Семь преступлений в Риме
Часть 12 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Работы моих учеников, — объяснил он. — Как видишь, таланта маловато.
— Салаи — тоже один из ваших учеников?
— Салаи… — Он поколебался. — Ах, Салаи! Он со мной уже лет двадцать. Сейчас он уже сложившийся художник, и с ним считаются в мастерской. Есть еще Марко, Чезаре, Лоренцо и молодой Франческо Мелци, на которого я возлагаю большие надежды. Их присутствие служит мне утешением и отвлекает от тех немецких зеркальщиков и доставляемых ими хлопот. Да вот хотя бы! Ты и представить не можешь… На днях видели, как они вместе со швейцарскими гвардейцами стреляли из аркебуз в птиц! Стрелять в птиц, в Ватикане!
Я совсем не был расположен выслушивать жалобы старца на своих ассистентов. Я указал ему на картину за занавеской:
— Новый шедевр?
— Увы! Рука уже не та, глаза не те, и кисти почему-то стали не такими легкими… Но признаюсь, да, я начал писать. Один сюжет давно уже сидел у меня в голове, но в связи с последними событиями… — Он спохватился. — Я больше не могу делать несколько дел одновременно.
— Вы мне ее покажете?
— Непременно… в свое время. Хотя… Разве не говорят обо мне, что я много начинаю и мало заканчиваю? Сам папа однажды попенял на это. Но поговорим о тебе. Ты принял предложение кардинала?
— Мне кажется, оно исходило от вас…
— Да, так. И все же ты должен помнить, что тот, за кем мы охотимся, столь же порочен, сколь и умен. Если мы хотим обезвредить его, надо выманить его из логова.
— А как?
Леонардо подошел к огню, чтобы осушить руки.
— Я долго размышлял после того, как мы нашли в колонне Траяна головы Джакопо Верде и старухи. Мне повезло, что меня не засадили в темницу Сант-Анджело, как тебя, и я был относительно свободен в своих действиях. Я даже исследовал тело Джентиле Зара, о чем я и доложил вчера. Впрочем, мне кажется, я в последний раз побывал в анатомичке. Мне дали понять, что… Но это к делу не относится. А что касается нашего дела, думаю, могу утверждать, что знаю: все это имеет свой смысл.
— Что вы знаете?
Леонардо взглянул на меня, и впервые я заметил в его глазах растерянность.
— Нелегко объяснить, Гвидо. Скажем… мы с тобой с самого начала предполагали некую связь между этими убийствами, не так ли? Так вот! Сегодня я твердо уверен в ее существовании, но еще не в состоянии ни назвать ее, ни дать определение. Труп с мечом в спине, голый старик на лестнице, таинственный персонаж в маске удода, окровавленные головы, отделенные от тел… Все эти детали, изощренность мне что-то напоминают, они — словно лица людей, имена которых я не могу вспомнить. Или фигуры, виденные однажды мельком. Но в чем я уверен, так в том, что все это взаимосвязано, Гвидо, и все это мне смутно знакомо. Убийца что-то сообщает нам, что-то уже мне известное.
— Это может помочь нам найти его?
— Не сразу, нет. Однако идея покопаться в библиотеке Ватикана неплоха. Возможно, существуют какая-то легенда, книга, похожие преступления, описанные в хрониках… Или какая-нибудь позабытая традиция времен Древнего Рима. Ведь недаром последнее убийство произошло в Форуме. Томмазо Ингирами мог бы посодействовать тебе, но дело-то очень уж щекотливое.
Мы сели на одну из скамеек у камина.
— Нам во что бы то ни стало нужна новая информация об убийце, которая навела бы на его след. Начать хотя бы с этого Джакопо Верде… Кем он был на самом деле, с кем встречался, выбрали его случайно или была на то причина?
— Он занимался проституцией, разве не так?
— Таких в Риме сотни. Почему именно он?
— И вы уже знаете, от кого получить ответы на эти вопросы?
— От тебя.
— От меня?!
— Ну разумеется! Ты молод, примерно его возраста, внушаешь доверие. Тебе скажут больше, чем капитану полиции. Если ты ловко повыспрашиваешь домовладелицу, соседей, парней из этого квартала… ну и прочее…
— Вы… вы хотите, чтобы я отправился на улицу Сола?
— Честно говоря, было бы лучше, если бы ты там поселился… Потому что я не могу понять одного: в комнате Верде было найдено лишь немного старой одежды. Ни личных вещей, ни денег. А ведь он жил там несколько месяцев и исправно платил за жилье. Значит, у него водились деньги, хоть немного… Что с ними стало?
— Убийца сперва обокрал его.
— Сомневаюсь, чтобы этот молодой человек, зарабатывавший своим телом, имел неосторожность повсюду ходить с кошельком. Либо убийца сперва ограбил его комнату. Тогда следует выяснить, не видел ли кто-нибудь из соседей входящего к Джакопо Верде мужчину?
Перспектива остаться с этим делом один на один заставила меня поежиться.
— Хочу тебе поручить еще кое-что… Ты помнишь слова командора, сказанные вчера утром?
— Какие именно?
— По поводу кого-то или чего-то исчезнувшего. «Необъяснимое исчезновение» — так он выразился. Похоже, он увидел в этом исчезновении некую связь с одним из убийств.
— Командор Сан-Спирито никогда не отличался прозорливостью… — предположил я.
— Согласен. Но меня удивила не его мысль, а отношение к ней Бибьены. Показалось, наш кардинал был крайне раздражен — так жестко он одернул командора. А между тем накануне мы все вместе обсуждали всевозможные последствия этого дела: не было и намека на какое-либо исчезновение. И если оно действительно имело место, если даже командор усмотрел связь его с убийствами и раз уж Бибьена не хочет, чтобы о нем упоминали, значит, он от нас что-то скрывает. Что за секреты? Почему он обратился к нам за помощью? Вот в чем загадка, Гвидо.
Часом позже я вошел в библиотеку Ватикана.
В ней находилось трое или четверо читателей, но, к моей досаде, Томмазо Ингирами там не оказалось. Как мне сказали, префект заболел. Пришлось обратиться к его помощнику Гаэтано Форлари. Тот приветливо встретил меня, внимательно выслушал мою просьбу.
Истинной цели моего прихода я ему не открыл: с одной стороны, скандал, устроенный Аргомбольдо в мое первое посещение, призывал к осторожности. С другой стороны, если уж мне следовало изъясняться поточнее для пользы расследования, мне в то же время нужно было выражаться потуманнее, дабы не вызвать подозрений. Никто не должен был знать об убийстве на Форуме или о двух головах в колонне. Таким образом, мне пришлось сказать Гаэтано, что Леонардо поручил мне разыскать материалы об обычаях и нравах Древнего Рима, о совершенных ранее преступлениях и правосудии. Не известны ли ему какие-либо работы, относящиеся к истории города, о чем-либо из ряда вон выходящем? В частности, уточнил я, меня интересуют все трагические события, имевшие место среди античных памятников, а также их официальное объяснение.
Гаэтано поглядел на меня круглыми глазами, затем подвел меня к одной из полок латинского зала, на которой находилось много томов судебных анналов.
Я просматривал книги до наступления вечера и не нашел ничего похожего на убийства, связанные с античными колоннами. Я снова поинтересовался у Гаэтано, нет ли других работ на эту тему, но библиотекарь только развел руками. По его словам, просветить меня мог один Аргомбольдо, знания которого в этой области были неоспоримы.
Встречу с этим мрачным господином я отложил на более позднее время, а сам решил, пока еще светло, отправиться в пансион Джакопо Верде.
Пьяцца ди Шарра пользовалась весьма дурной репутацией: там кишел разный сброд, подобно тому, как в гниющем трупе кишат черви. Улица Сола, ведущая к ней, была самой отвратительной, вокруг теснились домишки без возраста, которые клонились во все стороны, иногда соприкасаясь друг с другом, и казалось чудом, что они до сих пор не обрушились на прохожих. В свете угасающего дня та лачуга, которая на несколько месяцев приютила Джакопо Верде, казалась самой неустойчивой, готовой в любой момент развалиться. Деревянные части прогнили, по стенам сочилась вода, а дверь скрипела на петлях так, словно все сооружение издавало стоны ревматика.
На этом фоне домовладелица сливалась со своим владением: костлявая старуха с клюкой; из грязного головного платка выглядывало покрытое пятнами лицо.
— Что вы хотите?
— Хотел бы поговорить с вами, синьора.
Она раздраженно передернула плечами:
— У меня нет никакого желания разговаривать. Вам нужна комната? Хорошо. Нет? Проваливайте.
Охлажденный приемом, я мгновенно подумал о выгоде, которую мог бы извлечь из ее предложения.
— Комната? У вас есть комната?
Ее глазки-горошинки недоверчиво сузились:
— Разве комната вам не нужна?
— Да, конечно! Комната!.. Дело в том, что я уже устал искать ее, уже пришел в отчаяние…
— Обычное дело: праздники. Уже неделю у меня пустует одна. Никто не хочет вселяться. Вы слышали, что произошло на днях? Парень на колонне…
— В Рим я прибыл сегодня утром, прямо из Флоренции. А что произошло?
Она, похоже, напряженно размышляла, потому что глаза ее сузились еще больше, почти затянувшись пятнистой кожей.
— Из Флоренции, говорите? Путешествуете налегке, без сундучка, без котомки?
— Я… я оставил их на постоялом дворе, пока не подыщу себе жилье и…
Старая карга скрипуче засмеялась, обнажив почерневшие пеньки от двух зубов.
— Ха-ха! Постоялый двор! Да там полно воров! Впрочем, их везде хватает!
— Верно. Поэтому мне и нужна отдельная комната. Вы сдадите?
Она долго рассматривала меня с ног до головы. Затем быстро спросила:
— У вас есть чем платить?
— Я… я небогат… Но все же…
— Есть чем платить или нет? Куатрино в неделю плюс задаток на тот случай, если сломаете кровать. У вас деньги есть?
Я порылся в кошельке, пересчитал наличность. Руки мои дрожали. Я протянул ей две монетки, которые она поспешно засунула куда-то под юбку, бесстыдно задрав ее. Громкий голос на улице заставил меня повернуть голову. В это время старуха скользнула за дверь и захлопнула ее перед моим носом.
— Притаскивайте ваши пожитки до наступления ночи, — проквакала она из-за двери. — Будет вам комната!
Комната…
Комната Джакопо Верде!
10
Поселившись в тот же вечер в комнате Джакопо, я постарался влезть в его шкуру и понять, что он чувствовал: я сложил свои вещи в его сундучок, сел на его кровать и уставился в окно.
Что представляла собой несчастная жертва из колонны? Какие радости и печали испытывал он за месяцы, проведенные в грязном домишке на улице Сола? Был ли он счастлив настолько, чтобы ценить дарованную ему жизнь? И какой злой дух позволил отнять ее таким ужасным способом?
— Салаи — тоже один из ваших учеников?
— Салаи… — Он поколебался. — Ах, Салаи! Он со мной уже лет двадцать. Сейчас он уже сложившийся художник, и с ним считаются в мастерской. Есть еще Марко, Чезаре, Лоренцо и молодой Франческо Мелци, на которого я возлагаю большие надежды. Их присутствие служит мне утешением и отвлекает от тех немецких зеркальщиков и доставляемых ими хлопот. Да вот хотя бы! Ты и представить не можешь… На днях видели, как они вместе со швейцарскими гвардейцами стреляли из аркебуз в птиц! Стрелять в птиц, в Ватикане!
Я совсем не был расположен выслушивать жалобы старца на своих ассистентов. Я указал ему на картину за занавеской:
— Новый шедевр?
— Увы! Рука уже не та, глаза не те, и кисти почему-то стали не такими легкими… Но признаюсь, да, я начал писать. Один сюжет давно уже сидел у меня в голове, но в связи с последними событиями… — Он спохватился. — Я больше не могу делать несколько дел одновременно.
— Вы мне ее покажете?
— Непременно… в свое время. Хотя… Разве не говорят обо мне, что я много начинаю и мало заканчиваю? Сам папа однажды попенял на это. Но поговорим о тебе. Ты принял предложение кардинала?
— Мне кажется, оно исходило от вас…
— Да, так. И все же ты должен помнить, что тот, за кем мы охотимся, столь же порочен, сколь и умен. Если мы хотим обезвредить его, надо выманить его из логова.
— А как?
Леонардо подошел к огню, чтобы осушить руки.
— Я долго размышлял после того, как мы нашли в колонне Траяна головы Джакопо Верде и старухи. Мне повезло, что меня не засадили в темницу Сант-Анджело, как тебя, и я был относительно свободен в своих действиях. Я даже исследовал тело Джентиле Зара, о чем я и доложил вчера. Впрочем, мне кажется, я в последний раз побывал в анатомичке. Мне дали понять, что… Но это к делу не относится. А что касается нашего дела, думаю, могу утверждать, что знаю: все это имеет свой смысл.
— Что вы знаете?
Леонардо взглянул на меня, и впервые я заметил в его глазах растерянность.
— Нелегко объяснить, Гвидо. Скажем… мы с тобой с самого начала предполагали некую связь между этими убийствами, не так ли? Так вот! Сегодня я твердо уверен в ее существовании, но еще не в состоянии ни назвать ее, ни дать определение. Труп с мечом в спине, голый старик на лестнице, таинственный персонаж в маске удода, окровавленные головы, отделенные от тел… Все эти детали, изощренность мне что-то напоминают, они — словно лица людей, имена которых я не могу вспомнить. Или фигуры, виденные однажды мельком. Но в чем я уверен, так в том, что все это взаимосвязано, Гвидо, и все это мне смутно знакомо. Убийца что-то сообщает нам, что-то уже мне известное.
— Это может помочь нам найти его?
— Не сразу, нет. Однако идея покопаться в библиотеке Ватикана неплоха. Возможно, существуют какая-то легенда, книга, похожие преступления, описанные в хрониках… Или какая-нибудь позабытая традиция времен Древнего Рима. Ведь недаром последнее убийство произошло в Форуме. Томмазо Ингирами мог бы посодействовать тебе, но дело-то очень уж щекотливое.
Мы сели на одну из скамеек у камина.
— Нам во что бы то ни стало нужна новая информация об убийце, которая навела бы на его след. Начать хотя бы с этого Джакопо Верде… Кем он был на самом деле, с кем встречался, выбрали его случайно или была на то причина?
— Он занимался проституцией, разве не так?
— Таких в Риме сотни. Почему именно он?
— И вы уже знаете, от кого получить ответы на эти вопросы?
— От тебя.
— От меня?!
— Ну разумеется! Ты молод, примерно его возраста, внушаешь доверие. Тебе скажут больше, чем капитану полиции. Если ты ловко повыспрашиваешь домовладелицу, соседей, парней из этого квартала… ну и прочее…
— Вы… вы хотите, чтобы я отправился на улицу Сола?
— Честно говоря, было бы лучше, если бы ты там поселился… Потому что я не могу понять одного: в комнате Верде было найдено лишь немного старой одежды. Ни личных вещей, ни денег. А ведь он жил там несколько месяцев и исправно платил за жилье. Значит, у него водились деньги, хоть немного… Что с ними стало?
— Убийца сперва обокрал его.
— Сомневаюсь, чтобы этот молодой человек, зарабатывавший своим телом, имел неосторожность повсюду ходить с кошельком. Либо убийца сперва ограбил его комнату. Тогда следует выяснить, не видел ли кто-нибудь из соседей входящего к Джакопо Верде мужчину?
Перспектива остаться с этим делом один на один заставила меня поежиться.
— Хочу тебе поручить еще кое-что… Ты помнишь слова командора, сказанные вчера утром?
— Какие именно?
— По поводу кого-то или чего-то исчезнувшего. «Необъяснимое исчезновение» — так он выразился. Похоже, он увидел в этом исчезновении некую связь с одним из убийств.
— Командор Сан-Спирито никогда не отличался прозорливостью… — предположил я.
— Согласен. Но меня удивила не его мысль, а отношение к ней Бибьены. Показалось, наш кардинал был крайне раздражен — так жестко он одернул командора. А между тем накануне мы все вместе обсуждали всевозможные последствия этого дела: не было и намека на какое-либо исчезновение. И если оно действительно имело место, если даже командор усмотрел связь его с убийствами и раз уж Бибьена не хочет, чтобы о нем упоминали, значит, он от нас что-то скрывает. Что за секреты? Почему он обратился к нам за помощью? Вот в чем загадка, Гвидо.
Часом позже я вошел в библиотеку Ватикана.
В ней находилось трое или четверо читателей, но, к моей досаде, Томмазо Ингирами там не оказалось. Как мне сказали, префект заболел. Пришлось обратиться к его помощнику Гаэтано Форлари. Тот приветливо встретил меня, внимательно выслушал мою просьбу.
Истинной цели моего прихода я ему не открыл: с одной стороны, скандал, устроенный Аргомбольдо в мое первое посещение, призывал к осторожности. С другой стороны, если уж мне следовало изъясняться поточнее для пользы расследования, мне в то же время нужно было выражаться потуманнее, дабы не вызвать подозрений. Никто не должен был знать об убийстве на Форуме или о двух головах в колонне. Таким образом, мне пришлось сказать Гаэтано, что Леонардо поручил мне разыскать материалы об обычаях и нравах Древнего Рима, о совершенных ранее преступлениях и правосудии. Не известны ли ему какие-либо работы, относящиеся к истории города, о чем-либо из ряда вон выходящем? В частности, уточнил я, меня интересуют все трагические события, имевшие место среди античных памятников, а также их официальное объяснение.
Гаэтано поглядел на меня круглыми глазами, затем подвел меня к одной из полок латинского зала, на которой находилось много томов судебных анналов.
Я просматривал книги до наступления вечера и не нашел ничего похожего на убийства, связанные с античными колоннами. Я снова поинтересовался у Гаэтано, нет ли других работ на эту тему, но библиотекарь только развел руками. По его словам, просветить меня мог один Аргомбольдо, знания которого в этой области были неоспоримы.
Встречу с этим мрачным господином я отложил на более позднее время, а сам решил, пока еще светло, отправиться в пансион Джакопо Верде.
Пьяцца ди Шарра пользовалась весьма дурной репутацией: там кишел разный сброд, подобно тому, как в гниющем трупе кишат черви. Улица Сола, ведущая к ней, была самой отвратительной, вокруг теснились домишки без возраста, которые клонились во все стороны, иногда соприкасаясь друг с другом, и казалось чудом, что они до сих пор не обрушились на прохожих. В свете угасающего дня та лачуга, которая на несколько месяцев приютила Джакопо Верде, казалась самой неустойчивой, готовой в любой момент развалиться. Деревянные части прогнили, по стенам сочилась вода, а дверь скрипела на петлях так, словно все сооружение издавало стоны ревматика.
На этом фоне домовладелица сливалась со своим владением: костлявая старуха с клюкой; из грязного головного платка выглядывало покрытое пятнами лицо.
— Что вы хотите?
— Хотел бы поговорить с вами, синьора.
Она раздраженно передернула плечами:
— У меня нет никакого желания разговаривать. Вам нужна комната? Хорошо. Нет? Проваливайте.
Охлажденный приемом, я мгновенно подумал о выгоде, которую мог бы извлечь из ее предложения.
— Комната? У вас есть комната?
Ее глазки-горошинки недоверчиво сузились:
— Разве комната вам не нужна?
— Да, конечно! Комната!.. Дело в том, что я уже устал искать ее, уже пришел в отчаяние…
— Обычное дело: праздники. Уже неделю у меня пустует одна. Никто не хочет вселяться. Вы слышали, что произошло на днях? Парень на колонне…
— В Рим я прибыл сегодня утром, прямо из Флоренции. А что произошло?
Она, похоже, напряженно размышляла, потому что глаза ее сузились еще больше, почти затянувшись пятнистой кожей.
— Из Флоренции, говорите? Путешествуете налегке, без сундучка, без котомки?
— Я… я оставил их на постоялом дворе, пока не подыщу себе жилье и…
Старая карга скрипуче засмеялась, обнажив почерневшие пеньки от двух зубов.
— Ха-ха! Постоялый двор! Да там полно воров! Впрочем, их везде хватает!
— Верно. Поэтому мне и нужна отдельная комната. Вы сдадите?
Она долго рассматривала меня с ног до головы. Затем быстро спросила:
— У вас есть чем платить?
— Я… я небогат… Но все же…
— Есть чем платить или нет? Куатрино в неделю плюс задаток на тот случай, если сломаете кровать. У вас деньги есть?
Я порылся в кошельке, пересчитал наличность. Руки мои дрожали. Я протянул ей две монетки, которые она поспешно засунула куда-то под юбку, бесстыдно задрав ее. Громкий голос на улице заставил меня повернуть голову. В это время старуха скользнула за дверь и захлопнула ее перед моим носом.
— Притаскивайте ваши пожитки до наступления ночи, — проквакала она из-за двери. — Будет вам комната!
Комната…
Комната Джакопо Верде!
10
Поселившись в тот же вечер в комнате Джакопо, я постарался влезть в его шкуру и понять, что он чувствовал: я сложил свои вещи в его сундучок, сел на его кровать и уставился в окно.
Что представляла собой несчастная жертва из колонны? Какие радости и печали испытывал он за месяцы, проведенные в грязном домишке на улице Сола? Был ли он счастлив настолько, чтобы ценить дарованную ему жизнь? И какой злой дух позволил отнять ее таким ужасным способом?