Семь преступлений в Риме

— Ничего я не успел.

— Но ему это не известно: у него есть все основания опасаться тебя.

Барбери замолчал, и это молчание сделало предостережение особенно весомым.

Капитан призвал меня в Дом полиции поздно ночью, когда его люди заканчивали опрашивать соседей гравера. Никто ничего не заметил на подступах к Пантеону, никто не смог объяснить, каким образом кто-то мог проникнуть в сад, никто не вспомнил о лошади, мчавшейся галопом по улочкам квартала. Мужчина в плаще и широкой шляпе бесследно растворился в вечерней темноте.

Итак, при свете свечей Барбери решил сопоставить наши соображения. Мы сидели одни за столом, перед нами лежали гравюра и послание.

— Я вот все думаю, капитан: как по-вашему, чего ждет от нас убийца?

— Чего он от нас ждет? Чтобы ему не мешали действовать по своему разумению, полагаю. И что римляне поднимут нас на смех…

— И тем не менее поведение его можно назвать непоследовательным. Он делает все, чтобы быть неуловимым, и в то же время постоянно старается навести нас на свой след. Какая ему нужда была отправить нам это послание до убийства д'Алеманио? Бессмысленный риск.

— Это приносит ему удовольствие.

— Возможно. Но зачем писать «Ван Акен рисует», а не «Иероним Босх рисует»?

— Этим самым он дал себе дополнительное время. Срок, в течение которого мы должны были установить тождество двух имен.

— Можно заключить, что он не так уж недооценивает нас, как кажется. Что даже уверен в наших способностях выйти на д'Алеманио, как только мы узнаем имя Босха.

— Все это не исключено. Но, честно говоря, какой нам толк от его соображений?

— Вопрос в следующем: уж не знает ли убийца о нас больше, чем нужно? Кто мы, каким образом действуем, в каком направлении идут наши поиски, как избежать их? Он наверняка работает по заранее намеченному плану, да вот только я подозреваю, что он в курсе всех наших шагов… История с гравюрой тому доказательство. Она абсолютно абсурдна!

— Абсурдна?

— Ну да. В частности, его идея закупить весь тираж, чтобы не осталось даже образца. Он приобретает гравюры, отделывается от гравера, но забывает о матрице, с помощью которой можно отпечатать бесчисленное множество экземпляров! Заплатив побольше — а это, кажется, не является для него препятствием, — он бы мог получить и ее. Ну разве не абсурдно?

— Возможно… Однако если он не вполне сумасшедший, как истолковать этот жест?

— Не знаю. С одной стороны, он прячет от нас эту гравюру, с другой — предлагает ее нам. Будто играет две роли одновременно.

— Может быть, казнь обжигальщика вынудила убийцу изменить свои планы? Если тот был его сообщником, то его смерть могла толкнуть на…

— Не в обиду вам будь сказано, капитан, но виновность Гирарди маловероятна. И в послании, оставленном на Пасквино, об этом сказано прямо: «Невиновный потерял жизнь».

Капитан устало потер глаза.

— Смертельно спать хочется, Гвидо… Право, не знаю уж, что и думать… Что предлагаешь?

— Так вот! Не стоит ломать голову над этой гравюрой… Не лучше ли вернуться к личности убийцы? Постараться выяснить его характер, наклонности… Проделать с ним то, что он сделал с нами! Для начала: что мы можем с уверенностью о нем сказать?

— Совсем немного.

— Все же попытаемся. У нас есть три послания, написанные его рукой. Первое — из колонны: «Eum qui peccat… Deus castigat». Латынь и кровь, чтобы поразить воображение. Мы предположили, что этот тип испытывает отвращение к греху и вознамерился стать чем-то вроде бича Божьего. В то же время, если Джакопо Верде не составляло труда встретить своего палача в «Волчьей голове», убийце пришлось очень постараться, чтобы добраться до него. Не забудем, нам потребовалось два дня, чтобы открыть это место, к тому же нас было много. Искать одному — надо иметь больше влечения, чем отвращения. Короче говоря, не был ли убийца одним из тех извращенцев? Это весьма упростило бы дело.

— Нет уверенности, что Ватикан согласится с тобой.

— Мне это безразлично… Есть еще свидетельство Джузеппе, одного из подмастерий с улицы Сола. По его словам, Джакопо обзавелся покровителем, богатым и влиятельным господином. Тогда надпись, обрушивающаяся на грешников, может являться лишь предлогом, дополнительной маской для сокрытия виновного! Добавлю к этому: коль уж этот персонаж так богат и влиятелен, ему легко следить за ходом расследования. Вот мы и пришли к отправной точке.

— Богат и влиятелен… Поосторожнее с обвинениями без доказательств, Гвидо… Знатные не любят слухов…

— Я просто рассуждаю вслух, капитан… А еще: наш убийца, несомненно, человек образованный… если судить по его посланиям:

«Джакопо Верде дважды головы лишился,

И Сола опустела, весь город веселился».

«Грешник потерял голову

Невинный потерял жизнь

Понтифик потерял Лицо

А удод вознесся к небесам».

Не скажу, что у него есть поэтический дар, однако эти строки говорят об образованности. Даже некоторой склонности к краснобайству. Сомневаюсь, что наш убийца низкого происхождения.

— Если твой портрет верен, он подойдет к доброй четверти римлян!


— И да, и нет. Нам известно и кое-что о его внешности… Сильный мужчина, немалого роста, способный отрубить голову одним взмахом топора. Довольно подвижный, хотя и не очень быстрый в беге. Хороший наездник. У него странное влечение к старым людям. За исключением Джакопо, трем остальным жертвам перевалило за шестьдесят. Может, его привлекала их уязвимость, беззащитность? А может быть, были другие причины?

— Если я тебя правильно понял, мы должны искать извращенца средних лет, хорошего наездника и образованного?

— Богатого и знатного к тому же.

— Но мотив? Если не в наказание за грехи совершаются эти преступления, то какова их цель?

— Признаюсь, мне цель тоже не ясна. Можно понять то, что связывает Джакопо с Джульеттой, но какое это имеет отношение к ростовщику и граверу? Разве что в эти беспричинные убийства вкладывается какой-то смысл…

— Не можем ли мы выяснить из этой гравюры? Угадать, скажем, следующую жертву или способ предотвратить убийство?

Я опять посмотрел на репродукцию Босха.

— Я лично не могу угадать. Вот разве что выставить посты у всех колоколов и колодцев Рима… И все же я на всякий случай попытаюсь расспросить завтра синьору д'Алеманио. Может, вылетит из нее какое-нибудь словцо о причинах убийства ее мужа?

— Если ничего не получится, мы так и пойдем на поводу убийцы. Признание в беспомощности не очень-то понравится понтифику…

Что-то поразило меня в этих словах, и я перечитал послание с Пасквино.

— Понтифик… — повторил я. — «Понтифик потерял Лицо»… Не ошибся ли он?.. Но нет, он всегда так самоуверен…

— Ты на что-то напал?

— Нет, пока что — предчувствие. Вы не знаете, почему убийца приклеил этот текст на Пасквино?

— Ну… Чтобы навести нас на след Ван Акена, полагаю.

— Да, но почему именно на Пасквино?

— Чтобы его нашли и прочитали, очевидно.

— Вот! чтобы весь город мог это прочитать! Чтобы все римляне об этом узнали. А также чтобы предостеречь первого среди них — папу Льва Десятого!

— Уже поздно, Гвидо… И я очень притомился… Выражайся яснее…

— Заглавная буква! — вдохновенно воскликнул я. — Капитан, из четырех строк есть одна, самая важная! Остановите меня, если я ошибаюсь: «Грешник потерял голову» — об этом мы уже знаем. «Невиновный потерял жизнь» — об этом можно догадываться. «Удод взлетел к небесам» — свидетельство нашего поражения. Ничего нового в них нет. Но — «Понтифик потерял Лицо»: обратите внимание на заглавную букву последнего слова!

Я подал ему бумагу, но капитан недоуменно вернул ее.

— Сожалею, мой мальчик, но ничего не понимаю.

— Во время беседы в Ватикане разве не упоминали при вас о некой пропаже? О каком-нибудь пропавшем священном предмете или реликвии? О чем-то важном, что взволновало кардиналов, о чем они должны хранить молчание?

Он ответил отрицательно.

— Однако слух об этом дошел до ушей Леонардо. Он сопоставил его с обмолвкой командора в тот раз, в Сан-Спирито. Мэтр убежден, что эта кража напрямую связана с нашим делом. Что она была совершена человеком, свободно разгуливающим по всему городу и имеющим доступ к ключам от колонн.

— Ты имеешь в виду хранителя ключей?

— Он вне подозрений. Нет, это кто-то другой. Это и есть наш убийца.

— При мне ни его святейшество, ни кардинал не делали никаких намеков! Кстати, что делать убийце с какой-то реликвией? Какое отношение имеет она к посланию?

— «Понтифик потерял Лицо», капитан… Лицо — с заглавной буквы… Речь идет не об уважительном отношении к папе! Речь идет о Христовом покрывале! О Святом Лике! 7

— Святой Лик? «Вероника»? Та, что из базилики Святого Петра?

— Яснее быть не может! Это заглавное «Л» должно значить лишь одно: «Понтифик потерял Лик»! Реликвия украдена, Лев Десятый не сумел ее сберечь!

Барбери порывисто встал, забегал по комнате: таким возбужденным я его еще не видел.

— Святой Лик! Все эти ужасные преступления, и теперь еще это! Что за дьявольский план у него в голове?

— Одной загадкой больше. Полотно со Святым Ликом — одно из главных сокровищ Ватикана. Таким образом преступник доказывает свою дерзость и ловкость. Ко всему прочему, украсть отпечаток лика Господа — все равно что украсть самого Христа из-под носа папы!

— Его святейшество никогда не простит мне смерть гравера…

— Кто знает? У нас остался еще один шанс. В конце концов, оба послания напечатаны одним шрифтом. Нужно найти печатника.

— Имей в виду, печатник ничего не скажет. Ему хорошо заплатили! Если предположить, что он все еще жив…

— Будет молчать — найдем языки подлиннее. Кто-нибудь из занимающихся этим делом наверняка сможет разобраться и в бумаге, и в шрифте. Лишь бы найти ремесленника, а уж мы-то сможем его потрясти. Ведь он сообщник преступлений в полном смысле этого слова! Капитан, вы мне не доверите эти послания?

— Хочешь сам поискать печатника?