник Хайденвина — и это то, чего я никогда не мог себе объяснить.

Люциан загадочно усмехнулся.

— Тот, кто ввёл эти обычаи на праздник Хайденвина, усомнился во лжи обо мне, поэтому я открыл ему правду.

— Да? И кто же это был? Эти обычаи ввели во время Золотого века эранорского короля-мага Даелона. — Ещё не договорив эту фразу, Мак удивленно поднял глаза на Люциана. — Ты был с ним знаком?!

— Да, был знаком. Быстро ты догадался! Когда-нибудь расскажу эту историю полностью… А сейчас, раз зашла речь о твоем прапрадеде, стоит поговорить о тебе.

— О, ты об этих четырех пророчествах, после которых всех мужчин в нашем роду стали называть Максимианами?

Мак усмехнулся, а Люциан поспешно кивнул.

— Да, я о них.