Семнадцать мгновений весны

СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ВЕСНЫ

12.2.1945 (18 часов 38 минут)

12.2.1945 (19 часов 56 минут)

15.2.1945 (20 часов 30 минут)

15.2.1945 (20 часов 44 минуты)

15.2.1945 (22 часа 32 минуты)

15.2.1945 (23 часа 54 минуты)

16.2.1945 (03 часа 12 минут)

16.2.1945 (04 часа 45 минут)

17.2.1945 (10 часов 03 минуты)

17.2.1945 (10 часов О5 минут)

17.2.1945 (10 часов 05 минут)

18.2.1945 (11 часов 46 минут)

18.2.1945 (12 часов 09 минут)

18.2.1945 (12 часов 17 минут)

18.2.1945 (13 часов 53 минуты)

21.2.1945 (12 часов 39 минут)

27.2.1945 (12 часов 01 минута)

27.2.1945 (15 часов 00 минут)

7.3.1945 (22 часа 03 минуты)

8.3.1945 (09 часов 32 минуты)

8.3.1945 (22 часа 32 минуты)

10.3.1945 (19 часов 58 минут)

11.3.1945 (16 часов 03 минуты)

12.3.1945 (02 часа 41 минута)

12.3.1945 (08 часов 02 минуты)

13.3.1945 (10 часов 31 минута)

13.3.1945 (11 часов 09 минут)

13.3.1945 (16 часов 11 минут)

13.3.1945 (17 часов 02 минуты)

13.3.1945 (20 часов 24 минуты)

14.3.1945 (06 часов 32 минуты)

15.3.1945 (18 часов 19 минут)

16.3.1945 (23 часа 28 минут)

17.3.1945 (22 часа 57 минут)

8.3.1945 (16 часов 31 минута)


18.3.1945 (16 часов 33 минуты)





notes1

2

3

4





* * *





СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ВЕСНЫ





«КТО ЕСТЬ КТО?»


Сначала Штирлиц не поверил себе: в саду пел соловей. Воздух был студеным, голубоватым, и, хотя тона кругом были весенние, февральские, осторожные, снег еще лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы, которая всегда предшествует ночному таянию.

Соловей пел в орешнике, который спускался к реке, возле дубовой рощи. Могучие стволы старых деревьев были черные; пахло в парке свежезамороженной рыбой. Сопутствующего весне сильного запаха прошлогодней березовой и дубовой прели еще не было, а соловей заливался вовсю – щелкал, рассыпался трелью, ломкой и беззащитной в этом черном, тихом парке.

Штирлиц вспомнил деда: старик умел разговаривать с птицами. Он садился под деревом, подманивал синицу и подолгу смотрел на пичугу, и глаза у него делались тоже птичьими – быстрыми, черными бусинками, и птицы совсем не боялись его.

«Пинь-пинь-тарарах!» – высвистывал дед.

И синицы отвечали ему – доверительно и весело.

Солнце ушло, и черные стволы деревьев опрокинулись на белый снег фиолетовыми ровными тенями.

«Замерзнет, бедный, – подумал Штирлиц и, запахнув шинель, вернулся в дом. – И помочь никак нельзя: только одна птица не верит людям – соловей».

Штирлиц посмотрел на часы.

«Клаус сейчас придет, – подумал Штирлиц. – Он всегда точен. Я сам просил его идти от станции через лес, чтобы ни с кем не встречаться. Ничего. Я подожду. Здесь такая красота…»

Этого агента Штирлиц всегда принимал здесь, в маленьком особнячке на берегу озера – своей самой удобной конспиративной квартире. Он три месяца уговаривал обергруппенфюрера СС Поля выделить ему деньги для приобретения виллы у детей погибших при бомбежке танцоров «Оперы». Детки просили много, и Поль, отвечавший за хозяйственную политику СС и СД, категорически отказывал Штирлицу. «Вы сошли с ума, – говорил он, – снимите что-нибудь поскромнее. Откуда эта тяга к роскоши? Мы не можем швырять деньги направо и налево! Это бесчестно по отношению к нации, несущей бремя войны».

Штирлицу пришлось привести сюда своего шефа – начальника политической разведки службы безопасности. Тридцатичетырехлетний бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг сразу понял, что лучшего места для бесед с серьезными агентами найти невозможно. Через подставных лиц была произведена купчая, и некий Бользен, главный инженер «химического народного предприятия имени Роберта Лея», получил право пользования виллой. Он же нанял сторожа за высокую плату и хороший паек. Бользеном был штандартенфюрер СС фон Штирлиц.

…Кончив сервировать стол, Штирлиц включил приемник. Лондон передавал веселую музыку. Оркестр американца Глэна Миллера играл композицию из «Серенады Солнечной долины». Этот фильм понравился Гиммлеру, и в Швеции была закуплена одна копия. С тех пор ленту довольно часто смотрели в подвале на Принц-Альбрехтштрассе, особенно во время ночных бомбежек, когда нельзя было допрашивать арестованных.

Штирлиц позвонил сторожу и, когда тот пришел, сказал:

– Дружище, сегодня можете поехать в город, к детям. Завтра возвращайтесь к шести утра и, если я еще не уеду, заварите мне крепкий кофе, самый крепкий, какой только сможете…





12.2.1945 (18 часов 38 минут)




«– Как вы думаете, пастор, чего больше в человеке – человека или животного?

– Я думаю, что того и другого в человеке поровну.