Семь преступлений в Риме

— Разумеется. Свои работы он подписывает: Босх. Иероним Босх.

— Иероним Босх, — повторил библиотекарь.

Он еще рассыпался в благодарностях перед мэтром из Урбино, а я уже бегом спускался по лестнице.



Босх… Иероним Босх…

Уверен, в Ватиканской библиотеке мне попадались на глаза некоторые репродукции с картин этого художника. Вернувшись в греческий зал, я бросился к комоду с гравюрами. И в самом деле, было там несколько рисунков, выполненных Босхом: «Гнев», «Зависть», «Сладострастие», «Лень». Четыре довольно удачные гравюры на сюжеты смертных грехов. И если я в первый раз не обратил на них внимания, то только потому, что в них не было ничего особенного. Персонажи в повседневной одежде, собаки, дома, предметы обихода… Ничем не примечательные обычные жанровые картинки… Лишь «Желание» вызвало у меня смутные мечты: двое влюбленных дарили друг другу цветы тайком от своих родителей… Как бы то ни было, в этих репродукциях не просматривалось никакой связи с преступлениями. Кстати, Босх был не единственным художником, писавшим на темы смертных грехов.

И тем не менее внимание мое привлекла одна деталь. Под каждой гравюрой рядом с именем стояли плотно прилегающие буквы: MdA. Я спросил Ингирами, уже заинтересовавшегося моими поисками:

— Три буквы под гравюрами — это инициалы?

Он поднес листы к глазам.

— Совершенно верно. MdA — Мартин д'Алеманио. Клеймо автора гравюр. Впрочем, многие из них поступили сюда из его лавочки, которая находится рядом с государственной канцелярией.

— Не думаете ли вы, что он может побольше рассказать об Иерониме Босхе?

— Вполне возможно. Д'Алеманио пользуется хорошей репутацией и давно занимается гравировкой.

— А вам самому известны другие работы этого художника?

— Нет, никогда их не видел. Если быть точным, эти гравюры выбраны моим предшественником. Помню только, что он с большой неохотой включил их в коллекцию. Он заявлял, что работы Босха недостойны папской пинакотеки. Что некоторые картины больше напоминают кошмарный сон и далеки от живописи.

Его взгляд устремился поверх моего плеча:

— Кошмар душевнобольного… Да… так он выразился.

Лестница, колонны, головы… Кошмарные сновидения душевнобольного — вот что хорошо подходило к ужасным преступлениям.





15




Я часто проходил через квартал, где расположена государственная канцелярия, но случай никогда не приводил меня в мастерскую и лавочку Мартина д'Алеманио. В торговой ее части вдоль стен стояли высокие, до потолка, шкафы с множеством выдвижных ящичков, а центр занимал большой застекленный прилавок. Здесь было светло и едко пахло типографской краской и бумагой. Задняя часть сообщалась с мастерской; видны были колесо гравировального пресса и огромные стопы бумаги.

Худой мужчина, выше меня по меньшей мере на фут, сразу подошел ко мне, как только я переступил порог.

— Что желает молодой синьор?

— Я хотел бы поговорить с Мартином д'Алеманио.

— К сожалению, мой хозяин вышел. Вернется он не раньше пяти вечера. Но ежели вы хотите сделать заказ или выбрать гравюры, то можете обратиться ко мне.

Было в его поведении что-то неискреннее.

— Меня прислал кардинал Бибьена, — солгал я. — Его преосвященство хотел бы поточнее узнать об одном художнике, чьи работы вы тиражируете.

— Его преосвященство… — удовлетворенно произнес он, потирая руки. — Ну конечно же… О каком художнике, в частности?

— Просматривая коллекцию в Ватикане, кардинал обратил внимание на аллегорическое изображение смертных грехов. Автор — некий Иероним Босх.

— Босх?

В тоне подмастерья послышалось удивление.

— Поразительно.

— Однако эти гравюры поступают из вашей мастерской.

— Конечно. Мой хозяин находит оригинальным мир этого художника и несколько раз ставил его в пример. Нет, что поразительно, так это малый спрос на его работы. Ведь вы всего второй человек, интересующийся им за последние дни. Мой хозяин только что встречался с этим покупателем.

— Другой покупатель? Удачное совпадение! Я уверен, что кардинал Бибьена с удовольствием познакомится с ним и обменяется мнениями.

— Увы! Ничем не могу вам помочь: мэтр лично занимается с ним. Он даже отобедал с этим клиентом и обговорил сделку.


— Отобедал? Где же?

Тот смерил меня взглядом.

— Сомневаюсь, что это может заинтересовать его преосвященство.

— Ошибаетесь, — возразил я. — Будучи первым советником папы, кардинал Бибьена имеет свои интересы, которые нам не подобает обсуждать. Если, разумеется, вы сами не пожелаете объяснить ему свой отказ.

Он сдался.

— Я не собирался ничего утаивать, мессер. Просто я не в курсе этих дел. Мэтр Мартин появился после обеда, но сказал без подробностей, что сделка состоялась. Что касается остального…

— Значит, вы его видели днем?

— Как раз перед вашим приходом. Затем он ушел домой: у него жена больна.

Я облегченно вздохнул.

— Тем лучше. Приду к пяти часам. А пока… Может быть, вы мне что-нибудь расскажете об этом Босхе и покажете имеющиеся у вас гравюры?

Отвечая на ходу, печатник подошел к ближайшему шкафу и выдвинул ящик, на котором большими буквами было написано: «БЕЛЛ — БУОН».

— Боюсь вас разочаровать. Все, что я знаю о нем, можно выразить несколькими словами: художник этот — откуда-то с севера, из Фландрии, полагаю. Ему, должно быть, лет шестьдесят или семьдесят. Работы его очень популярны по ту сторону Альп. Этим, возможно, и объясняется то, что римляне не испытывают интереса к нашим гравюрам. И тем не менее мой хозяин продолжает делать их, не столько ради выгоды, сколько из удовольствия. Он уверяет, что в одной босховской детали выдумки больше, чем в завершенных работах большинства художников. Ну а меня не очень привлекают подобные вещи, будь они даже выполнены с огромным талантом. Да вы и сами можете убедиться.

Из широкого и невысокого ящичка с позолоченной ручкой он достал пачку листов, упакованных в тонкую бумагу. Он вынул из нее полдюжины гравюр и разложил на прилавке.

Стиль этих гравюр отличался от тех, что хранились в Ватикане. Вместо хорошо знакомых жанровых сценок — странные и гротескные чудовища, лошади с крысиными головами, человечьи головы с телами саламандры, гримасничающие птицы, которые погоняют кнутом повозку, запряженную людьми, боевые машины из шлемов, колес и воронок, и повсюду сцены пыток, казней; грешники, бездумно отдающиеся демонам, капающая кровь и отрубленные члены.

До меня начинало доходить, что понимал Леонардо под «интуицией художника»: в этом безумном мире было место страшным преступлениям.

— И в самом деле, это необычные работы…

Я внимательно рассматривал рисунки, стараясь обнаружить какой-нибудь знак. Но безумие Босха, давая пищу для воображения убийце, не давало ответов на мои вопросы.

Выходило, что послание, найденное утром, стоило всех доказательств; «Ван Акен рисует».

— Мэтр Мартин гравирует выборочно элементы картины, не так ли?

— Да. Подобная живописная манера слишком сложна для полного воспроизведения. Потерялись бы некоторые персонажи, детали. Так что Мартин особо выделяет их.

— У вас есть еще гравюры?

— А как же!

Он опять покопался в пачке.

— Там вы просмотрели экземпляр каждого тиража. Есть еще собрание смертных грехов, которыми интересовался кардинал. Оно в отдельной папке, но я ее не могу найти…

— Отдельная папка? Сегодняшний клиент мог ее купить?

— В таком случае ему нужно было приобрести всю серию полностью. Десяток гравюр, если не больше. А такое маловероятно, потому что мы обычно оставляем один оттиск на тот случай, если появится новый заказчик.

— Купить весь тираж с условием, чтобы не осталось ни одного экземпляра? Не означает ли это, что сделка тайная?

— Не знаю. Во всяком случае, это необычно.

— А вы помните содержание недостающих гравюр?

— Право, они были такого типа, как и эти… Но описать вам их точно…

Я чувствовал, что истина ускользает от меня, как только я к ней приближаюсь…

— Постарайтесь вспомнить. Если я вам скажу, что именно этот человек и эта гравюра представляют для кардинала…

Несмотря на январский холод, пот выступил на его лбу.

— Я… я не большой почитатель этого художника, как вы поняли. И не очень приглядывался к этому тиражу. Могу только сказать, когда он выпущен. Если…

Он нерешительно взглянул в сторону мастерской.

— Если?..

— Вы ничего не скажете моему хозяину? И… засвидетельствуете мое старание кардиналу?