Семь клинков во мраке

Она потянулась к стакану. Кулаки Третты вновь обрушились на столешницу. Сэл, нахмурившись, наблюдала за тем, как ее стакан летит и превращается в осколки.

– Хм, как грубо. – Она подняла взгляд. – Что же я буду пить?..

Договорить ей не дали затянутые в перчатки пальцы, схватившие ее за ворот. Третта сдернула пленницу со стула и ощерилась ей прямо в лицо.

– Я была готова признать, что ты просто очередной головорез, – прорычала она. – Очередной скиталец, который шлялся по пустыне и волею случая попал в историю не по зубам. Я была готова сделать этот разговор легким, а твою смерть – безболезненной. Пока ты не произнесла эти имена.

Сэл и глазом не моргнула, несмотря на руки Третты на своем вороте и на горячее дыхание, обдававшее лицо с каждым словом. Пленница безучастно смотрела в ответ.

– Значит, друзьями нам не стать? – поинтересовалась она.

Третта швырнула ее на стул так, что он проскрежетал по полу и с грохотом врезался в стену. Голова Сэл ударилась об стену почти беззвучно. Пленница подняла закованные в кандалы руки к затылку, на пальцах осталась кровь. На лице Сэл не отразилось даже намека на боль или страх. Третта ткнула в нее пальцем.

– Пока ты не произнесла эти имена, тебя ждала быстрая смерть. Но уверяю, я доставлю сюда допросчика из штаба самого Великого Генерала, и он выбьет из твоей пасти все до последнего слога, если ты сейчас не выложишь то, что о них знаешь. – Она вскинула палец перед лицом Сэл. – Единственный шанс. Не испытывай мое терпение.

Как и у всякого солдата Революции, карьера Третты Суровой измерялась не временем, а кровью. Третта смотрела в глаза имперской сволочи, подонков-скитальцев, дезертиров-контрреволюционеров и видела в них всю ненависть, злобу и страх, которые умирающий изрыгал в мир, прежде чем проронить последние капли крови в пыль. Но в тусклом свете камеры, в холодной голубизне глаз пленницы Третта увидела то, с чем прежде никогда не сталкивалась, уже второй раз за тот день.

Сэл глядела на женщину, которая могла приказать ее пытать, расчленить или бросить на съедение псам, и только безучастно и устало вздыхала.

– Ладно. – Она откинулась на спинку стула. – Полагаю, если имена тебе известны, ты слышала и о Заговоре против Короны.

Третта кивнула.

Шпионы-ноли в столице докладывали Уэйлессу о неумолимо растущем недовольстве среди магов Империи. Как только раскрылось, что будущий Император, юный Алтон, совершенно не обладает магическим даром, они подняли восстание.

Сие было доказательством, как утверждали философы Революции, неимоверного высокомерия Империума. Маги едва считали нолей людьми и не стали бы подчиняться одному из них. На одной чаше весов оказались десять тысяч лет верности империи, которую они выстроили. На другой – десять тысяч лет власти. И маги сделали свой выбор.

Они выбрали войну.

Одни открыто бунтовали и нападали на бывших товарищей. Другие без лишнего шума ускользали в Шрам, становились скитальцами, искали наживы.

Однако некоторых не устраивало ни то, ни другое.

Заговор был окутан туманом. План свержения правящей семьи и коронации полноценного мага так и не был раскрыт полностью, или его подробности не вышли за стены дворца. Известно лишь следующее: тридцать четыре мага, самых умных, самых талантливых и самых приближенных к Императрице, подняли тайное восстание, дабы убить ее, наследника и придворных, но не преуспели.

Хотя после поражения пленить их не удалось, революционеры Уэйлесса не могли не воспользоваться ситуацией. В начавшейся неразберихе Революция добилась существенных успехов – и за некоторыми стояла сама Третта.

Хорошие были времена.

Разумеется, пока эти тридцать четыре мага не появились вновь уже в Шраме, и Уэйлесс вдруг столкнулся со столь могущественными скитальцами, каких прежде еще не встречал.

– Обойдемся без пересказа, – произнесла Сэл. – Ты образованная женщина и несомненно знаешь, что стряслось с самим Заговором. – Усмешка перечеркнула ее лицо новым шрамом. – А я образованная женщина и знаю, что ваш Славный Генерал охотится на заговорщиков с тех самых пор, как они сбежали в Шрам.

– Революция полна решимости предать правосудию всю имперскую шваль до одного, – прорычала в ответ Третта. – Заговорщиков, скитальцев… – Следующее слово она и вовсе выплюнула. – Ненавистную преступницу Алое Облако…

– Алое Облако? – усмехнулась Сэл. – Ох, ну ни хера, если б я могла выдать тебе ее, мы б тут сейчас не беседовали, правда? Сложно было бы разговаривать, пока ты меня из благодарности зацеловывала бы, и все дела.

Третта сощурилась. Наверное, стоило ударить пленницу посильнее.

– Как, говоришь, твоя фамилия? – спросила Сэл. – Суровая?

Третта удивленно моргнула.

– Не припоминаю, чтобы назвала ее тебе, но да. Суровая.

– Суровая, Суровая… – Сэл задумчиво постучала пальцем по подбородку, кандалы звякнули. – Выше, чем Гордые, но ниже, чем Отважные, и куда ниже, чем Милосердные. Твоя семья, должно быть, запоздала на Революцию? – Пленница ухмыльнулась. – Поэтому Генерал дал твоему отцу имя Суровый.

– Тебе знакома Революционная история, – отметила Третта.

– Революция все еще юна, по крайней мере, в сравнении с Империумом. Не слишком долгая история. Но я определенно знаю, что ваш Генерал награждает любого, кто принесет ему сведения о заговорщиках. – Сэл цокнула языком. – Что он предложил бы тебе, военный губернатор Суровая? Новый пост? Новый чин? – Она заломила бровь. – Или новое имя?

В глазах Сэл больше не было пустоты. И Третта поняла, что сменившее ее хищное лукавство ей нравилось куда меньше.

– Продвижение по службе – это хорошо, спору нет, но с твоей смертью все кончится, верно? А вот имя… – Сэл усмехнулась, скрестила руки на груди, откинулась на спинку стула. – О, это уже новый чин для всей твоей семьи, правда? Военный губернатор Суровая достигла высот, но военный губернатор Лютая или Милосердная пробьет сраные облака, м-м? Больше продовольствия для супруга, доктора понадежней для занемогшего отца, школа получше для сына.

– У меня нет детей.

– Да плевать, я…

– И мой отец в превосходном здравии.

– Ладно-ладно, не цепляйся. Суть в том, что твой Генерал сделает из тебя по меньшей мере Отважную, когда получит сведения, что хотя бы один из заговорщиков точно мертв. А в твоих руках, милая моя, девчонка, которая может рассказать, что случилось с семерыми.


– Ты утверждаешь, что семеро из них мертвы.

– Я этого не говорила.

– Значит, живы?

– И этого не говорила.

– У меня нет времени на твои словесные игры, – прорычала Третта.

Смех Сэл прозвучал дорогим винным бокалом, разбившимся о холодные камни пола.

– Ладно, ладно. Но вот что я скажу наверняка. Убьешь меня сейчас – никогда не узнаешь, что с ними стряслось. И с Нижеградом. И с Кэвриком.

– Найдется тот, кто знает. – Третта попыталась улыбнуться, однако с непривычки вышло неловко. – Ты только что призналась в сговоре с разыскиваемой преступницей, Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе, и выдала ее жилище. Мы можем ее отыскать.

– Вы, безусловно, можете, кхм, поискать. Однако женщина, которая считает, что две фразы – это уже словесная игра, ее не отыщет. Что найдешь в тлеющей воронке на месте ее лавки в Нижеграде – все твое, милости просим. Ты скорее себя угробишь, чем обнаружишь хотя бы след.

– Тогда найдем по настоящему имени. Лиетт.

– Не найдете.

Третта зарычала.

– И почему же?

Усмешка Сэл смягчилась, стала отчужденной, усталой. Пленница опустила взгляд на свои руки и прошептала:

– Потому что это имя она называла только мне.

– Надо было убить тебя из принципа! – рявкнула Третта. – Столь наглое существо не имеет права на жизнь.

– Я-то не против. Но не думаю, что ваш Генерал обрадуется, когда узнает, что у тебя была возможность узнать, что случилось аж с семью заговорщиками, а ты ее похерила, убив меня.

– Не притворяйся, что знаешь, как мы действуем, – ухмыльнулась Третта. – Не веришь же ты, что Генерал хоть на мгновение задумается об очередном мертвом скитальце.

– Ну, никогда не брала на себя смелость утверждать, что постигла все премудрости вашей дивно досточтимой Революции, или похер какими прилагательными вы там ее называете. Я могу не знать, но слышать. И я слышала, что только за последний год ваш милостивый Генерал три раза проводил чистку личного состава. – Сэл лениво улыбнулась. – Человек, достаточно мнительный, чтобы трижды убить лучшего друга, способен в итоге выяснить что угодно. Или ты искренне считаешь, что твои солдаты отчитываются тебе – и тебе одной?

И тут с Треттой вновь произошло нечто, прежде не случавшееся.

Кровь застыла в жилах.

Нечто темное, неверное, просочилось вглубь головы, скользнуло вдоль позвоночника, свернулось кольцами вокруг ребер. Третта стряхнула его, убедила себя, что это лишь уловка скитальца – все они владели магией и не знали чести. Лишь очередная шутовская выходка. И Третта подалась вперед, чтобы сказать об этом Сэл.

Тыльной стороной ладони.

В этот миг вдруг скрипнула дверь. Третта оглянулась через плечо, увидела узкую полоску света. И темный глаз.

– Клерк Вдохновляющий, – выплюнула военный губернатор. – Как давно вы там стоите?

– Я не хотел вас прерывать, мэм. – Дверные петли застонали, и клерк неловко пробрался в камеру, покорно сложив руки. – Вы казались всецело поглощены, и я совершенно не желал прерывать и…

– И тем не менее прервали. – Третта потерла глаза. – Говорите уже, не тратьте мое время.

– О, в том-то и дело, мэм. Времени совсем нет. – Вдохновляющий поднял взгляд к окошку, сквозь которое сочился оранжевый свет заходящего солнца. – Пора, мэм. Расстрельная команда готова. Зрители собрались. – Под усами расцвела мерзкая улыбочка. – Близится казнь.

– Казнь свершится, когда я скажу.

– Разумеется, мэм, конечно, однако… – Клерк нервно глянул на Сэл, та равнодушно смотрела на него. – Вы ведь сообщили, что она свершится в это время. Мы дали знать населению, они собрались на расстрел. Подвести их было бы… – он облизнул усы, – позором.

Третта не могла не заметить ни паузу перед последним словом, ни намек на последствия. Дело не столько в позоре, сколько в прецеденте городского масштаба. Население Шрама под защитой Революции должно рассчитывать на две вещи: надлежащий порядок и жестокое наказание тех, кто его нарушает. Откладывание казни подрывает оба постулата, и это придаст смелости контрреволюционерам, которых Третта еще не успела искоренить.

Кроме того, рассудила она, перед ней ведь скиталец. Различались они разве что кичливыми, глупыми нарядами. В глубине души всякий скиталец все равно оставался имперцем, а значит, был грязным, высокомерным лжецом. И эта, что бы она там ни плела, точно такая же.

Лучше убить ее сейчас.

И все-таки… внутри Третты, извиваясь, скользило темное сомнение. На далеком горизонте ярко сияла надежда получить новое имя, новую жизнь для семьи. А тем временем перед глазами стояла кристально ясная картина.

Ее подпись внизу письма, которое придется отправить семье Гордых, – с сообщением, что ей не удалось вернуть их сына, Кэврика, домой.

Третта вздохнула, глянула на клерка.

– Команде оставаться наготове, – произнесла она. – Казнь переносится на два часа.

– Два часа?! – Клерк распахнул глаза. – Но к тому времени все уйдут ужинать! Люди, они…