Сэр рыцарь Лис

– Чем могу служить, месье инспектор? – раздался голос Шарля из прихожей.

– Я хочу видеть его.

– Кого?

– Дьявольщина, не пытайтесь убедить меня, что старое дело отравительницы из Сохо распутал скучающий мальчишка! Ренар, где же вы, друг мой?!



P.S. О нет, не думайте, никто не забыл о заключённом ранее пари. Учитель благородно предупредил, что причитающийся мне за проигранный спор щелбан будет отложен до неопределённого часа, то есть расслабляться не стоило. Что ж, джентльмен всегда держит слово, когда будет сказано, я честно подставлю лоб…





Глава 3

Стекляшки




Ренар и Хаггерт засиделись до глубокой ночи. На этот раз, к моему немалому изумлению, мистер Лис не то чтобы предложил, а сам настоял, чтобы я остался за общим столом. Коньяк и портвейн, виски и бренди лились рекой, французские сыры, английская ветчина, подкопчённая норвежская сёмга, хрустящие багеты, масло с зеленью, тёплые бисквиты, шотландский мёд, грецкие орехи и швейцарский шоколад были самого лучшего качества!

Впрочем, как и всегда у Шарля. Старый дворецкий отлично знал, где что купить, имел постоянных поставщиков и относился к приготовлению и потреблению пищи с фанатизмом истинного француза, то есть культ еды для него был почти священным.

Говорили обо всём. Они смеялись и пили, то на брудершафт, то не чокаясь в знак короткой скорби, они вспоминали, как познакомились лет шесть назад, сколько раз ссорились и мирились, когда и где вытаскивали друг друга из передряг, заново разбирая старые расследования. Я скромно присоединялся к их тостам невинной чашкой чая, но в разговоры не лез, а больше слушал, слушал и слушал.

Начало одной из историй показалось мне настолько невероятным, что это заметил даже инспектор.

– Как загорелись глаза у мальчика, – хмыкнул он, но без малейшей насмешки или снисходительности пояснил: – Я был таким же в его годы. Когда впервые надел мундир полицейского, мы, молодые и дерзкие парни, застали ещё самого Роберта Пиля, основателя лондонского Скотленд-Ярда, живую легенду полиции Великобритании. Тогда уровень преступности в Лондоне и окрестностях был настолько высок, что любой честолюбивый джентльмен с образованием и стержнем всегда мог сделать себе карьеру. Сержантские нашивки я получил уже на второй год службы…

– Не без помощи вашего батюшки – мирового судьи, – деликатно напомнил месье Ренар, приподнимая бокал хереса.

Инспектор чуть поморщился, но не стал ни спорить, ни опровергать друга, а, отставив свой бокал, просто продолжил рассказ:

– А ведь именно тогда, старина, мне впервые удалось вытащить вас из тюрьмы.

– Из камеры предварительного заключения, – опять-таки поправил лис. – Но вы правы, это дело действительно подружило нас.

– Хотя познакомились мы раньше.

– На приёме у герцогини Вревской из Варшавы. А ведь я уже тогда был уверен, что она международная аферистка и её «алмазы» сделаны из богемского хрусталя.

– Куда вы, мой друг, также заявились не под своим именем, разнаряженный в мундир французского офицера эпохи Реставрации, весь в наградах, при шпаге, с моноклем в левом глазу и фальшивыми усами, – хихикнув, поддел Хаггерт.

– Миль пардон, я попросил бы! Усы были настоящими!

…В общем, сам не помню как, но в моих руках оказался блокнот и электрическое перо. Поскольку эту чудесную историю я услышал в изложении двух перебивающих друг друга рассказчиков, то, наверное, мне будет удобно поведать её от нейтрального третьего лица, чтобы не обидеть ни того ни другого. Но за точность записи ручаюсь головой, Шарль по моей просьбе вычитал всё, пару раз внеся некоторые мелкие поправки, а ему можно доверять.



В тот солнечный, ясный предрождественский денёк двухпалубный паровой корабль «Виктория», пыхтя клубами чёрного дыма, неспешно вёз пассажиров по холодной, но вполне себе спокойной глади Ла-Манша из Франции в Британию. Тепло одетые и, несомненно, благородные джентльмены прогуливались по палубе с видом записных морских волков, курили сигары и чуть более вольно, чем это было бы на суше, кланялись встречным дамам, приподнимая шляпы. Милые леди, щурясь от бликов на воде, кутались в меха, жались друг к дружке, и лишь по хихиканью или застенчиво опущенному взгляду томных глаз можно было понять, принят поклон или вежливо «не замечен».

Ближе к носу, у перил, стоял высокий стройный лис из «близких к природе». Учитывая его естественную шубу, в особо утеплённой одежде он не нуждался, впрочем, длинный кожаный, почти до пят, плащ отлично защищал от пронизывающего морского ветра, играющего кистями вязаного синего шарфа. Взгляд незнакомца был затуманен, а на челе отражались следы прошлых страданий, возможно до сих пор терзающих его кровоточащее сердце…

– Но, сэр, – не выдержал я. – Так уже давно никто не пишет! Это чрезмерно затянуто, нудно и патетично, аж зубы сводит.

– Майкл, ты всерьёз намерен учить меня основам куртуазной подачи текста?!

– Бросьте, Ренар, – вступился за меня инспектор Хаггерт. – Парень прав, ваша речь даже на меня навевает сон. К тому же вы не наняли бы секретаря, если б сами могли прекрасно записывать свои приключения.

– Вы оба чёрствые, бездуховные люди, не понимающие глубины и шарма французских литературных традиций, – припечатал нас мой учитель, вздохнул, налил себе ещё вина, пригубил, слегка причмокнув, и усмехнулся: – Ну и чёрт бы с вами, продолжим, джентльмены!





Когда графиня Вревская вышла на палубу, то все присутствующие разом обернулись к ней. И верно, не обратить внимания на эту блистательную особу было попросту невозможно. Во-первых, она бесстрашно подставляла декабрьскому ветру полуобнажённые плечи и роскошное декольте, а во-вторых, её грудь украшало сногсшибательное золотое колье из дюжины крупных южноафриканских алмазов в обрамлении целой россыпи более мелких.

Лис Ренар, или Ренье, как он сам себя называл на французский манер, также не смог противиться искушению. Запросто познакомиться с графиней, не будучи ей представленным, было недопустимо нормами этикета. Но и толкаться среди кучки чрезмерно восхищённых мужчин, окруживших красавицу бальзаковского возраста, он также считал слишком унизительным для себя. Ибо трудно было с уверенностью сказать, что являлось более привлекательным для взгляда десятка воздыхателей: несомненно, интересная леди, её бриллианты или же и то и другое вместе?

Поэтому Ренье ограничился максимально вежливым поклоном, приподнимая высокий цилиндр, но не задерживаясь ни на шаг. Минутой позже улыбка сползла с его губ, а брови сдвинулись к переносице…


– Какого дьявола? – пробормотал лис, резко развернувшись на каблуках. – Либо я слеп как крот, либо… Майкл?!

– Да записываю я, записываю, сэр. Но умоляю, ради Ньютона-шестикрылого, можно как-нибудь подинамичнее, что ли?

Он обозвал меня маленьким наглецом, но продолжил, перескочив в рассказе несколько дней. Чтобы у вас не возникало ощущения разорванности, поясню, на корабле никаких особенных происшествий не было, а вернувшись в свой дом у Тауэрского моста и выспавшись, мой будущий учитель, махнув на всё лапой, решил не лезть не в своё дело. Тем более что и дела-то как такового не было.

– Ещё не было, – деликатно поправил меня инспектор. – Не забывайте, молодой человек, я тоже принимал участие!

Но в утренних газетах, поданных дворецким, оказалось объявление о том, что графиня Вревская устраивает званый приём для очень дорогих гостей в арендованном ею особняке на северо-западе Лондона. Вот тут лис затребовал кофе по-бретонски, уселся с развёрнутой картой города у камина, и неясная, но требовательная догадка царапалась у него за левым ухом…

– О боже, да какая там «догадка»… В одном из алмазов её роскошного колье я заметил пузырёк воздуха! Бриллианты были фальшивыми, это хоть к гадалке не ходи! Хотя я и не ходил никогда.

– А как же госпожа Лилиана? – напомнил ему я. Эта чёрная пантера прямо при мне пыталась его задушить, когда мы зашли к ней в магический салон.

– Лилька-то? Она не гадалка, просто воровка и аферистка, – фыркнул Ренар, на минуточку задумался, с головой уйдя в воспоминания…

Лису не составило труда достать себе приглашение на приём, благо его связи позволяли и не такое. Верный дворецкий принёс ему свой старый военный мундир, который при небольшой подгонке отлично сел на плечи нового хозяина. И хотя французская форма времён Реставрации могла показаться несколько вызывающей поклонникам Веллингтона, месье Ренье решительно накинул плащ на плечи, поправил треуголку и вышел на улицу. Только четвёртый или даже пятый кеб принял столь странного пассажира. Однако же, безошибочно угадав в молодом джентльмене парижанина, серый в яблоках возница, прокашлявшись, завёл старинную, но, как ему казалось, очень подходящую песню:

О Лондон мой, Берлин и Рим тут не стояли близко!

Душа империи – британский дух, он крепче виски!

Огонь и страсть, любовь и стиль манят в Париже!

Я, как француз, красив и пьян, всегда подстрижен!

Две страны, две земли, до комичности

Перешли пассажиры на личности.

Две мечты, два понта, две теории –

Джентльмен и месье жарко спорили!





…Ренье поначалу честно пытался думать о своём, затыкать уши, но голос кебмена, казалось, был способен рушить иерихонские стены, спасения от него не было никакого и нигде. Такого урока смирения и терпения лис не получал уже давно.

До указанного адреса ехали не менее часа, так что слушать пришлось аж четыре песни, но рано или поздно любые страдания вознаграждаются.

Длинная вереница экипажей, кебов и повозок тянулась от парадного подъезда почти на полтора квартала. Графиня умела быть убедительной, а молва о её драгоценностях, фактически выставленных напоказ всему судну, с помощью болтливых пассажиров разлеталась быстрее ветра. Чему в немалой степени способствовал и вечерний номер «Таймс», разносимый вездесущими енотами: «Очаровательная графиня Вревская в Лондоне!», «Приём у бриллиантовой вдовы!», «Самые богатые холостяки Британии в замкнутом пространстве со скучающей леди!», «Кому суждено покорить её сердце? На кого падёт роковой выбор? Кто станет счастливым обладателем нежной ручки и гранёных алмазов?!»

Лис просто нюхом чуял издавна знакомый ему запах интриги и обмана. В лучших аристократических домах Европы, где борьба за власть, титулы и богатства всегда была накалённой, словно вольфрамовая нить, наивные простачки не доживали и до отроческих лет.

Он честно встал в очередь, потом здоровяк с венгерским акцентом проверил его приглашение, и двери роскошного особняка распахнулись перед нашим героем…

– Ренар, вообще-то героев было двое, – добродушно напомнил инспектор.

– Друг мой, почту за честь, если вы и продолжите, – столь же церемонно поклонился мой учитель, никому не позволявший превзойти себя в благородстве.

– Хм, а почему бы и нет… Майкл, вы ведь записываете?

– Да, сэр. Слушаю вас, сэр.

Мистер Хаггерт отставил бокал, расправил усы, закатил глаза, пытаясь воспроизвести в памяти давние события, и начал на свой манер:

– Я был там. Отец настаивал на моём присутствии, считая, что это полезно для карьеры… Итак, зала была полна гостей. Играл пианист, тройка вышколенных слуг разносила шампанское и виски. Думаю, людей и «близких к природе» было почти поровну на полсотни душ. Все богаты, все титулованы, но я насчитал и нескольких явных проходимцев. Знаете, такие бесстыжие сердцееды, охотники за приданым. Особенно выделялся тощий лис в подозрительном мундирчике Наполеоновских войн. Ещё монокль нацепил, и усы такие длинные, вызывающие, намазанные чёрным…

– Нафабренные, – с тончайшей, едва уловимой ноткой раздражения вставил месье Ренар. – Но, прошу прощения, продолжайте.

– Так вот, лис и привлёк моё внимание, потому что сразу стал причиной скандала. Четверо горячих молодых джентльменов, чьи предки погибли при Ватерлоо, собрались уже задать ему хорошую трёпку. Я не мог допустить драки на светском рауте, но тут из смежной комнаты вышла графиня. Да, она была хороша. Очень хороша.

Благородные леди после сорока часто бывают более привлекательны, чем юные, неоперившиеся девицы. У зрелой женщины тоже есть свои достоинства – опыт, терпение, умение подать себя, ну и состояние, в конце концов. Графиня обладала всем, что я перечислил, в избытке.

Её сразу же окружила толпа поклонников, но она, умело уделяя внимание всем, никого не выделяла. Словно и не собиралась искать себе нового мужа. Вот тут я впервые задумался: а зачем же вообще она тогда здесь? К чему этот пышный приём? Неужели…

– Старина, не путайте моего секретаря. Вы и близко не подозревали госпожу Вревскую, поскольку не могли оторвать взгляда от её глубокого декольте!

– Ну не то чтобы так уж…

– Да она носила это бриллиантовое колье на голой груди, как на витрине! Любой «близкий к природе» и бровью бы не повёл, но вы, люди, устроены куда смешнее.