Семена Злобы

Никто из нас никому не строил глазки и не делал намеков. Мы принюхивались друг к другу, как осторожные зверьки. Но взаимная симпатия рано или поздно сработает подобно притяжению двух магнитов – как бы ты аккуратно ни сводил их, схлестнутся они резко и неожиданно. Этой неожиданностью стал поцелуй, когда мы столкнулись в узком проходе между книжными полками.

Затем я опять чуть не поломал всю романтику, пусть и глупым для большинства мужчин, но зато честным образом – извинился и, как мог, вежливо объяснил, что не могу себе позволить серьезных намерений. И тут же был ошарашен заявлением, что ее устроят и несерьезные.

Вот таким образом я и обзавелся любовницей. Прошу не путать с содержанкой. На эту разницу Рита намекнула мне после первой же совместной ночи, когда я поинтересовался, не нужны ли ей деньги для улучшения жизненных условий. Отказ прозвучал пусть не грубо, но язвительно и с явным намеком на мою привычку общаться с профессионалками.

Хорошо хоть догадался посоветоваться с Давой, который был просто счастлив стать моим ментором в данном аспекте социальных правил. Оказывается, дарить нуждающейся в финансовой помощи любовнице деньги – жуткий моветон. Только драгоценности. Их она тут же сдаст в ломбард, потеряв как минимум треть стоимости, но сохранив иллюзорное самоуважение. Как по мне, логика хромоватая, но чужая душа – потемки, да и поговорка про чужой монастырь и уставы тоже вполне уместна.

Совет друга сработал на все сто. Серьги с рубинами вызвали бурю восторга и конечно же были благосклонно приняты. Через день из квартиры исчезла подружка-телефонистка, с которой Рита делила квартплату, а интерьер жилья резко улучшился.

Ну что же, в какие бы игры ни играла эта барышня, если они приносят радость всем участникам, то почему бы не подыграть?

Сегодня в футляре с бархатной обивкой лежал браслет-змейка с изумрудными глазками.

– Ты самый лучший! – еще раз повисла девушка у меня на шее, впившись долгим поцелуем.

– А еще тортик на полке в прихожей, – отдышавшись, добавил я.

– Знаю, – с подозрительным прищуром заглянула мне в глаза Рита. – Ты хочешь раскормить меня, чтобы иметь повод бросить?

– Ну, значит, съем сам.

– Нетушки, – отцепилась от меня девушка и сначала убежала за тортом, а затем быстро начала накрывать на стол все для чая.

В отличие от той же Глафиры, с Ритой было о чем поговорить. Образование она имела пусть и не блестящее, но уж точно разностороннее, что удивительно для воспитанницы сиротского дома для девочек. Но эта маленькая сиротка знала, чего хочет от жизни, еще с раннего детства, а в приюте имелась библиотека. Именно доступ к книгам и потрясающая способность к мимикрии позволили ей в дальнейшем легко отказаться от работы стенографистки в суде и занять должность библиотекаря, обеспеченную более весомым окладом.

– Как прошел твой день? – Быстро расправившись со своим кусочком торта, Рита подперла ладошками подбородок и пристально посмотрела на меня.

Кстати, очень хороший прием. Баронесса тоже владела им, но использовала не так уж часто. А вот Глаше для подобного не хватало интуиции. Казалось бы, простейший вопрос, но сразу происходит скачок симпатии – ведь, оказывается, твоя жизнь интересна не только тебе! Это льстит, даже если ты замечаешь, что интерес не такой уж искренний.

– Суетно, – расплывчато ответил я.

– А вчера, говорят, было весело, – чуть прищурившись, осторожно сказала девушка.

Вот оно что! Сарафанное радио Топинска работает куда быстрее местной газеты.

– Ничего необычного для работы видока. Лучше расскажи, как дела с твоими женихами?

В ответ Рита лишь фыркнула. В этом мы с ней коллеги, но если во мне женщин привлекают деньги и матримониальные перспективы, то что именно притягивает мужиков к девушке, старательно маскирующейся под серую мышку, не совсем понятно. Впрочем, меня-то самого потянуло к ней именно в ипостаси синего чулка. Риту внимание мужчин не особо-то радовало, потому что умненькая барышня понимала: кроме похоти, там ничего нет, и осознанно выбрала самый адекватный вариант. То есть меня.

Хотя насчет адекватности – это далеко не факт.

Заметив, что я закончил с чаем, Рита тут же перебралась ко мне на колени, и мы наконец-то занялись тем, чем хотели заняться с самого начала, но обоим нужна была вот такая манерная прелюдия – все же здесь до сексуальной революции еще далеко. По той же причине ночевать в этой квартире я не остался.





Глава 3




Следующим утром, как и обещал Даве, после зарядки и завтрака остался дома, где и собирался провести всю первую половину дня. Но не получилось, причем из-за того же Давида.

Звонок телефона я воспринял настороженно – очень уж не хотелось ехать в суд. Ну некомфортно мне там, чай не театр!

– Игнат, – прозвучал в трубке встревоженный голос Давы, – у нас проблемы на синемастудии. Емельян Багров с ума сошел.

– Как сошел?

– А я откуда знаю?! – вызверился в трубку мой друг. – Звонил Серж и весь мозг мне высверлил своими криками. А я в суде занят с твоим подопечным.

– Ладно, разберусь. Как там волчонок?

– Тут-то как раз все в порядке, – вздохнул Дава. – Судья принял прошение Белецкого об опеке. Так что проблем не будет. Ты бы поспешил. Даже боюсь представить, во что нам выльется потеря Багрова.

– Уже еду, – сказал я и несколько раз нажал пальцем на рычаг телефона.

В трубке голос Давы сменил приятный голосок телефонистки, и я назвал ей номер больницы. Соединения с доктором пришлось ждать пару минут.

– Что случилось, Игнат Дормидонтович? – обеспокоенно спросил Ян Нигульсович.

– Со мной ничего, возникли проблемы с одним из актеров. Я хотел бы попросить вас посмотреть лично.


– Так везите его сюда.

– А может, вы подъедете на студию со мной? – осторожно спросил я, лелея надежду, что проблему удастся решить на месте, не привлекая лишнего внимания.

Доктор знал, что подобные выезды вознаграждаются очень щедро, но все равно замялся, и было видно, что не из-за занятости в больнице.

– Ну, не знаю, – вздохнул он. – Мне не очень хочется встречаться с тамошним режиссером.

Да ладно?! Неужели Серж приставал к нашему доктору?

Вслух я это предположение выдвигать конечно же не стал, и задал более сдержанный вопрос:

– А что так?

– Он был со мной груб и дерзок, а я не привык к подобному обращению, особенно без повода с моей стороны, – с легкой ноткой обиды высказался врач.

Оно и понятно, в Топинске Яна Нигульсовича Вяльпе не просто уважали, а почитали в высшей степени. Причем не только за то, что он главврач городской больницы, но и благодаря высочайшим личным качествам.

– Ян Нигульсович, даю слово, что оный режиссер не только принесет самые искренние извинения, но и впредь будет доброжелателен и почтителен. Уверен, произошло чудовищное недоразумение. Серж безобиден, как домашний хомяк, пусть и воспитания у него не больше, чем у сего животного, – с максимальной убежденностью в голосе заверил я доктора.

– Хорошо, заезжайте за мной, – явно без особого удовольствия согласился Ян Нигульсович.

– Буду… – начал говорить я и тут же осекся, вспомнив, что Корней Васильевич занялся ремонтом паромобиля. – За вами заедет машина с киностудии.

– Жду, – строгим голосом заявил врач и прервал связь.

Перед тем как звонить на студию, я позвал Осипа и послал его к одному примечательному мужику, живущему в пяти домах от нас. Затем связался с симпатичной девушкой в канцелярии Сержа и дал ей задание обеспечить доктора транспортом. Девушка оказалась не только симпатичной, но и умненькой, и заверила, что выполнит все быстро и точно. С чего я взял, что она симпатичная? Все просто – других там не водилось. Почти весь обслуживающий персонал – от официанток, гримеров и костюмеров до секретарш и делопроизводителей, набирался среди барышень, проехавших полстраны с мечтой стать синемазвездой. Актрисами, по понятным причинам, становились далеко не все, но большинство остальных все равно не отчаивались и цеплялись за малейшую возможность задержаться в индустрии.

Я быстро собрался, сбежал вниз и, со вздохом посмотрев на полуразобранный паромобиль, вышел на улицу. Когда дошел до нужных мне открытых ворот, то Петро с помощью Чижа уже заканчивал запрягать своего Сивку в телегу. Петро был ломовым извозчиком, доставлявшим грузы с дальних ферм на рынок. В общем, работа не самая спокойная, и порой лишь благодаря Сивке, а также особой конструкции телеги удавалось уйти от погони хищников.

Так что выбор срочного транспорта был очевиден. Но как же мне все это не нравилось!

– Садитесь, ваше благородие, – заявил мужик с всклокоченной, как и его характер, бородой, сдвинув почти на затылок свой картуз. – Прокачу с ветерком!

Замешанный на доброй толике безумия задор в глазах извозчика и его жеребца был идентичным и вызывал у меня далеко не смутное беспокойство, но выбора все равно не было. Мало ли как развиваются события на студии, а вызывать по телефону лихача из центра будет слишком долго.

Осип старался скалиться чуть меньше, чем Петро, но получалось плохо. А причиной этого веселья было то, что они все втроем, включая Сивку, хорошо знали мое отношение к гужевому транспорту.

– Поехали, хватит ржать, – проворчал я, запрыгивая на телегу.

В ответ Сивка тут же громогласно заржал и рванул через распахнутые ворота, с заносом выворачивая со двора на улицу.

Мне же оставалось лишь крепче вцепиться в борт телеги и стиснуть зубы. Счет к Сержу, ответственному за проблемы на студии, рос с каждым мгновением.

В итоге к нужному месту мы добрались минут за двадцать, и, возможно, даже быстрее, чем сделали бы это на нашем паромобиле. Чиж явно получал удовольствие от поездки не меньше, чем Петро, – где-то на уровне Сивки. Вот уж у кого дури да силушки немерено.

Съемочные павильоны синемастудии нашего концерна под названием «Верона» находились за южными окраинами города, но после того как многие из работающих там людей решили обзавестись своими домами, образовавшийся между базой и городом просвет быстро зарос разномастным жильем.

Как и на старом месте под Москвой, здесь в два ряда расположилось шесть ангаров. Точно такие же использовались для размещения дирижаблей средних размеров. Но у нас они вмещали в себя съемочные павильоны. Имелись и две декоративные улицы. Вместо домов там находились только декоративные фасады, укрепленные сзади лесами. Одна улица изображала сельскую архитектуру, а другая – городскую. И все же основные съемки производились на натуре в окрестностях Топинска, а уж там-то было где разгуляться.

В синемагородок мы въехали по боковой улице, там, где поменьше народа. Точнее, не въехали, а притормозили у первого же павильона. Дальше пошли пешком. Судя по собравшейся у одного из ангаров толпе, нам нужно именно туда.

Уже когда мы подошли ближе, из раскрытых ворот ангара донесся протяжный вой. Толпа отшатнулась, и по ней пробежал шепоток:

– Оборотень!

Я на это лишь хмыкнул и, покосившись на Осипа, увидел на его лице ехидную улыбку. Уж нам-то хорошо известна разница между воем трансформировавшегося оборотня и просто сбрендившего человека, возомнившего себя волколаком.

Вход в ангар преграждали плечистые охранники в серых костюмах и с одинаковыми котелками на головах. В руках парни сжимали короткие дубинки. Увидев меня и Осипа, охранники синхронно кивнули и чуть расступились.

После того как наш концерн расширился, обрастая кинотеатрами и фабрикой по производству пленки и проекторов, пришлось выпускать новые пакеты акций. Но оно и хорошо. По примеру моей старой подруги, великой княжны, а ныне – ее величества императрицы Бразилии, в дело вошли многие влиятельные люди империи, что серьезно обезопасило наш бизнес от происков моих личных недругов. В итоге у меня на руках осталось лишь одиннадцать процентов акций. Но все равно Серж, я и Дава сейчас являлись крупнейшими акционерами из тех, кто находился в Топинске, так что вся реальная власть концентрировалась в наших руках.

– Уберите отсюда толпу, – проходя мимо охранников, приказал я. – Особо непонятливым пригрозите увольнением.

Странно, что Серж не разогнал зевак еще раньше.

Наш режиссер имел привычку появляться подобно нечистой силе – стоит его помянуть даже в мыслях. Впрочем, вездесущий недофранцуз вообще любил вторгаться в чью-нибудь жизнь, тут же превращая ее в сущий бедлам. Невысокий, чуть полноватый мужчина тридцати четырех лет от роду некогда был представителем благородного семейства потомственных купцов и звался Сергеем Пафнутьевичем Беловым. В один далеко не прекрасный день благочестивого юношу то ли укусила французская болонка, то ли случилась еще какая-то пакость, но после этого он стал откликаться лишь на Сержа Блона.

Говорил Серж с фальшивым французским акцентом. Вел себя так же вызывающе, как и одевался, то есть в стиле фейерверка. Сейчас на нем был сиреневый фрак в жуткий зеленый цветочек, а сиреневый же цилиндр опоясывал длинный оранжевый шарф. И при этом он как-то умудрялся не выглядеть нелепо. Что же касается сексуальных предпочтений данного индивидуума, то в приличном обществе такое не обсуждают. При всем этом Серж имел незлобивый живой характер, был образован, умен и действительно талантлив.

Но сейчас человек-фейерверк сильно потускнел и в своих цветастых тряпках выглядел неубедительно.

– Иньяс, мон шер, какое несчастье!