Сердцеед +1

Ведущий произносит его имя в микрофон, и вот, позади деревянной кафедры, становится Малкольм-само-совершенство-Сент.

— Как многие из вас знают, с момента запуска, «М4» добилось рекордных показателей роста на всех платформах... но некоторые направления активов «М4» привлекли мое особое внимание. За прошедший год, мы с командой из более, чем четырех тысяч специалистов трудились над тем, чтобы представить вам Interface, который, за тот недолгий срок в сети, побил все социальные медиа сайты по обхвату и подпискам, — говорит он, делая паузу, и смотря в аудиторию.

Он настолько грандиозная личность, что я с широко открытыми глазами стараюсь впитывать каждый его жест, каждое сказанное им слово, то, как он владеет вниманием всего зала. Каждым присутствующим. В особенности мной.

Но...

Он произносит не мою речь. В начале я немного растеряна, но потом понимаю, я и правда утратила свое умение писать. Свою искорку, утратила все. Возможно, он верил, что я смогу. Верил настолько, чтобы предложить мне работать на свою компанию. Дал мне шанс, а теперь понял, что я ни на что не гожусь. Он не захочет меня, даже в качестве сотрудницы. Вообще ни для чего.

Я в таком шоке, что, к сожалению, пропускаю отрывок его речи, пока зал не взрывается овациями.

Я сглатываю комок в горле. Поднимаю на него взгляд.

Чувствую его присутствие по дрожи в коленках. Он улыбается, ждет, пока один из репортеров задаст вопрос, смотрит тому прямо в глаза.

Заметив восхищение во взглядах своих коллег, я уже могу сказать, какими словами они опишут его речь и его самого - завораживающий, вызывающий восхищение, лаконичный, проницательный.

Геттисбергская речь Авраама Линкольна состояла из двух сот семидесяти слов. Так же и Сент, похоже, исповедует и придерживается краткости.

Я еще замечаю, что, когда дело доходит до ответов на вопросы, все встают на ноги, даже если у них есть места. Подобного внимания и влияния мало кто добивается.

Боже, каково бы было согласиться, сказать «да», и работать на него? Каждый день видеть его на работе, как он завоевывает мир, в погоне и достижении всех своих целей.

Нет, я бы не смогла.

НИКОГДА не работай на мужчину, который видел тебя обнаженной.

Должно быть такое правило.

Но больше никогда его не видеть, стало бы ужасной, невыносимой пыткой...

Журналист из «Buzz» задает вопрос из нескольких частей, и, после того, как Сент перечислил ответы, а мужчина продолжил задавать все новые уточняющие вопросы, Сент добавил:

— Так, на какую часть вашего вопроса я не ответил? — От его низкого, глубокого голоса в аудитории повисает тишина, зрители словно заворожены его тембром.

— Сент! Сент! Говорят, вы просто не смогли уместить всех своих подписчиков в Facebook, поэтому, прежде чем он взорвался, вынуждены были создать собственный Interface, дабы уместить всех желающих!

— Если бы я создавал Interface для самого себя, то назвал бы его MyFace - МоеЛицо.

Смех в зале.

Сент обращает внимание на очередного журналиста.

— Говоря о вас, Сент, правда ли, что у вас подписчиков-мужчин столько же, сколько и подписчиц-женщин?

— Я не отслеживал статистику, — он улыбается. — Но мир, правда, состоит из представителей обоих полов.

Похоже, моему телу, сразу сжавшемуся в комок, понравилась эта его улыбка.

— Ваш конгломерат «М4» - самая влиятельная корпорация в Штатах. Правда ли, что большинство ваших сотрудников не окончили колледжи?

Удерживая зрительный контакт с седым бородатым журналистом, задавшим вопрос, Сент кратко отвечает.

— Мы нанимаем людей, которые хотят изменить порядок вещей. Мы поощряем образование, сотрудничаем с ВУЗами по всей стране, но также ценим вольнодумцев, людей, которые добиваются результатов, несмотря ни на что.

Он смотрит в зал, и, внезапно, его обезоруживающая пара зеленых глаз останавливается на мне. Я забыла, что стою здесь с поднятой вверх рукой. Он указывает на меня.

— Рейчел Ливингстон из «Эджа», — торопливо представляюсь, как принято на подобных мероприятиях, но, услышав коллективный вздох всего зала... чееерт, я забываю, что хотела спросить.

Судорожно раздумывая, я выпаливаю второй вопрос, пришедший мне в голову (умолчав о том, что меня правда волнует, почему он не прочел мою речь?).

— Interface, как слово, означает общую границу двух устройств или сред компьютерной системы, обменивающихся информацией. Выбирая название, вы хотели посмеяться над тем, насколько бесстрастными могут стать отношения посредством онлайн общения, при утрате персонального контакта?

Воцаряется тишина.

Зал становится размытым пятном, пока он удерживает мой взгляд свысока подиума. Все теряет форму, кроме отточенного совершенства мужественного лица Сента, и такого шокирующе личного взгляда его глаз.

— Нет, я не потешаюсь над отношениями, тем более, что я восхищаюсь всеми, кто сумел их сохранить. — Он смотрит прямо на меня, во взгляде читается вызов.

Когда кто-то из зрителей наконец смеется, щекочущий жар опускается из моего живота ниже по бедрам.

Что это значит?

«Клейм», вспоминаю я.


Меня это постоянно раздражало и смущало. Теперь же, я бы отдала больше, чем любая другая женщина в мире, чтобы он снова заявил на меня свои права.

Сент продолжает смотреть в зал, а я не помню, чтобы меня так трясло со времен моей первой пресс-конференции в качестве журналиста.

Ответы продолжаются, как и вопросы, затем Сент благодарит присутствующих. Их аплодисменты оглушают, пока он покидает сцену, а наступившая пустота кажется более поразительной, чем влияние от его присутствия. Журналисты торопятся монтировать видео и писать свои статьи.

Я задерживаюсь в зале, не знаю, зачем, когда ко мне подходит Кэтрин в своей обычной оживленной деловой манере.

— Он хочет вас видеть. Следуйте за мной в гринрум.

Я иду за ней в конец зала, затем слышу, как она представляет меня.

Жестом она подзывает меня внутрь. Делая шаг, я оказываюсь в комнате, обставленной прекрасной мебелью, новыми персидскими коврами, техникой, фоном играет классическая музыка, на столе огромная корзина фруктов и охлажденное вино, словно только лучшее достойно этого мужчины, даже если он пробудет здесь всего несколько минут.

Я смотрю на него. Блистательного в этой комнате. Притягивающего все внимание, словно прекрасная, властная, энергетическая черная дыра. Не оставляющего сомнений, что все здесь - о нем.

Сент смотрит на меня.

— Вижу, ты смогла прийти.

Его голос отдается эхом во мне.

— Да, — на губах невольно вспыхивает улыбка. — Прекрасная речь, — бормочу я. — Теперь у тебя приватные встречи?

— Нет. Я уезжаю на встречу в... — он смотрит на часы, удивленно поднимая брови, словно не заметил, сколько времени прошло. — В пять.

Его ассистентка протягивает несколько записок, склонив темную голову, он быстро их просматривает. Она уходит, после вопросительного взгляда в мою сторону, и, пользуясь его отвлеченностью, я меняю позу.

Мне неловко смотреть на него. Удивительно, что после всего проведенного вместе времени, стольких мгновений, он все еще заставляет меня чувствовать себя такой по-девичьи смущенной, попадающей под влияние его мужественности. А еще стеснительной, из-за его уверенности. Из-за того, что он мне нравится и мне важно, что он обо мне думает.

Поэтому следующее признание вызывает такую боль.

— Ты не прочел мою речь.

Сент поднимает голову, услышав мои слова.

— Я не прочел твою речь, — подтверждает он, отчего у меня вырывается невеселый смешок.

— Я не удивлена. Я говорила, что у меня проблемы. Дашь замечания, что нужно было исправить, чтобы она тебе понравилась? Она была слишком безучастна или перенасыщена фактами?..

Он откладывает заметки в сторону, немного хмурится, хотя взгляд такой, будто он находит это забавным.

— Ничего такого, — уверенно убеждает он. — Речь была слишком личной. Твое авторство читалось в каждой строке, — он смотрит на меня своим очаровывающим взглядом насыщенного зеленого цвета, от которого я становлюсь неподвижной. — Ты не можешь писать речи для других. Ты слишком уникальна, чтобы перенимать манеру речи других людей, слишком захвачена своей собственной. Рейчел, ты должна писать о том, что волнует и интересует именно тебя. Это я и предлагаю тебе в «М4».

Я немею от этой неожиданной похвалы. Он честен. Я, правда, не замечаю лести ни в его словах, ни во взгляде. Только правда в глазах, которые видели и познали слишком многое для его возраста. Глаза, которые видели все и, каким-то необычайным образом, видят меня, читают меня.

— Я хочу писать, но... та речь - первое, что я смогла с легкостью написать за долгие недели, — признаю я.

Я никому, кроме Хелен, в этом не признавалась.

— Речь была хорошей.

От его слов меня переполняет гордость, которую я уже давно не испытывала по отношению к своей работе.

Я обезоружена его словами, когда Сент делает шаг вперед и поднимает руку, словно собираясь коснуться моего лица.

Я хочу этого прикосновения, все мое тело напрягается.

Он останавливает себя, тихонько смеется, но улыбка исчезает, когда он признает с отрезвляющей настойчивостью:

— Ты можешь писать. Ты никогда этого не утратишь.

Утрачу, уже потеряла в тот миг, когда потеряла тебя.

Я продолжаю смотреть на него, а затем опускаю глаза на его руку, как он прижимает ее к бедру, сжимая кисть в кулак. Его аромат наполняет мои легкие, и я не хочу выдыхать, чтобы не утратить, не выпустить этот роскошный запах. Раз его рука прижата к бедру, как возможно, что я ощущаю прикосновение его пальцев там, где он когда-то меня касался? Каждая моя клетка кричит о его прикосновении.

— Ты это нарочно сделал, не так ли? — спрашиваю я. — Чтобы заставить меня писать? Тебе не нужна была речь. Ты лишь хотел, чтобы я поняла, что могу писать, несмотря на свои проблемы.

Я с трудом держусь на ногах, когда едва заметная улыбка легонько касается его глаз.

— Тебе так кажется.

— Я точно знаю, Сент, — а затем, смотря в глаза, которые наблюдают за мной так, словно знают, о чем я думаю, я заставляю себя произнести тихое «Спасибо». Когда он кивает, я добавляю, — Я надеялась не опозориться перед тобой окончательно. Рада, что тебе хотя бы... понравилось то, что я прислала.