Семь клинков во мраке
Часть 25 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И на землю рухнуло тело.
Я рывком развернулась. Увидела, как дымится ствол ружья, как солдат лежит на земле. Увидела, как течет кровь из раны, зияющей на его груди. Увидела, как блестит алым длинный, тяжелый нож в руке татуированного, полуголого обитателя с безумной улыбкой на лице.
– Ну и ну… – прохрипела Слепая сестра, прошаркав вперед. К ее приспешнику подбежали еще двое. – Какие богатства нам ниспослал сегодня Видящий Бог. Еретичку, избыток безбожников и…
В меня вперились ее пустые глазницы. Сморщенные губы вздернулись в оскале. Рот разинулся в пронзительном визге и…
Ну, знаешь, как бывает, когда встречаешь нового человека и не знаешь его имя, а он твое – да? Неловко выходит.
– Убить еретиков!
И когда они хотят тебя прикончить?
– Принести мне орудие! Принести Какофонию!
Ага.
Именно.
16
Старкова Блажь
Сущая правда то, что после похищений, сжиганий на костре, разрушений целых городов совсем немногие обитатели Шрама отзываются о добром народе Обители ласковым словом. Но если проведешь с ними чуток времени, ты узнаешь, что у них немало и хороших качеств.
– ИЗДОХНИ, ЕРЕТИК!!!
Например, их рвение.
Здоровяк с окровавленным ножом сиганул через корчащегося на земле солдата. Воздух окрасился алым, обитатель бешено замахал клинком, ринувшись ко мне с криком и кровью на губах. Даже мимо революционеров пронесся, как будто их там не стояло.
Пока они, конечно, не начали стрелять.
Загрохотали штык-ружья. Заклубился дым. Я услышала, как у моего уха просвистела пуля – и пробила человеческий череп. На коже обитателя расцвели пять красных бутонов, самый большой и яркий – в самом центре лба.
Я оглянулась. Кэврик по-прежнему смотрел в прицел своего штык-ружья и следил за обитателем.
И это оказалось хорошей идеей. Ведь когда вокруг моего горла сомкнулись руки, я поняла, что здоровяк не совсем умер.
– Издохни… издохни… издохни… – зарычал он, то ли про меня, то ли про себя, я так и не поняла.
Чтобы удушить меня, он выронил оружие, позабыв про тактику в безудержном стремлении убить, пока его не оставили силы. Но кровь неумолимо вытекала из ран, и хватка слабела.
Но он все же ощутил перо, которым подбежавшая Лиетт проткнула ему вену на запястье. Обитатель заорал. Я вскинула Какофонию, врезала рукоятью ему по черепу. Хрустнула кость, и ублюдок наконец понял намек – рухнул на землю, неподвижный. А револьвер в моей ладони приятно потеплел.
Эта сцена ему понравилась.
А следующая рисковала понравиться гораздо больше.
– Огонь! Открыть огонь!
Кэврик кричал скорее для себя, чем для солдат. Те, перезарядив пылающее оружие, палили по обитателям. Бездумно, зажмурившись, до смерти перепуганные, как в первый раз на задании, не целясь и даже не глядя.
Так что убраться с дороги становилось, мать их еб, очень трудно.
Пригнувшись и схватив Лиетт за руку, я метнулась на другую сторону, в очередной закоулок, который, как выяснилось, упирался в городскую стену. Лучшего места, чтобы нас зажали, я выбрать не могла.
– Стоять тут, – рявкнула я, вталкивая Лиетт вглубь закоулка.
Она не стала задавать вопросов, только едва заметно кивнула. Даже если она знает, в какую мышцу надо ранить человека, чтобы он разжал хватку, Лиетт – не воительница. Я, впрочем, тоже.
Я и револьвер в моей руке?.. Мы – убийцы.
Когда я развернулась и выглянула, Какофония уже гудел, ожидая, когда ему дадут волю. Среди гвалта, криков фанатиков и грохота выстрелов он явно сотворит еще больше хаоса. Однако хаос – штука полезная лишь в том случае, когда он от тебя подальше. А тут вся улица буквально ожила от летящих пуль.
– Смерть еретикам!
Не то чтобы обитателей это тревожило.
Ближайший к нам революционер, пятившийся посреди улицы в отчаянной попытке добраться до товарищей, спустил курок. Пуля просвистела, взрезала окровавленную руку. Обитатель даже ничуть не замедлился и, прыгнув, повалил солдата на землю.
Взвыл металл, взметнулась кровь; фанатик механически вонзал нож, пробивая тщетные, суматошные попытки защититься парня, кричавшего о помощи.
Я понадеялась, что товарищи его услышали. Потому что сама была совсем не в настроении помирать.
Опять брызнула кровь, очередная пуля угодила обитателю в ребра. Она должна была его прикончить. Понятия не имею, почему этого не произошло. Как и солдат, который стрелял. Несчастный революционный придурок тупо глядел, уронив челюсть; обитатель подхватил свой вечно горящий факел и метнул его солдату в лицо.
Тот заорал и упал на колени, хватаясь за обожженную плоть. Другой наклонился, чтобы ему помочь. Достойно восхищения, но неразумно. Они не увидели, как обитатель одним прыжком оказался рядом и проткнул их обоих клинком.
Воздух пропитался страхом, кровью, пулями. Двое революционеров рухнули с криками, бестолково взмахнув оружием. Их товарищи вонзили в бока обитателя штыки. Тот взвыл от ярости, не обращая внимания ни на что, кроме крови на клинке и тел под ним.
С едким запахом дыма смешалась вонь страха и испражнений.
Я выскочила из переулка, надеясь, что за этим разнузданным смертоубийством и стрельбой никто не заметит, как я бегу к воротам. План, разумеется, казался отменным – пока я не вспомнила, что обитателей было трое.
Я затормозила как раз вовремя; чуть-чуть – и попала бы под летящий клинок. Обитатель взревел и снова замахнулся. Я по большей части не различаю фанатиков, но этого узнала. Вернее, узнала раны на его лице. Я же сама этому мудаку чуть череп не проломила.
Так какого ж хера он до сих пор держится?
Он ринулся ко мне. Джефф в моей руке вскинулся навстречу его массивному клинку. Приняв удар на крестовину, я от души пнула здоровяка коленом в пах. Когда и это не сработало, я двинула туда же Какофонией.
Латунь ударила ему между ног, и обитатель, пошатнувшись, свалился. Но намек не понял даже после пинка в челюсть. Он уже соскребался обратно на ноги.
Я огляделась. Земля была залита кровью обитателей, а вот трупов этих самых обитателей рядом почему-то не было. Они продолжали сражаться, с дырами от пуль, с рваными ранами от штыков – и без следов усталости, не говоря уже том, чтобы наконец сдохнуть.
За всем этим блеском крови и стали я с трудом различила пару адских огней в пустых глазницах. Сестра стояла неподалеку, опираясь на посох, скаля острые зубы в кривой усмешке.
Она. Какой бы ебнутой магией сестра ни владела, это она держала своих бойцов на ногах. Если убрать ее, поняла я, у меня будет шанс покончить с этим. Я припала на колено, вонзила меч в землю. Расслышала звон патронов, крики умирающих…
– Великий Генерал с нами, братья.
И, прорезавшийся сквозь них звук, возвещающий, что дело резко становится хуже.
На другом конце переулка появился Хранитель Реликвии Тягостный. Ничуть не обеспокоенный месивом вокруг, он перешагнул через тела павших братьев. Встал во весь рост, вскинул Реликвию, это чуждое орудие, и прицелился. И оно, странное, каменное орудие, не выстрелило – а зашевелилось. Реликвиям не свойственны столь примитивные действия вроде стрельбы.
О нет.
Это орудие пробудилось.
И взвыло.
Однажды мне уже не повезло оказаться под прицелом Реликвии. И пусть мне повезло выжить, я никогда не забуду звук, который она издала. Стон земли под ногами. Скрежет камня, что рвался оттуда наружу. Звук, заставивший меня вжаться в землю, лицом вниз, и закрыть голову руками.
Словно это могло помочь.
Кристалл на конце Реликвии вспыхнул ослепительным светом. А затем исторг жуткий град снарядов. Из пасти орудия вылетели тонкие световые иглы, ярче солнца, похожие на затвердевшие разряды молнии. Они неслись с хриплым свистом, оставляя за собой дым и пробивая сквозные, идеально ровные дыры в древесине, в земле…
И в плоти.
Обитатели разинули рты, крича и изрыгая проклятия. Звуки мучений утонули в скрипе и стоне, хриплых присвистах пронизывающего их света. Обитатели падали один за другим. Первый – разрубленный на две части, второй – на шесть, третий – с огромной дырой в груди.
Ну, или так мне показалось. Считать снизу было сложновато. Как и расслышать что-либо. Поднять голову я не осмеливалась. По крайней мере, пока звук не стих и в неподвижном воздухе не повисла лишь вонь паленой плоти.
Ни дыма. Ни огня. Ни новой крови. Реликвии – не для резни. Реликвии – для зачистки. Их держат не для того, чтобы убивать. А чтобы стирать с лица земли.
Обитатели остались лежать там, где рухнули; их раны были обескровлены, словно кто-то просто-напросто вырвал из них кожу, кости, органы, оставил одну оболочку. Революционеры – из тех, кто еще держался, – лежали неподалеку. А тем, кто в мучениях пал от рук обитателей, наверное, даже повезло – в отличие от несчастных, которых разорвал на куски собственный товарищ.
Откуда взялись эти Реликвии, знал только Великий Генерал. Они могли с сотни ярдов попасть птице в глаз, не проронив и капли крови. Но лишь в том случае, если они в руках умелого стрелка. А если стрелку было плевать, куда он попадет…
Взгляд зацепился за знакомый силуэт. В луже крови, у стены, лицом в грязь лежал Кэврик. Его ладони по-прежнему тщетно цеплялись за штык-ружье, словно он все еще не был готов сдаться, даже сейчас. Я не могла понять, убила ли его Реликвия или обитатели.
– Ах ты ж, твою мать…
Не знаю, почему я так сказала. Или почему меня это задело. Что бы вы ни болтали про защиту простого люда Шрама, революционеры такие же жестокие и злобные скоты, как и те, против кого вы сражаетесь. Меня не должна была волновать очередная кучка ваших мертвецов.
Но, блядь, он ведь казался таким… хорошим, понимаешь?
Я хотела подползти ближе, чтобы проверить, вдруг обошлось. Или, может, просто закрыть ему глаза. Не знаю. Неважно.
– Не лей по ним слезы.
Но у меня была иная проблемка.
Я рывком развернулась. Увидела, как дымится ствол ружья, как солдат лежит на земле. Увидела, как течет кровь из раны, зияющей на его груди. Увидела, как блестит алым длинный, тяжелый нож в руке татуированного, полуголого обитателя с безумной улыбкой на лице.
– Ну и ну… – прохрипела Слепая сестра, прошаркав вперед. К ее приспешнику подбежали еще двое. – Какие богатства нам ниспослал сегодня Видящий Бог. Еретичку, избыток безбожников и…
В меня вперились ее пустые глазницы. Сморщенные губы вздернулись в оскале. Рот разинулся в пронзительном визге и…
Ну, знаешь, как бывает, когда встречаешь нового человека и не знаешь его имя, а он твое – да? Неловко выходит.
– Убить еретиков!
И когда они хотят тебя прикончить?
– Принести мне орудие! Принести Какофонию!
Ага.
Именно.
16
Старкова Блажь
Сущая правда то, что после похищений, сжиганий на костре, разрушений целых городов совсем немногие обитатели Шрама отзываются о добром народе Обители ласковым словом. Но если проведешь с ними чуток времени, ты узнаешь, что у них немало и хороших качеств.
– ИЗДОХНИ, ЕРЕТИК!!!
Например, их рвение.
Здоровяк с окровавленным ножом сиганул через корчащегося на земле солдата. Воздух окрасился алым, обитатель бешено замахал клинком, ринувшись ко мне с криком и кровью на губах. Даже мимо революционеров пронесся, как будто их там не стояло.
Пока они, конечно, не начали стрелять.
Загрохотали штык-ружья. Заклубился дым. Я услышала, как у моего уха просвистела пуля – и пробила человеческий череп. На коже обитателя расцвели пять красных бутонов, самый большой и яркий – в самом центре лба.
Я оглянулась. Кэврик по-прежнему смотрел в прицел своего штык-ружья и следил за обитателем.
И это оказалось хорошей идеей. Ведь когда вокруг моего горла сомкнулись руки, я поняла, что здоровяк не совсем умер.
– Издохни… издохни… издохни… – зарычал он, то ли про меня, то ли про себя, я так и не поняла.
Чтобы удушить меня, он выронил оружие, позабыв про тактику в безудержном стремлении убить, пока его не оставили силы. Но кровь неумолимо вытекала из ран, и хватка слабела.
Но он все же ощутил перо, которым подбежавшая Лиетт проткнула ему вену на запястье. Обитатель заорал. Я вскинула Какофонию, врезала рукоятью ему по черепу. Хрустнула кость, и ублюдок наконец понял намек – рухнул на землю, неподвижный. А револьвер в моей ладони приятно потеплел.
Эта сцена ему понравилась.
А следующая рисковала понравиться гораздо больше.
– Огонь! Открыть огонь!
Кэврик кричал скорее для себя, чем для солдат. Те, перезарядив пылающее оружие, палили по обитателям. Бездумно, зажмурившись, до смерти перепуганные, как в первый раз на задании, не целясь и даже не глядя.
Так что убраться с дороги становилось, мать их еб, очень трудно.
Пригнувшись и схватив Лиетт за руку, я метнулась на другую сторону, в очередной закоулок, который, как выяснилось, упирался в городскую стену. Лучшего места, чтобы нас зажали, я выбрать не могла.
– Стоять тут, – рявкнула я, вталкивая Лиетт вглубь закоулка.
Она не стала задавать вопросов, только едва заметно кивнула. Даже если она знает, в какую мышцу надо ранить человека, чтобы он разжал хватку, Лиетт – не воительница. Я, впрочем, тоже.
Я и револьвер в моей руке?.. Мы – убийцы.
Когда я развернулась и выглянула, Какофония уже гудел, ожидая, когда ему дадут волю. Среди гвалта, криков фанатиков и грохота выстрелов он явно сотворит еще больше хаоса. Однако хаос – штука полезная лишь в том случае, когда он от тебя подальше. А тут вся улица буквально ожила от летящих пуль.
– Смерть еретикам!
Не то чтобы обитателей это тревожило.
Ближайший к нам революционер, пятившийся посреди улицы в отчаянной попытке добраться до товарищей, спустил курок. Пуля просвистела, взрезала окровавленную руку. Обитатель даже ничуть не замедлился и, прыгнув, повалил солдата на землю.
Взвыл металл, взметнулась кровь; фанатик механически вонзал нож, пробивая тщетные, суматошные попытки защититься парня, кричавшего о помощи.
Я понадеялась, что товарищи его услышали. Потому что сама была совсем не в настроении помирать.
Опять брызнула кровь, очередная пуля угодила обитателю в ребра. Она должна была его прикончить. Понятия не имею, почему этого не произошло. Как и солдат, который стрелял. Несчастный революционный придурок тупо глядел, уронив челюсть; обитатель подхватил свой вечно горящий факел и метнул его солдату в лицо.
Тот заорал и упал на колени, хватаясь за обожженную плоть. Другой наклонился, чтобы ему помочь. Достойно восхищения, но неразумно. Они не увидели, как обитатель одним прыжком оказался рядом и проткнул их обоих клинком.
Воздух пропитался страхом, кровью, пулями. Двое революционеров рухнули с криками, бестолково взмахнув оружием. Их товарищи вонзили в бока обитателя штыки. Тот взвыл от ярости, не обращая внимания ни на что, кроме крови на клинке и тел под ним.
С едким запахом дыма смешалась вонь страха и испражнений.
Я выскочила из переулка, надеясь, что за этим разнузданным смертоубийством и стрельбой никто не заметит, как я бегу к воротам. План, разумеется, казался отменным – пока я не вспомнила, что обитателей было трое.
Я затормозила как раз вовремя; чуть-чуть – и попала бы под летящий клинок. Обитатель взревел и снова замахнулся. Я по большей части не различаю фанатиков, но этого узнала. Вернее, узнала раны на его лице. Я же сама этому мудаку чуть череп не проломила.
Так какого ж хера он до сих пор держится?
Он ринулся ко мне. Джефф в моей руке вскинулся навстречу его массивному клинку. Приняв удар на крестовину, я от души пнула здоровяка коленом в пах. Когда и это не сработало, я двинула туда же Какофонией.
Латунь ударила ему между ног, и обитатель, пошатнувшись, свалился. Но намек не понял даже после пинка в челюсть. Он уже соскребался обратно на ноги.
Я огляделась. Земля была залита кровью обитателей, а вот трупов этих самых обитателей рядом почему-то не было. Они продолжали сражаться, с дырами от пуль, с рваными ранами от штыков – и без следов усталости, не говоря уже том, чтобы наконец сдохнуть.
За всем этим блеском крови и стали я с трудом различила пару адских огней в пустых глазницах. Сестра стояла неподалеку, опираясь на посох, скаля острые зубы в кривой усмешке.
Она. Какой бы ебнутой магией сестра ни владела, это она держала своих бойцов на ногах. Если убрать ее, поняла я, у меня будет шанс покончить с этим. Я припала на колено, вонзила меч в землю. Расслышала звон патронов, крики умирающих…
– Великий Генерал с нами, братья.
И, прорезавшийся сквозь них звук, возвещающий, что дело резко становится хуже.
На другом конце переулка появился Хранитель Реликвии Тягостный. Ничуть не обеспокоенный месивом вокруг, он перешагнул через тела павших братьев. Встал во весь рост, вскинул Реликвию, это чуждое орудие, и прицелился. И оно, странное, каменное орудие, не выстрелило – а зашевелилось. Реликвиям не свойственны столь примитивные действия вроде стрельбы.
О нет.
Это орудие пробудилось.
И взвыло.
Однажды мне уже не повезло оказаться под прицелом Реликвии. И пусть мне повезло выжить, я никогда не забуду звук, который она издала. Стон земли под ногами. Скрежет камня, что рвался оттуда наружу. Звук, заставивший меня вжаться в землю, лицом вниз, и закрыть голову руками.
Словно это могло помочь.
Кристалл на конце Реликвии вспыхнул ослепительным светом. А затем исторг жуткий град снарядов. Из пасти орудия вылетели тонкие световые иглы, ярче солнца, похожие на затвердевшие разряды молнии. Они неслись с хриплым свистом, оставляя за собой дым и пробивая сквозные, идеально ровные дыры в древесине, в земле…
И в плоти.
Обитатели разинули рты, крича и изрыгая проклятия. Звуки мучений утонули в скрипе и стоне, хриплых присвистах пронизывающего их света. Обитатели падали один за другим. Первый – разрубленный на две части, второй – на шесть, третий – с огромной дырой в груди.
Ну, или так мне показалось. Считать снизу было сложновато. Как и расслышать что-либо. Поднять голову я не осмеливалась. По крайней мере, пока звук не стих и в неподвижном воздухе не повисла лишь вонь паленой плоти.
Ни дыма. Ни огня. Ни новой крови. Реликвии – не для резни. Реликвии – для зачистки. Их держат не для того, чтобы убивать. А чтобы стирать с лица земли.
Обитатели остались лежать там, где рухнули; их раны были обескровлены, словно кто-то просто-напросто вырвал из них кожу, кости, органы, оставил одну оболочку. Революционеры – из тех, кто еще держался, – лежали неподалеку. А тем, кто в мучениях пал от рук обитателей, наверное, даже повезло – в отличие от несчастных, которых разорвал на куски собственный товарищ.
Откуда взялись эти Реликвии, знал только Великий Генерал. Они могли с сотни ярдов попасть птице в глаз, не проронив и капли крови. Но лишь в том случае, если они в руках умелого стрелка. А если стрелку было плевать, куда он попадет…
Взгляд зацепился за знакомый силуэт. В луже крови, у стены, лицом в грязь лежал Кэврик. Его ладони по-прежнему тщетно цеплялись за штык-ружье, словно он все еще не был готов сдаться, даже сейчас. Я не могла понять, убила ли его Реликвия или обитатели.
– Ах ты ж, твою мать…
Не знаю, почему я так сказала. Или почему меня это задело. Что бы вы ни болтали про защиту простого люда Шрама, революционеры такие же жестокие и злобные скоты, как и те, против кого вы сражаетесь. Меня не должна была волновать очередная кучка ваших мертвецов.
Но, блядь, он ведь казался таким… хорошим, понимаешь?
Я хотела подползти ближе, чтобы проверить, вдруг обошлось. Или, может, просто закрыть ему глаза. Не знаю. Неважно.
– Не лей по ним слезы.
Но у меня была иная проблемка.